Вельяминовы. За горизонт. Книга 1 - Нелли Шульман

– Перед отъездом я сделала педикюр, – пришло ей в голову, – взяла нарядные туфли и платье. Мы хотели сходить в оперу, даже смотрели программу на октябрь…

Майор Шилаг и ее маленький отряд миновали оперные подвалы больше часа назад. По прямой от здания театра до угла проспекта Андраши и улицы Ворошмарти, где раньше располагалось гестапо, а ныне управление госбезопасности, было меньше километра:

– Я бы прошла расстояние за десять минут, – поняла Эстер, – но это если над землей. Под землей, время тянется по-другому…

Отряд нес запас взрывчатки и оружия, передвигаясь в почти кромешной темноте. Путь от северной границы еврейского квартала, до их теперешнего пристанища, укромного угла канализационной трубы, занял почти всю ночь. Найдя сухое местечко, они забылись коротким, тяжелым сном. В четыре утра Эстер объявила подъем.

Подсвечивая себе фонариком, она, осторожно, двигалась за двумя парнями, сверяющимися с инженерными синьками:

– Надо быстро оказаться на месте и установить взрывчатку… – Эстер прикусила губу, – Авраама могут, в любой момент увезти в Москву, или… – о другом исходе она думать не хотела:

– Такого никогда не случится, – пообещала себе доктор Горовиц, – не для того я оперировала Авраама, не для того его спас покойный Виллем, не для того Волк его вырвал с Лубянки. Авраам вернется домой, в Кирьят Анавим…

Перед отъездом они отобедали по-семейному, под грецким орехом, рядом с белеными стенами барака:

– Иосиф не смог приехать с юга, а Шмуэль только покинул армию. Он привез подарки, для Фриды и Моше… – младшие дети тоже хотели попасть в Будапешт.

Облизав алюминиевую ложку, Эстер спрятала ее за голенище армейского ботинка:

– Нашли мне сороковой размер, – усмехнулась женщина, – после трех дней боев на баррикадах и операций в подвалах, мои туфли развалились… – с военной формой к ней вернулись и партизанские привычки:

– Ложку я засунула на то же самое место, где я ее носила в Карпатах… – отхлебнув из термоса горячего кофе, она потрепала сына по плечу:

– По крайней мере, мы точно знаем, что отец, – на пятом десятке лет Эстер стала называть мужа именно так, – вчера еще был там… – она махнула вперед.

Вчерашняя, тайная встреча с Имре Надем не прошла зря. Они узнали не только о давлении русских на нового главу страны, но и о том, что Надь разделяет призывы восставших. Закурив, Эстер поскребла вспотевшую голову:

– Он встречался с послом Андроповым, и генералом Серовым, главой советского комитета госбезопасности, а больше он никого не упоминал… – доктор Горовиц сомневалась, что Эйтингон, или Кепка, как называла его Марта, выжил:

– Он был соратником Берия, а того давно расстреляли. Скорее всего, и Кепка мертв… – услышав имя доктора Судакова, Надь кивнул:

– Серов интересовался, не встречался ли я с вашим мужем, до войны… – глава Венгрии тяжело вздохнул, – когда я уехал в СССР, в двадцать девятом году, доктор Судаков едва поступил в университет. Разумеется, мы не могли знать друг друга. Однако я дружил с расстрелянным Бухариным, а он заседал с вашим покойным свекром, Бенционом Судаковым, на конгрессах Коминтерна… – Эстер присвистнула:

– Они сюда приплели и отца Авраама. Наверное, обвинят его в шпионаже, в пользу западных держав, задним числом, как Горского… – Надь протер пенсне:

– Горского реабилитировали. Хрущев хочет окончательно откреститься, как говорят русские, от сталинских времен. Но это не значит, что вашего мужа отпустят… – генерал Кирай кивнул:

– Чета Судаковых станет организаторами и вдохновителями беспорядков в Будапеште. Вы и ваш муж, майор, – он поднял бровь, – явились в страну с тайной миссией, по поручению западных разведок. Учитывая, что доктор Судаков арестовывали, обвиняя в бандитизме, принимая во внимание должность вашего брата в Америке, лучших кандидатов не найти… – Кирай помолчал:

– Советы могут отвесить вам второй смертный приговор, майор… – Эстер не собиралась тянуть время. Она надеялась, что Цила и дети давно в Австрии:

– Скоро и мы туда отправимся, но сначала я разнесу к чертям бастион красных… – найдя рядом палку, приподнявшись, она постучала по сводам тоннеля:

– Подарки из Будапешта мы вряд ли привезем, если не считать очередных шрамов. Ничего, Фрида и Моше получат сюрпризы из Вены… – затянувшись окурком, Эстер обвела глазами отряд. Она взяла только добровольцев, имеющих технический опыт:

– Здесь много евреев, – поняла доктор Горовиц, – ребята родились до войны, им восемнадцать, двадцать лет. Они из тех, кого спасали Валленберг и Волк. В сорок четвертом году их прятали в католических монастырях и подвалах Будапешта… Они не погибнут, как не погибли мои сыновья… – она погладила Шмуэля по растрепанной голове:

– У нас все получится, милый, я тебе обещаю… – Эстер хорошо помнила тюремный код. Простучав палкой свое имя, она насторожилась:

– Кажется, мы уселись прямо под полом тюрьмы… – она помигала фонариком, отряд затих. Сверху, явственно, доносился грохот сапог, лязг железных дверей:

– Мы в нужном месте, – Эстер поднялась, – начинаем минирование.

Наум Исаакович отставил фарфоровую мисочку с рассыпчатым, фермерским творогом. На завтрак подали густую сметану, английскую яичницу с беконом и свиными сосисками, поджаристые тосты. За большим окном, выходящим на проспект Андраши, гудели грузовики. Приемник в комнате настроили на венскую волну:

– С вами радио «Свободная Европа», – зачастил диктор, – четверг, двадцать пятое октября. В Вене шесть часов утра. Прослушайте новости. Граждане свободной Венгрии продолжают героическое сопротивление советской интервенции. В Будапеште идут уличные бои, однако армейские силы переходят на сторону восставших. Президент США Эйзенхауэр обещает помощь, народу Венгрии…

Серов, сидевший напротив Эйтингона, вопросительно посмотрел в сторону Наума Исааковича. Зазвенела серебряная ложечка. Эйтингон отпил крепкого, сваренного на турецкий манер, кофе:

– Вам перевести, товарищ Серов… – вежливо осведомился он. Диктор говорил по-немецки. Председатель Комитета, покраснев, буркнул:

– Я все понял. Он говорил об Эйзенхауэре… – Наум Исаакович сдержал зевок. Эйтингону, отчаянно, хотелось спать. Всю ночь провозившись с Саломеей, он отправил девушку в камеру незадолго до пяти утра:

– Ничего, – пообещал себе Наум Исаакович, – в самолете я отдохну… – в полдень из охраняемого советскими танками, военного аэропорта, уходил рейс на Москву. Требовалось довезти Саломею на окраину города, однако Наум Исаакович не видел затруднений:

– Мы едем с военным конвоем, дамочка в наручниках, она никуда не сбежит. Сучка нам за все заплатит… – как и предполагал Эйтингон, именно Саломея сдала, с потрохами, сеть агентов СССР в Израиле. Девушка ничего не отрицала, только плакала и просила ее простить:

– Рыдания приберегите для вашего супруга, его светлости герцога Экзетера, – издевательски сказал Эйтингон, – впрочем, вы его больше никогда не увидите. Меня слезами не разжалобишь, милочка. Меня интересует не только прошлое, но и настоящее… – о настоящем Саломея знала немного. Закурив американскую сигарету, Эйтингон кивнул:

– Об Эйзенхауэре. Радио сообщает, что американский десант, выполняя его приказ, высадился в Дьёре… – он не мог устоять перед шансом подразнить избача:

– Два полка десанта, – весело добавил Эйтингон, – силы армии США направляются в сторону Будапешта… – избач вжал голову в плечи, словно ожидая сигнала воздушной тревоги:

– Иван Александрович… – улыбнулся Эйтингон, – я шучу. Америке вообще и Эйзенхауэру в частности, наплевать на Венгрию. У запада на руках Суэцкий кризис, войска Британии и Франции могут атаковать Египет. Для США Суэцкий канал важнее, чем горсточка вшивых венгров… – Серов тоже закурил:

– Однако диктор сказал, что президент обещал поддержку восставшим… – Наум Исаакович налил себе кофе:

– Им бросили кость, чтобы они сражались дальше. Когда гитлеровцы сидели в окружении, в Сталинграде… – Эйтингон надеялся, что Хрущев не посмеет переименовать город, – по радио, из рейха, им сообщали, что котел скоро прорвут. И… – он не стал продолжать:

– Блокадники, в Ленинграде, слышали то же самое, осенью сорок первого, – вспомнил Эйтингон, – а весной сорок второго армия Власова утонула в новгородских болотах. К тому времени, в Ленинграде не осталось слушателей, для передач с Большой Земли. Но мы правильно поступили, сражение под Москвой было важнее. К тому же, Иосиф Виссарионович, никогда не доверял ленинградцам, они проморгали