Юзеф Крашевский - Два света
— И свидания?
— Буквально каждый день — и в саду, и в комнатах, и на прогулках…
Старик махнул одной рукой, а другой, засмеявшись, закрыл рот…
— И вовсе не скрываются?
— Им грезится, что никто их не видит и не понимает, но это, позвольте доложить, разве только слепой не заметит…
— Как ты полагаешь: в близких они отношениях между собою?
— Этого не знаю… но, без всякого сомнения, они должны быть близки друг к другу…
— А панна Анна?
— Этот ангел, позвольте доложить, ничего не видит, потому что она невинна, как ребенок…
— Ну, а Дробицкий?
— Пан Алексей, должно быть, знает все дело, но он ловкий малый, молчит, как рыба.
— Может быть, он помогает им?
— О, нет! Они не нуждаются в посторонней помощи, сами ведут дело… Но и мешать им он также не может.
Достигнув, чего хотел, и даже узнав подробности, президент отпустил Борновского и с душевным беспокойством лег спать. Питая живейшую привязанность к своим, как называл он, детям, он опасался гибельных последствий интриги Юлиана. Не имея сил заснуть до полуночи, он вышел в сад, чтобы освежиться и придумать, что делать.
Из его комнаты в нижнем этаже были стеклянные двери в боковую аллею, и, отворив их, президент прямо очутился в тенистом парке. Уже целые полчаса блуждал он по дорожкам, как вдруг, проходя мимо липовой беседки, услышал там шум… Он заметил какие-то две фигуры, сидевшие под деревьями на скамейке и, нисколько не колеблясь в подобном случае быть шпионом, тихонько подошел ближе.
Легко догадаться, что это были Юлиан и Поля, по обыкновению, неосторожные и так сильно занятые друг другом, что даже забыли о посторонних глазах. Живой разговор довольно громко и явственно вырывался из-под лип, так что президент мог слышать каждое слово.
— Не говори мне этого! — воскликнула Поля отчаянно, страстным голосом. — Я не хочу обманывать себя надеждами, ничего не желаю в будущем… хорошо знаю, что твои родственники не позволяют тебе жениться на бедной сироте… Признайся, ведь я не рассчитывала на это, бросаясь в твои объятия? Моя любовь вознаграждена минутой счастья, ничего больше не нужно ей, будущее не наше, кто может быть уверен в нем? Я ничего не желаю, кроме твоего сердца…
Президент недоверчиво покачал головой.
— Бесценная моя Поля! — отвечал Юлиан слабым голосом. — Ты не рассчитывала на будущее, но я для собственного счастья должен упрочить его… Могу ли я прожить без тебя? Будь покойна!
— Только люби меня… больше ничего не нужно мне.
— Ты напрасно мучишь себя грозными предчувствиями.
— Не упрекай меня! Я знаю, что я отравляю желчью и ту малую чашу счастья, которая послана мне Провидением… но я не умею любить иначе: я люблю страстно и безумно отравляю и убиваю себя моею любовью. Ты сам видишь в моих глазах то равнодушие, то презрение, то изнеможение, я вспыхиваю, мучаю и тебя и себя. Это наказание за мое преступление.
— И ты называешь любовь нашу преступлением?
— Не лги передо мною. Я знаю, что сделала… Сирота, слуга — я из безумной потребности любви возмущаю семейное спокойствие там, где меня призрели, изменяю самой нежной дружбе… Это низко!.. Зато и наказание за преступление должна буду переносить одна я… Для тебя любовь пройдет, как сон, в мечтах зрелого возраста ты припомнишь ее себе, как что-то непонятное и странное… Но для меня она оставит след на всю жизнь и, может быть, по ту сторону гроба. О, я умру, должна умереть, если разлучат нас… Тогда я не сумею переносить бремя жизни, ослабею… изменю тебе и себе… с бешенством стану бросаться на людей…
Поля расплакалась. Юлиан утешал ее.
— Ребенок! Ты так мало надеешься на меня и на мое сердце…
— Золотое сердце! — возразила сирота. — Но волен ли ты следовать его внушениям? Президент, полковница каждую минуту могут понять нас, может быть, уж знают все, нападут на тебя, меня выгонят… ты поддашься им…
— Никогда! — проговорил Юлиан, собираясь с силами.
— Молчи! Ничего не обещай мне, потому что я ничего не требую. Ты воображаешь, что в награду своей навязчивой любви я приму твою руку, твое сердце, твое будущее? Нет! Я предалась тебе не с тем, чтобы ты заплатил мне за это браком… но потому, что любила тебя… безгранично. Ты думаешь, что я позволю свету оценить мое чистое сердце и сделать любовь торговлей и преступлением?.. Нет! И во мне есть своя гордость. Я охотно сама приношу жертву, но не приму ее от другого… потому что я бедна, что я хочу дарить, а не принимать…
— Поля, ангел мой!.. Подумай, что ты хочешь сделать со мною.
— Ты выпил из моих уст первое, может быть, чистейшее наслаждение жизни и не забудешь его сладости… Но ты мужчина!
— А ты женщина!
— Правда, и женщины бывают непостоянны… Но данное счастье привязывает их к тем, для кого, хоть короткое время они были ангелами, тогда как мужчин любовь истощает и делает холодными. Вы любите, пока домогаетесь любви, а достигнув ее, бросаете под ноги, как изорванный кусок вчерашнего бального наряда…
— Может быть, в самом деле, существуют подобные люди, но я…
— Каждый составляет исключение, пока любит, когда любовь минет, все похожи друг на друга…
Президент уже не слышал конца разговора, да и не имел надобности слушать далее. Пользуясь минутой горячего объятия, он незаметно отошел прочь и возвратился в свою комнату в таком беспокойстве, какого не испытывал во всю жизнь.
Впрочем, он благодарил случай, нечаянно приведший его туда, потому что подслушанный разговор лучше всего объяснил ему состояние сердец любящей пары. При всей недоверчивости своей президент не обманулся в Поле, он не обвинял, а только жалел ее.
Вначале он колебался, но голос девушки, смешиваемый со слезами и свидетельствовавший о своей искренности, рассеял в нем все подозрения… Он уже не мог заснуть, сел и думал, что начать. Полковница каждую минуту могла заметить нечаянно открытые им отношения молодых людей. Надобно было предупредить ее и то, что было делом случая, представить плодом своей предусмотрительности. Президент составил полный план, как действовать. Он порешил, не делая никаких упреков Юлиану, прежде всего обратиться к Поле — и немедленно женить Карлинского, чтобы серьезными обязанностями стереть и изгладить в нем память о теперешней интриге.
* * *На другой день президент сам искал полковницу. Пан Дельрио уехал рано поутру, а она осталась, желая вполне нарадоваться Эмилием. Счастье сделало ее равнодушной к мелким преследованиям неумолимого врага. Они сошлись перед обедом в кабинете: полковница — веселее обыкновенного, президент — бледный и взволнованный, но он еще довольно искусно разыгрывал роль человека, который умеет владеть собою.
— В последнее свидание, — начал он тихим голосом, садясь рядом с невесткой, — вы сообщили мне свои опасения насчет Юлиана и Поли.
— Полагаю, что эти опасения были не напрасны.
— Я давно… может быть, раньше вас, заметил, что они любят друг друга, но могу уверить вас, что, как прежде, так и теперь, Поля не хотела заставить Юлиана на ней жениться. С другой стороны, я знал и Юлиана: это один из благородных, но слабых характеров, в которых раздражением и препятствиями можно возбудить только энергию и упорство. Я не нашел нужным заграждать им дорогу и раздражать Юлиана, но решился дать его страсти развиться обыкновенным образом, потом она должна истощиться в самой себе.
— Может быть, расчет ваш верен, — возразила полковница, — но как бы он не обманул вас?
— Кажется, я довольно знаю человеческое сердце. Если бы мы стали препятствовать, то Юлиан поступил бы наперекор нам. А теперь — придет время, он сам собою разлюбит и бросит ее…
— Как хладнокровно вы говорите о подобных вещах!
— Как благоразумный человек. Печальная, но неоспоримая истина… Поля не имела намерения поймать Юлиана в сети: она искренно любила и любит его. Но она горда: довольно сказать ей одно слово — и она возвратит ему свободу. Я хорошо знаю ее. Теперь я хотел бы просить вас только о том, чтобы вы вполне положились на меня, не мешались в это дело и не препятствовали…
— Но что я значу здесь? — с выражением обиды воскликнула пани Дельрио.
— И прекрасно. Мне кажется, подобные дела более приличны мужчинам, чем женщинам… Надобно, наконец, пощадить и бедную Полю: дадим за ней небольшое приданое, выдадим ее замуж, а Юлиана женим.
— А если это поздно? Если Юлиан искренно любит ее?
— Да, Юлиан искренно любит ее, и в самом деле уже поздно сразу прервать их сношение, но в подобных случаях чем позже, тем безопаснее… Страсть остывает.
Полковница с видом неудовольствия и досады пожала плечами.
— Делайте, что вам угодно! — живо произнесла она. — Я ни во что не стану вмешиваться… Для меня обиднее всего та мысль, что этот ангел Анна была несколько времени окружена атмосферой этой странной интриги… Если бы все это кончилось поскорее…
