Григорий Мирошниченко - Азов
Лазутчики донесли воеводе правдиво, без вымысла:
«К султану казаки не пойдут. И мира у них не будет с турками. Противу царя войны они не замышляли. Но животы свои припрятали и ругают турского посла. Все бабы в Черкасске кричат, что из-за него-де, турского посла, царь положил великую опалу на лучших казаков и что во всем – вина Фомы. А воеводе-де не пристало громить казачьи юрты, казнить да вешать неповинных. Вспоминают казаки: мы-де с воеводой шляхту били на Москве, царя с ним спасали, царя на трон сажали. И ноне не стерпим воеводе его похвальбы…»
Татаринов, не уезжая в Черкасск, досматривал за боярином Карамышевым.
Послов не видно было. Они не показывались со стругов… С той и с другой стороны вели сношения письменно: слали грамоты, гоняли гонцов, перехватывали лазутчиков и тайно вели допросы.
А яицкий есаул Ванька Поленов делал свое: он донес воеводе, что на Дону, в Черкасске, замышляют недоброе. Он писал:
«…В землянках Мишки Татаринова и Алешки Старого в строгой тайне скрывались люди, бежавшие из Москвы и с Нижнего Новгорода: казаки да есаул Наума Васильева Сила Семенов. Осип Петров и войсковой атаман Фролов Волокита да Иван Каторжный за всех опальных казаков готовят послам отместку».
Карамышев читал эту бумагу в своем струге и почесывал седую бороду. Лицо боярина багровело от злости. Боярин встал, накинул кафтан, бобровую шапку и позвал гонца. Пришел раскосый и широкогрудый ногайский татарин.
– Сойдешь на берег, – приказал ему Карамышев, – достанешь коней – и в Москву! Отдашь в Посольском эту бумагу: она для самого царя.
Татарин взял бумагу, выскочил на берег, не задерживаясь, сел на коня и помчался.
К боярину вошел посол Андрей Савин – чернобородый и черноглазый стройный мужчина.
– Что будем делать? – спросил посла Карамышев. – Всем на Дону задержка. Не гостили бы мы у воронежского воеводы, не было б нам беды. Вот доносят мне донские людишки, что есаул Сила Семенов проскочил у нас за Воронежем прямо в Черкасск.
– Ой-ну, верно ли? – изумился посол. – Погони не было?
– Погоня была, да упустили молодца.
– Ну, лихо будет, – сказал посол. – Заварят нам кашу атаманы! Беглых с Дона нам не возвратят,
– Кто расхлебает кашу? – жаловался Карамышев. – Худое задумали: посла турецкого хотят убить. Помилуй бог! Фома не пьет, не ест. Он чует… Он-то, поди, и заварил кашу, – продолжал Карамышев. – А казаки – огонь да порох! Я их видел еще в Китай-городе.
– И я то знаю, – сказал Савин. – А что нам делать?
– Ты оденься-ка да поезжай в Черкасск немедля.
– Ой, что ты, воевода! Один я не поеду. Они убьют меня,
– Не бойся, правду скажи им. Указ царя зачти в кругу. Читай указ потверже. Твердость у них – статья похвальная. Не запинайся.
Андрюшка Савин сказал печально:
– Нет, воевода, боюсь я идти. Ты позови их лучше в свой стан. Я тут зачту указ и буду слово свое молвить к ним.
– Ну, позови, – согласился Карамышев. – Минуй нас чаша горькая!.. Фоме не говори ни слова. Иди с молитвой!
– Ладно, ужо пойду. – Савин пошел к себе на струг.
Стрельцы сошли на берег, а Михаил Татаринов послал своих гонцов в Черкасск, чтоб не дремали там. И замелькали шапки на берегу стрелецкие и казачьи.
Савин велел передать Татаринову, чтобы он немедля и без опаски всякой взошел к нему на струг. Татаринов явился смело, но держал все время руку на рукояти сабли.
– Зачем позвал? – спросил он.
Савин, не подняв головы, ответил:
– Воевода приказал всем явиться в мой стан, чтоб выслушать грамоту царскую.
Татаринов сверкнул раскосыми глазами, помолчал, поиграл саблей, на сапоги свои глянул.
– Совсем не дело говоришь, посол, – ответил он, – Идти нам к тебе всем войском Донским – то не водилось еще! Смеяться вздумал? Посмейся, коли царскую власть над нами имеешь. А мы не пойдем к тебе.
– Ты выполни то, что я велю.
– За все войско Донское отвечаю своими словами… Так на Дону не водилось и водиться не будет, чтоб каждый приезжий нас звал к себе на поклон. Мы не покланяемся никому, окромя государя. Вот ежели сам поедешь к нам с поклоном – милости просим.
Савин настаивал:
– Водилось это на Дону или не водилось, а ты поезжай и передай мое твердое слово всем казакам.
– Я поеду в Черкасск, но знай: скажу там то, что я сказал и тебе. Иного и не жди ответа! Побольше тебя были у нас послы – и те ходили к войску. И ты пойдешь к нам. Все грамоты царские в кругу у нас читают – и ты в кругу читать будешь. Не будешь читать – знать, и грамоты государевой у тебя никакой нету! Плыви назад!
Савин раздраженно сказал:
– А я к вам не пойду!
– Пойдешь! – повелительно ответил Татаринов. Круто повернулся и, тяжело ступая, сошел со струга на берег. Там сел на коня и помчался в Черкасск.
…Черкасск шумел, словно буря перед грозой. Поносили стрельцов. Ругали послов. На чем свет стоит извергали бранные слова на воеводу Карамышева.
Приехал к ним Татаринов, собрал всех и говорит:
– Атаманы и казаки войска Донского! Виданное ли то дело: посол Андрюшка Савин для зачтения царских грамот сзывает всех нас к своему стругу!..
Черкасск загудел:
– Невиданное то дело! Не пойдем! Идем к часовне…
Повалили все к часовне – месту сборов и совещаний.
Казаки бушевали.
– Посла – в куль да в воду! Глядишь – и царь поумнеет!.. Зови послов! Зови!
– Которого посла? – спросил Старой.
– Турского!
– Андрюшку Савина зовите!
– Боярина давай!
– Стрельцов всех перебьем!
– Давай посла! Ишь, войска из Москвы нагнали к нам.
– Эй, потише! – закричал Татаринов. – Убийства на Дону не будет!..
– Будет!
– Нас с Дону хотят столкнуть!
– Дон без крови никому не отдадим!
– Воеводы творят непотребное!
– Бить воеводу доразу!
– А ну потише!.. Савин едет!
В это время, окруженный стрельцами, въехал Савин.
– На круг! На круг! На круг!
– По-о-ти-ше! Все затихли.
Дрожащим голосом, но нарочито повелительно Савин произнес:
– Казакам и атаманам Дона должно быть ведомо, что государь изъявил свой гнев и немилость…
Все снова зашумели:
– А хлеба нам не дал?
– Посол турской сказывал неправды всякие!
– Из-за султана поганого немилость?
– За море синее! – крикнул Андрюшка Савин. – Вы во Царьграде жгли корабли, Галату-город.
– Султан Азовское море захватил. Мы к ним не лезем. Пускай сидит в Стамбуле!
– Пускай сидит!
– А на море пускай нам дороги не перекрывают железными цепями! И чтоб нам свободно плавать по морям. Вот что!..
– Послы боярские!.. С Царьградом мир, а на Дону война!.. Карамышев пришел казнить да вешать!
– Кого казнить! – спросил, притворясь непонимающим, посол. – Солгали вам…
– Не солгали! За турского посла послали казаков в остроги!
Савин испугался, когда к нему близко подошли, засучивая рукава кафтанов и зипунов, разгорячившиеся казаки.
– Ну, собачий сын! Притих? Читай нам грамоту. С печатью ли?
Посол побледнел:
– С печатью грамота. Печать большая, и подпись дьячья стоит на загибке, и титло царское.
Выступил Старой:
– Не то молвишь, посол. Не та грамота. Такову грамоту государи пишут равному себе – государю. Султану то писано.
Савин смутился. Полез за пазуху и достал другую грамоту.
– Чур, перепутал, казаки! – проронил он подавленным голосом.
– Не путай! – крикнули сзади. – Коли нам государь пишет, аль воеводам, аль запорожскому славному войску, – то печать на грамоте не глухая, а створчатая, а дьячьей подписи на ней не бывает, а титло царское – всё сполна.
– Чур, перепутал! – опять залепетал Савин.
– Долой посла такого! – закричали многие. – Не любо нам слушать его брехню. Он цареву грамоту попутал… Тяните на круг боярина Карамышева! Тяните! Пускай сам боярин читает нам грамоту.
Ватага с криками: «Тяните на круг боярина!» понеслась к стану, где находился Карамышев.
Фролов сказал со вздохом:
– Крови бы на Дону не пролилось! Крови не надо бы!
Но огромная взбудораженная толпа галдела:
– Побьем послов до смерти! Ответ держать нам перед богом.
– Добром послов встречали.
– Фому схватить да в воду!
Кинулись к стругу послов и приволокли Карамышева на круг к часовенке.
– Читай! – кричали повелительно.
Боярин встал с земли покачиваясь, но шапки не снял.
– Шапку сними! – кричали.
А он, гордец, стоял молча и смотрел на казаков. Потом взял из рук Савина грамоту и стал читать.
– Постой! – бешено заорали. – При царском имени – да шапку не снимает!
Точно искра, попавшая в пороховую бочку, подействовала заносчивая неосторожность и без того ненавистного боярина.
– Ты похвалялся всех перевешать на Дону? – спросил его кто-то из атаманов.
– Не похвалялся я, – ответил боярин твердо.
– Ты вызвался идти на Дон своей волей?
– Не своей волей, а по велению государя…
