Повесть о Предславе - Олег Игоревич Яковлев
Ей всё никак не верилось, что она увидит сестру, с которой рассталась в польском плену и которую помнила маленькой пугливой девочкой.
«Какая же она теперь, Настенька? Узнаю ли её?»
Предслава пыталась представить себе сестру нынешнюю, но не смогла и бросила это бесплодное занятие.
Расположенный на правом берегу Мароша, в излуке, Арад грозной громадой высился над плодородной долиной. Вокруг замка видны были большие шатры, возле которых ходили люди. Вот заметила Предслава огромного двугорбого верблюда, неподалёку от него пастух в войлочной шапке, с палкой в руке, сопровождаемый лохматым псом, перегонял пастись на зелёный луг отару тонкорунных овец. Ворота города были открыты, и из них навстречу княгине выехала вереница всадников на таких же, как у неё, соловых конях. Только один конь был белоснежный, статный, сидел на нём смуглый тонкостанный юноша в лёгкой хламиде из алой сирийской харерии[208], с длинными иссиня-чёрными волосами, перехваченными над челом золотистой прандией[209]. Первым к Предславе подъехал на соловой кобыле сам князь Айтонь. На нём был простой овчинный кинтарь[210] с серебряными и медными бляшками, под которым виднелась розового цвета сорочка с запанами. Голову мадьярского князя покрывала широкая мохнатая шапка меха степной лисицы, в левом ухе его болталась крупная серьга с зелёным самоцветом. На деснице он носил круглое серебряное кольцо, а на запястье – тоже серебряный витой браслет, украшенный, как и серьга, изумрудом. Айтонь был немолод, бороды он не носил, как и большинство угров, зато имел длинные и пышные вислые усы, все седые. Большие карие глаза мадьяра смотрели упрямо и твёрдо. На поясе у него висела кривая длинная сабля в ножнах, обшитых зелёным сафьяном. В орлином профиле Айтоня читалась надменность.
– Я рад видеть в своих владениях сестру своей жены. – Голос у Айтоня был резкий и твёрдый. По всему видно, привык он отдавать военные команды. Увидев Варфоломея, он недовольно скривил перерезанные шрамом уста и процедил сквозь зубы какое-то мадьярское ругательство.
Предславу окружили люди из свиты князя, помогли сойти с коня. А затем подбежал к ней тот самый разодетый в драгоценную хламиду юноша, и тут только внезапно уразумела Предслава, что это и есть её сестра Анастасия. Сверкнули из-под чуть припорошённой пушком верхней губы белоснежные ровные зубки, вспыхнули живыми огоньками большие красивые глаза цвета южной ночи, и вот уже Анастасия, обхватив Предславу руками с перстнями на каждом пальце и золотыми широкими браслетами на запястьях, крепко и пылко расцеловала её.
Сестра громко смеялась, радуясь встрече, Предслава отвечала ей улыбкой. Принесла сына, показала, Анастасия расцеловала и его, да так горячо, что бедный Конрад испугался и замочил порты. Холопки унесли малыша в большой, белый с золотом шатёр и тотчас переодели в сухое.
Позже в том же шатре был пир, Айтонь поднимал окованную серебром чашу за княгиню, за её супруга и сына, много говорил он о старых угорских обычаях, о запахе полыни и жизни в степях. Он мешал славянские и угорские слова, так что Предслава далеко не всё понимала из его долгих речей.
Только вечером ей наконец удалось поговорить с сестрой с глазу на глаз. Сидели они в другом шатре, поменьше, на кошмах, Предслава радовалась и удивлялась, видя, в какую красавицу превратилась вчерашняя маленькая девочка.
– Пятнадцатый год. Вот, вышла замуж, прошлым месяцем свадьбу сыграли. Нынче, как и ты, княгиней, госпожой владетельной стала, – говорила, смеясь, Анастасия.
Своей живостью и непосредственностью она напомнила Предславе усопшую Гражину.
– А красна ты, Настя! – призналась Предслава, внимательно вглядываясь в лицо сестры и замечая в нём много общего и с отцом, и с матерью Анастасии – ромейской царевной Анной.
– Вот видишь, Предслава, чёрные волосы мои – это от матери, княгини Анны. Смуглая кожа – от деда, императора Романа Второго[211]. А нос курносый, – она потёрла перстом свой хорошенький носик, – от другого деда, Святослава[212]. Каждый из предков подарил понемногу своё, и не худшее, как видно.
– Любит ли тебя Айтонь? – спросила Предслава.
– Я у него вторая жена. Говорят, мою предшественницу он едва терпел. Она была христианкой. Когда меня привезли в Арад из Польши, она была ещё жива. Айтонь был тогда язычником и хотел иметь сразу двух жён. Не позволил епископ Бонифертий.
– Знаю Бонифертия. Благочестивый муж.
– Жена Айтоня вскоре скончалась. Тогда я стала ждать совершеннолетия. Айтонь же всё обхаживал меня, видно, не терпелось ему взять меня на своё ложе. А потом война была, разгневался на Айтоня король Иштван. Ишпан Чанад разгромил языческое войско Айтоня и принудил его подчиниться королевской власти. Ссора же сия вышла из-за соли, кою добывают где-то в Трансильвании. Не хотел Айтонь, чтоб королевские наместники ту соль забирали, сам мыслил продавать её. Но пришлось уступить. Тогда же и крестился он. Нынче в Араде собор латинский возвели. Много чёрных мадьяр крестилось, но есть и такие, кои по сию пору идолам языческим молятся. Ну а мы после свадьбы в замке живём, окружил меня Айтонь заботою и вниманьем. Коня вот подарил белого. Добрый конь. Не на что мне жаловаться. Сама видишь: весела, жизни радуюсь. Как сон страшный, вспоминаю Болеслава и плен польский. А ты как, сестрёнка?
– Да тоже вроде покуда жаловаться грех.
Предслава долго и подробно стала рассказывать сестре о своей жизни в Праге, о Сазавском монастыре, о Фёдоре Ивещее, о нежданной встрече с Майей Златогоркой.
Анастасия сидела, подперев подбородок рукой, поглаживала нос, задумчиво кивала черноволосой головой. Когда же упомянула Предслава Володаря, внезапно встрепенулась.
– Он ведь недавно у нас в Араде был. Зимою. Цельных три дня пили с Айтонем пиво хмельное да вспоминали поход на Русь. А потом сказал Володарь, что едет в земли печенегов ратников набирать для князя Рыжего.
Слова сестры сильно встревожили Предславу, от благодушного настроения её вмиг не осталось и следа.
– Не иначе, худое он умыслил, – нахмурив чело, сказала она. – С мужем твоим должна я побеседовать. Печенегов нанять! Сии печенеги всю Богемию заполонят, а потом и его же на престол возведут. А я-то всё думала: куда ж это он пропал? Вот в чём хитрость! А князь Айтонь
