Светлана Бестужева-Лада - В тени двуглавого орла, или жизнь и смерть Екатерины III
Вот как рассказывает графиня Ливен о первой встрече Екатерины Павловны и принца-регента:
«Он нанес ей визит на другой же день после ее приезда. Великая княгиня была об этом предупреждена, но — умышленно или по забывчивости — она еще не закончила своего туалета, когда он приехал. Она хотела встретить его на верхней площадке лестницы, но, хотя и поторопилась выйти, принц был в зале раньше ее. Туалет великой княгини был окончен наполовину, она была этим смущена, и это отразилось и ее приеме: у нее не было обычной уверенности в себе. Она прошла с регентом в кабинет, где они беседовали с четверть часа. Она проводила его до лестницы. Я сразу увидела, что беседа с глазу на глаз не удалась, они выглядели оба недовольным! Принц сказал мне, проходя мимо: „Ваша великая княгиня вовсе не хороша собой“. А она сказала: „Ваш принц отличается дурным тоном“.
По всему было видно, что они с первой встречи не понравились друг другу. Впрочем, они и не могли чувствовать иначе: слишком разными были эти два человека по воспитанию, но одинаковы по осознанию своей значимости. Впоследствии ни тот, ни другая не упускали случая, чтобы не „поддеть“ друг друга, конечно, соблюдая приличия и не забывая про свой высокий статус».
О том, что принц-регент был далек от истины, оценивая внешность Екатерины Павловны, свидетельствовала все та же графиня Ливен, оценивая и характер, и манеры, и красоту великой княгини:
«Она была очень властолюбива и отличалась огромным самомнением. Мне никогда не приходилось встречать женщины, которая бы до такой степени была одержима потребностью двигаться, действовать, играть роль и затмевать других. У нее были обворожительные глаза и манеры, уверенная поступь, гордая, но грациозная осанка. Хотя черты ее лица не были классическими, но поразительно свежий цвет лица, блестящие глаза и великолепные волосы пленяли всех. Воспитанная в большой школе, она прекрасно знала все правила приличий и была одарена самыми возвышенными чувствами. Говорила она кратко, но красноречиво, ее тон всегда был повелительным. Она поразила англичан до того, что не могла им особенно понравиться».
В последней фразе жена русского посла не совсем точна, поскольку имела в виду под англичанами лишь узкий придворный круг. Простые же жители Лондона и других городов относились к сестре русского императора, которого тогда все называли «освободителем мира», с энтузиазмом и везде встречали ее с восторгом. В Банбери, который в числе других городов посетила Екатерина Павловна на пути из Оксфорда в Бирмингем, встречавшие жители даже хотели выпрячь лошадей из ее кареты, чтобы самим везти ее.
Совсем иное настроение царило при дворе. В то время, когда великая княгиня прибыла в Англию, двор сосредоточивался почти исключительно в лице регента. Королева-мать выезжала из Виндзора в очень редких случаях и не принимала у себя никого. Ее дочери-принцессы находились при ней безотлучно.
Принцесса Уэльская Каролина, жена регента была удалена от двора, герцогиня Йоркская (жена второго сына короля и сестра короля Пруссии) жила в деревне одна, занимаясь своим зверинцем из обезьян и собак. Принцесса Шарлотта, дочь регента, была еще слишком молода и не появлялась при дворе. Из принцев у брата бывал лишь герцог Йоркский… Собственно говоря, никакого двора в Лондоне не было. Королева давала приемы раза два в году и очень редко, с большими промежутками, бывала иногда на вечерах у регента.
Вот в такую совсем не веселую и вовсе не светскую жизнь попала русская великая княгиня, привыкшая к совершенно другому в Петербурге, да и в Твери, где она имела пусть немногочисленный, но очень оживленный двор. Приехавшую гостью требовалось встретить по всем правилам королевского этикета. И королеве Шарлотте пришлось приехать в Лондон, чтобы принять Екатерину Павловну, которая нанесла ей визит в Букингемском дворце. А уже через час они встретились снова— у принца-регента, в его резиденции Карлтон-Хаузе. О том, что произошло между регентом и его гостьей сохранилось интересное свидетельство графини Ливен:
«За обедом всем было ясно, что принц и великая княгиня не поладят друг с другом. Она носила траур по своему мужу и любила говорить о своем горе, но регент плохо верил этому… К великому моему изумлению, вместо того, чтобы говорить в тон великой княгине, он отпускал довольно легкомысленные замечания относительно ее печали и даже позволил себе предсказывать, что она скоро найдет себе утешение. Удивленная, она в ответ молча смерила его высокомерным взглядом.
На придворных приемах всегда играла музыка. На сей раз пригласили итальянских музыкантов. Но Екатерина Павловна заявила, что звуки музыки причиняют ей душевную боль. Музыкантов отослали, и никто не знал чем заняться. Королева и регент были недовольны, вечер не удался, и лишь великая княгиня вполне наслаждалась этим замешательством».
Графине Ливен подобные вечера были давно привычны, потому очередной скучный прием, в честь русской гостьи казался ей вполне нормальным. Совсем не то чувствовала в этой унылой обстановке жизнерадостная от природы, хотя еще и не оправившаяся от потери мужа Екатерина Павловна.
— Мария, я решительно отказываюсь искать какие-либо пути сближения с принцем-регентом, — объявила она как-то вечером, готовясь ко сну. — В жизни не видела более неприятного человека! А этот его, с позволения сказать, двор! Да у нас крепостные слуги лучше воспитаны, чем некоторые королевские родственники.
— Это не совсем осмотрительно, ваше высочество, — отозвалась Мария, ничуть не боясь вызвать недовольство Екатерины Павловны. — Вашему августейшему брату нужен союз с Англией, и вы, с вашим умом и тактом, могли бы…
— Для этого есть послы и дипломаты, — отмахнулась великая княгиня. — А я не намерена терпеть выходки этого неотесанного мужлана и его родни. Хотя… принцесса Шарлотта, его дочь, кажется, очень мила. Когда нас представили друг другу, я была приятно поражена ее манерами и приветливостью.
Мария подавила усмешку. Всем было известно, что юная принцесса не ладила с отцом-регентом, к тому же у молоденькой девушки не было ни сестер, ни подруг, поэтому внимание к ней блистательной и уверенной в себе красавицы княгини расположило ее к Екатерине Павловне. Кстати, принцесса благоволила и к графине Ливен, общение с которой, судя по всему, заменяли ей общение с матерью, восполняло недостаток так необходимого в ее возрасте достойного женского окружения.
— Думаю, мне следует нанести визит ее матери, принцессе Уэльской, — сказала Екатерина Павловна, уже лежа в постели. — Бедняжке запрещен въезд в Лондон и общение с родной дочерью. Вот уж не думала, что англичане способны вести себя подобно восточным деспотам!
Это намерение повергло в ужас русского посла, которому пребывание властной великой княгини в Лондоне и без того чрезвычайно осложняло жизнь. Графиня Ливен вспоминала:
«Это значило идти на полный разрыв с регентом, и мой муж делал невероятные усилия, чтобы отклонить великую княгиню от этого. Видя, что это ему это не удается, он решил наконец заявить ей, что в качестве посла государя он не может допустить, чтобы Ее высочество становилась в явно враждебное отношение к регенту, и что если она будет упорствовать в своем намерении видеть принцессу Уэльскую, то он будет вынужден оставить свой пост и уведомить об этом государя императора. Видя его решимость, она уступила, но никогда не могла простить этого моему мужу и, в свою очередь, объявила ему, что освобождает его от визитов к ней».
Это был явный разрыв, так как по долгу службы и по этикету посол обязан был каждый день навещать Екатерину Павловну, присутствовать на ее приемах и сопровождать ее в поездках по стране и ко двору.
Возник конфликт между ними как людьми, но в глазах общества политес соблюдался. Еще с самого своего прибытия в Лондон Екатерина Павловна в определенные дни приезжала в посольство, чтобы на приемах посла встречаться с наиболее выдающимися представителями лондонского общества.
Для посла организовывать эти приемы стало вскоре очень непросто. Великая княгиня требовала показывать ей списки приглашенных и отдавала предпочтение представителям оппозиционной партии вигов. Она настаивала на исключении из числа гостей лиц, принадлежащих двору, и лишь изредка соглашалась на присутствие за столом членов правящего кабинета. Если же случалась встреча с министрами правящего кабинета, то с ними великая княгиня бывала подчеркнуто холодна, при этом оказывая явное внимание членам оппозиции.
Что касается жены посла, то на нее не распространялось неудовольствие великой княгини, и графиня каждое утро бывала в особняке на Пикадилли. Она была как бы связующим звеном между мужем и Екатериной Павловной. Искусная в общении, графиня дипломатично отстаивала свое право на выбор приглашаемых на ее обеды.
