Избранные и прекрасные - Нги Во
– Ну конечно, дорогой, – отозвалась Дэйзи с такой ядовитой слащавостью, что мне подумалось: она точно провалит всю игру. Однако Том продолжал расточать нам улыбки, и до меня вдруг дошло, что он обижался по-настоящему лишь в тех случаях, когда она не подпускала ему шпильки. Когда просто была собой, дулась, вела себя странно или злилась на себя.
Мы нехотя покинули мраморную лестницу. Я заметила, что на ней остались знойные отпечатки наших тел – пота, кожного жира, масла от наших духов. И понадеялась, что они сохранятся на мраморе, как вечные «снежные ангелы», которых мы с Дэйзи смогли оставить, чтобы они обитали в доме еще долго после того, как не станет нас.
Выбор мы остановили на одинаковом белом. На уме у Дэйзи были невесты, у меня – Ифигения, девственница, предназначенная для принесения в жертву на берегах Авлиды, но меня за это подняли на смех. Одеваясь, мы случайно нашли горшочек с помадой для губ, который Дэйзи когда-то давно обнаружила на шкафу. Он сумел к ней вернуться. У меня была своя помада, красивая, сливового оттенка, из «Мейси», но я повременила с ней, увидев, как Дэйзи подносит мне горшочек, зажав указательным и большим пальцами, а остальные пальцы распустив павлиньим хвостом.
– Накрась этим на удачу, – ласково предложила она. – Она же была на тебе, когда ты впервые увидела Ника.
Я позволила ей разровнять помаду на моих губах, но как удача она не ощущалась. Скорее как черта, подведенная под тем, что началось однажды в июньский день, а теперь требовало завершения. Я отмахнулась от этой мысли. Слишком уж по-протестантски она выглядела, а я как-никак современная девушка, чуждая религиозности. Нет для меня ни богов, ни идолов.
Гэтсби и Ника мы ждали в сумрачной, похожей на пещеру комнате, устроившись рядом на чудесном круглом диване, свернувшись на нем клубком, словно у нас нет костей и мы сиамские кошки. Когда дворецкий впустил гостей, мы одновременно подняли головы, вызвав у Ника улыбку. Он опустился на колени рядом со мной.
– Ты прелесть, Джордан, – прошептал он, целуя кончики моих пальцев.
– Только тебя не было рядом, чтобы это заметить, – поддразнила я.
Гэтсби оглядывался с таким любопытством, что невольно верилось, будто так он и озирался, пока шел через весь дом. Я почти слышала, как колеблются под грузом стрелки огромных весов в его голове: дом, где Дэйзи жила вместе с Томом, – в сравнении с домом, где она будет жить с ним, их окна против его окон, вышколенность прислуги Тома против его слуг.
Мы, все четверо, вскинули головы, услышав из соседней комнаты назойливое верещание телефона, потом раздался голос Тома – достаточно громкий, хоть он и старался говорить приглушенно, звучащий так примирительно, как он никогда не обращался к жене.
Видимо, Ник что-то знал, потому что не стал спрашивать, кто звонит. Дэйзи же, с другой стороны, пересекла некий Рубикон, потому что бросила туда, где по другую сторону стены стоял Том, презрительный взгляд.
– Том болтает со своей подружкой, – процедила она. – Такая милашка, правда?
Я взглянула на Гэтсби, лицо которого стало ожесточенным. Минуту я уж думала, что он вылетит из комнаты и вызовет Тома на дуэль или выкинет еще что-нибудь столь же нелепое. Однако Дэйзи взяла его за руку и не отпускала. Может, неосмотрительно и уж явно беспечно, но ей нравилось держать при себе то, что она считала своим.
Ник что-то сказал в защиту Тома, а потом вернулся и он сам, и Ник встал. Гэтсби вынул руку из пальцев Дэйзи нарочито медленно.
– Ну наконец-то, наконец-то! – голос Дэйзи звучал вяло, как переваренная макаронина. – Том, распорядись, чтобы нам приготовили напитки, хорошо?
– А я кое-что привез, – объявил Гэтсби, показывая темную запыленную бутылку без этикетки. Я предположила, что это тот самый сильнодействующий демоник из Варшавы, но Том уже отвернулся и вышел из комнаты так порывисто, что бутылка осталась у Гэтсби. Он пожал плечами и поставил ее на пол у камина. Позднее тем же вечером я нашла ее и обрадовалась, а в тот момент меня гораздо больше занимала Дэйзи, которая поднялась и увлекла Гэтсби к дивану у окна. Я мельком увидела его удивленное лицо, округлившийся рот, а потом она уселась к нему на колени, и ее платье легло вокруг меренговыми волнами.
– О, как же я тебя люблю… – промурлыкала Дэйзи, запуская пальцы в его короткие волосы, прежде чем поцеловать его. Я никогда не видела, чтобы она целовала кого-нибудь так, как его. Поцелуй был томным, предназначенным только для нее, и каким бы прекрасным он ни был и как бы я ни наслаждалась шоком Гэтсби при виде такой агрессии, собственный шок нравился мне гораздо меньше. Я считалась лучшей подругой Дэйзи, но с такой стороны ее не знала. А эта ее сторона казалась заряженным ружьем, готовым выстрелить.
– Вот он, подарок леди, – произнесла я с круглого дивана, надеясь образумить ее, пока Том не застукал и не принялся метать громы и молнии, но она лишь оглянулась на меня через плечо, хлопая ресницами.
– Тогда и ты обязательно должна поцеловать Ника, разве нет?
– Пошло, – откликнулась я, подчеркивая как свое равнодушие, так и пренебрежение, и Ник слегка пожал мне руку, одними губами выговорив «благодарю», а Дэйзи вновь завладела ртом Гэтсби. Ник терпеть не мог играть на публику и обычно лучше всего чувствовал себя, когда считал, что никто не следит за ним и никому нет дела. Я закатила глаза, давая Нику понять, какими глупыми считаю их обоих, он вознаградил меня блеклой улыбкой.
Дэйзи чуть не свалилась с колен Гэтсби, когда в дверь торопливо постучали. Том не стучался никогда, и она, приложив салфетку к глазам и губам, встала и отошла в сторону.
– Входите, – разрешила она.
К моему удивлению, явились Пэмми и ее няня, и, пока Дэйзи радостно заворковала с дочерью на понятном только им двоим языке, я взглянула на Гэтсби.
Он застыл на месте, поглощенный и завороженный этим зрелищем, но вместе с тем явно напуганный им. С некоторой долей цинизма я задумалась, как Пэмми вписывается в планы Дэйзи насчет Европы и Средиземноморья. Боже, а если она хочет, чтобы за ней присматривала я?
Мысль возникла внезапно – отрезвляющая, маловероятная, но, если вдуматься, вероятная не так уж мало. Дэйзи могла попросить присмотреть за малолетней дочерью давнюю подругу с такой же легкостью, с какой отдала бы той же подруге на время кошку.
– Вот моя радость, моя радость, любовь и жизнь, – заявила Дэйзи, взяв Пэмми за ручку и побуждая ее робко покружиться на месте.
Девочка смотрела на Дэйзи во все глаза, но, когда мать подтолкнула ее к нам,
