Саймон Скэрроу - Добыча золотого орла
Некоторые командиры удивленно переглянулись: пересекая долину, они не приметили ни малейшей угрозы, а населявшие ее туземцы, похоже, не держали в руках более грозного оружия, чем серп.
Заметив их реакцию, Максимий усмехнулся.
– Вижу, некоторые из вас думают, что я чересчур осторожен. Может, и так, но не стоит забывать, что у Каратака, где бы он ни прятался, кое-какие людишки остались…
«Да, и не так уж мало, – подумал Макрон. – Хватит, чтобы уничтожить нашу когорту».
– А вот насчет жителей долины беспокоиться не стоит. И уж тем более насчет установления с ними добрых отношений. На самом деле… – Максимий выдержал паузу, чтобы придать весу своим последним словам, – вам нужно обращаться с ними так, чтобы они зарубили себе на носу: Рим пришел сюда навсегда, а они теперь полностью в нашей власти и зависят от нашей милости. За любым намеком на сопротивление должно незамедлительно следовать самое суровое наказание… Все ясно?
Командиры закивали, некоторые ответили утвердительно вслух.
– Хорошо. Потому что, если кто-то из вас будет замечен в мягкости, снисходительности и сочувствии по отношению к дикарям, я спрошу с него лично. И ответит он предо мной по всей строгости, так, что мало не покажется. Ясно? Тогда все, что нам надо, это задать тон…
Спустя полчаса Первая центурия с Максимием, шедшим во главе колонны в сопровождении всех оптионов, а также центурионов Макрона, Антония и Феликса, двинулась вниз по склону. Туллий, как старший после Максимия из командиров когорты, остался надзирать за строительством лагеря и с беспокойством провожал взглядом маленькую колонну, направившуюся в сторону туземного поселения за речушкой. Мутная, взбаламученная вода, смешанная с землей, указала на место переправы. Легионеры, не сбавляя шага, вошли в воду, пересекли, поднимая фонтаны брызг, поток и вышли на разбитую дорогу, что вела к убогому частоколу, окружавшему селение.
По приближении Макрон заметил по обе стороны ворот несколько внимательно присматривающихся лиц и подумал даже, уж не собираются ли поселяне дать отпор тяжеловооруженной колонне римлян. Он положил руку на рукоять короткого меча, готовый мгновенно выхватить оружие при первом признаке опасности. Макрон чувствовал, как возрастает напряжение среди остальных командиров, но, когда они приблизились к частоколу на расстояние полета пущенного из пращи камня, Максимий приказал остановиться и, окинув взглядом оборонительные сооружения, повернулся к Макрону:
– Что думаешь?
Макрон видел, что из-за ограды за ними следит лишь горстка туземцев и никто из них, похоже, не вооружен.
– По-моему, командир, опасности нет.
Максимий поскреб загривок.
– Тогда хотелось бы знать, почему ворота закрыты? – Он повернулся к первой шеренге колонны. – Пожалуй, пошлю-ка я туда кое-кого. Просто чтобы…
– Без надобности, командир, – прервал его Макрон, кивком указывая вперед. – Смотри.
Ворота селения распахнулись. Сразу за ними стояла группа людей во главе с высоким, худощавым мужчиной с длинными седыми волосами. Он стоял неподвижно, опираясь на посох.
Центурион Феликс пододвинулся к Макрону.
– Гостеприимная встреча, как думаешь?
– Если и так, то это у них ненадолго, – тихо ответил Макрон.
Довольный отсутствием каких-либо признаков опасности Максимий приказал колонне двинуться к воротам. Когда римляне оказались в тени частокола, старейшина с посохом наконец тоже выступил вперед, чтобы встретить пришельцев у входа в селение. Остановившись напротив Максимия, он заговорил низким, глубоким голосом.
– Стоп! – Максимий вскинул руку и крикнул через плечо: – Переводчик, ко мне!
Вперед выбежал легионер, недавний новобранец из Галлии. Макрон заметил, что чертами лица этот кельт схож с жителями селения. Легионер встал навытяжку между Максимием и старейшиной.
– Выясни, что он хочет сказать, и вели ему говорить покороче, – заявил Максимий.
Когда солдат перевел это требование, старейшина, судя по выражению лица, смутился, потом нахмурился. А когда заговорил снова, в голосе его звучала горечь.
– Командир, – промолвил легионер, повернувшись к Максимию, – он просто хотел поприветствовать тебя в связи с прибытием в долину и заверить, что ни он, ни его люди не желают никому из нас зла. Он хотел предложить гостеприимство своего народа и возможность приобретать у селян припасы. Но этот человек добавил, что он удивлен. Он слышал, что Рим – это великая цивилизация, однако его представителям почему-то недостает учтивости.
– Он так и сказал?
– Да, командир, именно так.
– Ладно. – Максимий поджал губы и смерил туземца взглядом, исполненным крайнего презрения. – Хватит, на хрен, болтовни. Скажи этому болвану, что если мне понадобится его долбаное гостеприимство, то я сам его востребую – тогда и так, когда и как мне будет угодно. Скажи, что он и его люди должны в точности выполнять все мои указания, если хотят жить.
Легионер перевел слова командира. Туземцы растерянно переглядывались, на их лицах было написано потрясение.
Командир когорты указал на людей, стоявших позади старейшины.
– Женщины и ребятня – это его родня?
После перевода туземец кивнул.
– Макрон, взять их. Возьми пять отделений, чтобы отконвоировать их в наш лагерь.
– Взять их? – Макрон был почти так же потрясен, как и селяне. – Но зачем?
– В заложники. Чтобы эти дикари с нами сотрудничали. Но этих мало, надо будет собрать заложников по всей деревне.
Макрон, разрывавшийся между отвращением к затее Максимия и воинской дисциплиной, все же позволил себе пробормотать:
– Командир, но есть ведь другие способы с ними поладить.
– Поладить? – фыркнул Максимий. – На хрен мне сдались эти дерьмовые дикари, чтобы с ними еще и ладить… Уяснил? А теперь, центурион, выполняй приказ.
– Есть… командир.
Макрон выделил из головы колонны отряд в сорок человек и быстро повел их к растерянным родичам старейшины. Чуть помедлив, он выбрал женщину с тремя детьми: их отделили от родственников и поместили между двумя шеренгами легионеров. Туземцы разразились возмущенными восклицаниями; женщина пыталась вырваться из хватки Макрона, взывая о помощи к старейшине. Тот сделал шаг вперед и остановился, беспомощно сжимая и разжимая кулак. Она что-то крикнула, мужчина покачал головой, и лицо его исказила горестная гримаса. Лишь когда между женщиной и ее сородичами выстроилась цепочка легионеров, Макрон отпустил ее, взглянул ей в глаза и, указывая на землю, сказал:
– Стой смирно!
Центурион Максимий повернулся к переводчику.
– Скажи ему, чтобы сейчас же привел сюда по ребенку из каждой семьи. Если кто-то попытается утаить свое чадо, вся семья будет распята. Удостоверься, что он тебя понял.
Когда эти слова были переведены, возмущенный ропот сменился возгласами ужаса и отчаяния. Некоторые мужчины, судя по тону, осыпали римлян проклятиями, однако старейшина, испугавшись, как бы это не переросло в столкновение, поспешно встал между ними и легионерами, воздев руки, стал призывать своих людей утихнуть. И добился своего: яростные крики стихли, сменившись горькими стенаниями да плачем женщин и детей.
– Скажи ему, чтобы поторопился! – рявкнул Максимий. – Иначе он получит наглядное доказательство того, что я не шучу.
Несчастные поселяне бросились выполнять приказ. Макрон с отвращением и жалостью наблюдал за тем, как туземцы приводили детей и, скорбя, передавали их суровым легионерам. Скоро между шеренгами римлян, с их непроницаемыми лицами и широкими щитами, было втиснуто уже около тридцати понурых, напуганных детишек. Некоторые из них громко рыдали и пытались вырваться.
– Заткнуть им глотки! – рявкнул Максимий.
Один из оптионов поднял руку и с размаху ударил ребенка лет пяти, не старше, в висок. Плач оборвался, малыш рухнул как подкошенный. Женщина, отчаянно завизжав, метнулась вперед, проскочила между легионерами и бросилась к своему лежавшему на земле чаду.
– А ну, проваливай отсюда! – заорал на нее Максимий.
Женщина, склонившаяся над сыном, подняла глаза на римского командира. Макрон увидел, что она молода, лет двадцати, не старше, с темно-карими пронизывающими глазами и густыми золотистыми волосами, заплетенными в две косы. Лицо ее исказила гримаса отвращения, и она плюнула Максимию на сапог. В тот же миг в воздухе сверкнул выхваченный из ножен клинок, послышался чмокающий звук удара, и голова женщины покатилась под ноги старейшине. Ее отпрыска, только пришедшего в себя после удара, обдало струей крови его матери, и он закричал снова.
– Проклятье, – пробормотал Макрон. Потом он почувствовал на голени теплую струю и поспешно отступил на шаг.
Некоторое время звучали лишь отчаянные вопли малыша: все остальные онемели. Максимий пинком откатил тело от ребенка, наклонился, вытер меч о тунику убитой, вложил в ножны и выпрямился, озирая селян. Какой-то мужчина рванулся было ему навстречу, сжав кулаки и стиснув зубы от бешенства, но соплеменники скрутили его и оттеснили назад.
