Софья Бородицкая - Две невесты Петра II
— Это как же? — повторил Пётр.
— К примеру, ежели человек здоров, он и будет таким голубым. Ну а если хворь какая, то и камень захворает.
— Как так? — допытывался Пётр.
— Как только хозяин кольца — тот, кто носит его на руке, — захворает, так и кольцо, вернее, камень изменится.
— Что значит — изменится?
— А то значит, ваше величество, что и камень потускнеет, болеть станет.
— Ну-ка, княжна, дайте мне это кольцо, — попросил Пётр.
— Извольте, ваше величество, — протянула она кольцо.
Пётр без труда надел его на средний палец левой руки и, отстранив от себя руку, внимательно посмотрел на него. Цвет камня по-прежнему был ярким.
— А ты, лекарь, случаем не дурачишь всех, кто верит тебе? Смотри, камень каким был, таким и остался.
— Слава Богу, ваше величество здоровы, а то бы он не обманул вас, — убеждённо проговорил лекарь.
— Послушайте, ваше величество, — обратилась к Петру княжна Катерина, — верно, у вас есть какие-то украшения с камнями?
— Есть, немного, правда. Я не большой любитель всех этих штучек. — Он указал рукой на раскрытую шкатулку, в которой поблескивали камнями различные женские украшения.
— Прошу вас, ваше величество, — молитвенно сложив руки, сказала княжна, обращаясь к Петру, — велите их принести сюда, и мы все узнаем и про ваши камни.
Через некоторое время немногочисленные драгоценности государя, хранившиеся в небольшом кожаном мешочке, были доставлены и высыпаны на стол рядом со шкатулкой княжны.
Порывшись в них, княжна взяла в руки золотое кольцо с крупным алмазом и снова обратилась к Петру:
— Неужели, ваше величество, вы носите это колечко? Оно ведь такое маленькое.
— Нет, я не ношу его, — слегка смешавшись, ответил Пётр.
— Тогда чьё же оно? И почему вы его бережёте?
Замешкавшись на минуту, Пётр сказал, глядя на княжну:
— Это кольцо я дарил моей бывшей невесте.
— Машке Меншиковой? — спросила княжна с торжеством в голосе.
— Да, ей, — спокойно подтвердил Пётр, так же прямо глядя на княжну.
Та, уже смутившись от своего победного тона, опустила голову, но тут же обратилась к Близнецу:
— Скажи, что сулит этот камень тому, кто его станет носить?
— Этот? — повторил Близнец, беря из рук княжны тонкое кольцо с красивым крупным камнем. — Этот алмаз самый редкостный из всех камней.
Он умолк, разглядывая кольцо. Все напряжённо ждали. Наконец он заговорил, словно читая не видимые никому письмена, начертанные на камне:
— Алмаз — редкостный камень, он укрощает гнев и сластолюбие, сохраняет воздержание и целомудрие.
Он замолчал ненадолго. Все ждали, что он ещё скажет.
— Ежели маленькую его частицу истереть в порошок и дать человеку в питье, то тот непременно умрёт, и никто не дознается, отчего помер несчастный.
Некоторое время в комнате было так тихо, что стал слышен шелест сирени, росшей у самого окна.
— Ваше величество, — прервала тягостное молчание княжна Катерина, — дайте мне это кольцо, вы же его всё равно носить не станете? — Она вопросительно смотрела на Петра, ожидая ответа.— Нет, лучше не так, — сказала княжна, не дождавшись. — Давайте поменяемся. Я подарю вам вот это кольцо, — она протянула ему кольцо с бирюзой, — а вы мне отдадите это.
Пётр молча взял из её рук кольцо и вновь надел его на средний палец левой руки.
Может быть, эта история с кольцом, а может быть, недавний разговор с Остерманом, к которому Пётр всё чаще и чаще возвращался в воспоминаниях, были причиной его плохого душевного состояния.
Пожалуй, разговор с Остерманом посеял главную смуту в его душе. А разговор был неприятный. Как-то раз после охоты Петру доложили, что из Москвы приехал Андрей Иванович Остерман и дожидается его уже давно. Увидев своего наставника, Пётр обрадовался, кинулся ему на шею. Тот растрогался, прослезился, проговорил:
— Возмужали вы, ваше величество, совсем взрослым стали.
После радостной встречи Андрей Иванович повернул разговор так, что, вызвав государя на откровенность, поведал ему всё, что узнал недавно о княжне Катерине.
— С которой, — добавил Остерман, — ваше величество сейчас в большой дружбе.
При упоминании о княжне лицо государя нахмурилось, но он попросил своего наставника рассказать ему всё. Пётр понимал, что только важное сообщение могло привести в Горенки Остермана, не любившего дальних поездок.
И тут Остерман, не желавший и опасавшийся усиления влияния Долгоруких на государя, рассказал ему о том, что княжна Катерина, перед тем как сблизиться с его величеством, была посватана за графа Мелиссимо, брата австрийского посла, что всё уже было оговорено, что молодые люди любили друг друга и лишь ждали разрешения каких-то формальностей, чтобы вступить в брак.
— В брак с графом? — удивился Пётр. — Я слыхал о чём-то таком, но ни о каком браке не шла речь.
— Да, но после того, как было решено сблизить княжну Катерину с вами, речь о браке с графом Мелиссимо уже не шла.
— Кем решено? — не мог прийти в себя Пётр.
— Полагаю, самой княжной Катериной, — потупив глаза, тихо произнёс Остерман.
— Княжной? — не поверил Пётр. — Возможно ли такое?
— Может быть, не только ею, но и по настоятельному совету её батюшки.
— Её батюшки? Князя Алексея Григорьевича?
— Полагаю, что так, — убеждённо подтвердил Остерман.
— Господи! Да что ж это такое творится? — схватившись руками за голову, простонал Пётр. — Да разве возможно такое? — повторил он.
Он остановился против Андрея Ивановича, смотрел ему в глаза и не мог вымолвить ни слова, не желая верить в подобную подлость.
— Возможно, — твёрдо сказал Остерман и, с жалостью глядя на государя, продолжал: — Теперь, когда вашему величеству всё известно, только в вашей власти прекратить эти отношения.
— Нет, нет, нет, — с болью проговорил Пётр, кружа по комнате и всё так же сжимая голову руками.
Остерман со страхом наблюдал за ним.
— Нет, нет, нет, дорогой Андрей Иванович, теперь от меня уже ничего не зависит, я не волен...
— Как это? Почему? — скрывая дрожь в голосе, спросил Остерман.
— Потому, потому, потому, — без конца повторял Пётр, ударяя кулаком по раскрытой ладони. — Поздно, поздно, поздно! Теперь уже ничего нельзя сделать.
Я должен, Андрей Иванович, должен жениться на княжне Долгорукой.
— Боже мой! Какое это несчастье, какое несчастье для вас, для всех! — простонал Остерман.
Молодой государь сдержал своё слово и в середине ноября, вернувшись в Москву, объявил Совету о своём желании жениться на княжне Екатерине Долгорукой. Это объявление было по-разному встречено членами Совета. Даже не все Долгорукие, входившие в состав Совета, были согласны с таким решением государя, но открыто против не выступил никто.
Скоро после объявления о женитьбе государя был издан царский указ, где повелевалось княжну Катерину именовать государыней-невестой и императорским высочеством.
30 ноября 1729 года в Лефортовском дворце, где проживал государь, состоялось торжественное обручение государя Петра Алексеевича с княжной Екатериной Алексеевной Долгорукой.
Княжна Катерина давно уже забыла о своих смятенных чувствах того времени, когда её женихом считался граф Мелиссимо.
Всё лето, что она провела рядом с государем то на охоте в полевом лагере, то в имении отца в Горенках, её не покидало сомнение. Нет, не в правильности своего выбора, а в обещании государя жениться на ней. Княжна мучилась всё время: даже прочитав указ о том, что отныне она будет именоваться императорским высочеством и государыней-невестой, она не верила в близость свадьбы. Лишь объявление об обручении в конце ноября несколько успокоило её.
С утра она была взволнованна. Не находя себе места, гоняла прислугу по пустякам, сердилась на то, что и платье было измято, и причёска не так шла ей, как всегда.
Мать, Прасковья Юрьевна, как могла успокаивала дочь. Тайно от неё велела даже на кухне приготовить успокоительное питье из корня валерианы и мяты, чем ещё больше рассердила княжну. Почувствовав в питье незнакомый запах, княжна Катерина выплеснула всю чашку в лицо девушке, что принесла питье. Слава Богу, молилась украдкой Прасковья Юрьевна, что питье выплеснулось на лицо и платье служанки, не попав на наряд княжны, уже приготовленный для неё. Княжна успокоилась только тогда, когда с крыльца увидела вереницу карет, запряжённых шестёрками лошадей цугом, готовых везти её в Лефортовский дворец, где ожидал её император.
Скороходы, конные гренадеры, фельдъегеря, камергеры её брата князя Ивана Долгорукого сопровождали карету, где сидела княжна со своей матерью и двумя сёстрами. Её окружали пешие гайдуки[22], камер-пажи верхом, за ней следовали кареты с родственниками, фрейлинами и знатными дамами.
