Блиц-концерт в Челси - Фавьелл Фрэнсис
В пустыне Ливии шли ожесточенные бои с подразделениями итальянской армии. Что касается бомбардировок Германии – из-за ухудшения погоды наши рейды стали чуть менее интенсивными, как и налеты люфтваффе на Британию. Однако самолеты Королевских ВВС посетили Неаполь. Неаполитанский залив – красивейшее место, которое в моем воображении плохо вязалось с такими понятиями, как «война» и «бомбежка», но сейчас там стояли вражеские эсминцы, и их следовало уничтожить.
Впрочем, в Челси недостатка в бомбах не было. Ночь на 8 декабря выдалась бурной. Утром, когда я пришла на дежурство, меня встретила Пегги – как всегда, свежая и бодрая. «Пойдем, – сказала она, – познакомишься с нашим гостем. Он явился на рассвете. Только сними туфли, а то можешь потревожить его». Я решила, что Пегги имеет в виду ребенка, которого спасатели доставили к нам в больницу. Но я ошиблась. Никакой это был не ребенок, но неразорвавшийся фугасный снаряд, плотно засевший в операционной!
Пегги с величайшей осторожностью приоткрыла дверь, и мы заглянули в образовавшуюся щелку. Вот он, вторгшийся в наши владения нарушитель спокойствия, дожидается своей участи – прихода саперов, которые выпроводят его вон, как выпроваживают всех непрошеных гостей. В пункте первой медицинской помощи царило всеобщее волнение. Все ходили босиком, стараясь ступать как можно тише. Мы получили приказ эвакуироваться, но прежде старшая сестра отделения хотела, чтобы хранившиеся в шкафу медикаменты и хирургические инструменты были вынесены из операционной. Каждому из нас предстояло совершить рискованное путешествие: пройти на цыпочках мимо бомбы и забрать из шкафа все, что сможем унести. Мы проделывали этот путь затаив дыхание. Однажды молодой офицер из отряда саперов сказал мне, что на самом деле фугасы не так опасны, как многие думают. Неразорвавшиеся снаряды редко срабатывают. Примерно те же аргументы приводила старшая сестра, увещевая санитара, который выразил сомнения в разумности нашего предприятия по спасению лекарств: «С какой стати эта штука, пробившая крышу больницы, пролетевшая пять этажей и рухнувшая со всего маху на пол операционной, должна взорваться теперь, когда мы ходим мимо нее со всей деликатностью, как ходил Ной перед очами Господа?»
Однако случалось, что бомба все же взрывалась даже через несколько часов после падения. Как, например, это произошло в доме на Сидней-стрит 16 октября. Через восемь часов после того, как все жители были эвакуированы, последовал взрыв, половину дома снесло, словно это был кремовый торт, который разрезали ножом. В уцелевшей части стали видны комнаты, в одной из них на стене висели детское пальто и шапка, забытые и одинокие.
Я не могла не думать об этом случае, когда настала моя очередь пробираться к шкафу за дорогими сердцу нашей старшей сестры хирургическими инструментами. Но я утешалась словами молодого офицера: «Если в момент взрыва ты окажешься рядом с бомбой, даже не успеешь понять, что произошло». И все же мысль, что на фугасе, прилетевшем к нам в операционную, может быть написано мое имя, не давала покоя.
Наш медицинский пункт эвакуировали на несколько дней, а улицу перекрыли до прибытия саперов. Сейчас у них было столько работы, что пришлось дожидаться своей очереди. Это была первая неразорвавшаяся бомба, которую я видела с такого близкого расстояния, но почему-то она совершенно не ассоциировалась с разрушительными последствиями взрывов: просто какая-то уродливая зеленовато-серая торпеда с заостренным носом и торчащими по бокам маленькими рожками. На то время, пока пост не работал, нас распределили по другим госпиталям.
Той же ночью, 8 декабря, бомба упала на Тедуорт-сквер, посеяв панику среди беженцев, живших на этой улице. На Смит-стрит и Веллингтон-сквер, находившихся в непосредственной близости, также прогремело несколько взрывов. Поначалу после приезда в Англию многие бельгийцы оказались разлучены со своими друзьями, но за прошедшие месяцы им удалось разыскать друг друга и наладить переписку. Некоторых поселили неподалеку – в других районах Лондона. Ежедневно кто-нибудь да показывал мне письмо от знакомого. Судя по этим сообщениям, нам в Челси повезло: до сих пор ни один из наших подопечных не погиб. Много бельгийцев пострадало в октябре на разбомбленной станции метро «Баундс-Грин». В каждом новом письме число жертв увеличивалось до драматических размеров, но совершенно точно – погибли не меньше пятнадцати человек, в том числе кое-кто из близких наших подопечных в Челси.
Бомба на Смит-стрит оставила огромную зияющую воронку посреди улицы. Позже я спросила одного человека, работавшего в соседнем пабе, слышал ли он, как это произошло.
– Нет, сам взрыв не слышал, но когда начался налет, я вышел на порог дома – позвать кота. Понимаете, моему коту вздумалось пойти погулять. И вот стою и зову «кис-кис», и тут прилетела эта чертова штуковина. А дальше – на несколько минут я вообще оглох, и взрывной волной с меня сорвало одежду. И вдруг вижу – идет мой кот как ни в чем не бывало, целехонький и хвост трубой.
Двадцатого декабря у нас снова был сильный дневной налет. Я как раз сидела над письмом Карлы: через два дня начинаются каникулы, не могла бы она приехать к нам в Лондон на Рождество? «Пожалуйста, пожалуйста», – гласила умоляющая приписка. Но я подумала, что не имею права рисковать жизнью девочки, когда в городе творится такое, и уже собиралась позвонить в школу и попросить монахинь аккуратно отговорить Карлу от опрометчивого шага, когда прибежала мать Мадлен – очаровательной девушки, беженки из Франции. Встревоженная женщина сказала, что Мадлен заболела – сильнейшая пневмония – и ее собираются госпитализировать. Уже несколько дней девушка чувствовала себя плохо, но ничего не говорила, не желая беспокоить маму. Я занялась Мадлен, и мысль о Карле совершенно вылетела у меня из головы. Доктор Томпсон сразу же направил девушку с матерью в больницу Святого Луки, где пациентке назначили курс нового препарата. Результат оказался поразительным. Доктор Томпсон был настолько доволен, что позвонил мне и предложил прийти в больницу на следующий день – взглянуть на чудо. Мадлен, которую накануне увезли на скорой – хрипящей, задыхающейся, с посинелыми губами и ввалившимися щеками, – сегодня уже сидела в кровати, розовощекая и веселая. С ее хорошенького личика исчезло скорбное выражение, уступив место довольной улыбке. Мать Мадлен сидела рядом и тоже улыбалась, рассыпаясь в похвалах медсестрам и молодому доктору, который спас ее единственную дочь. Всякий раз, когда кто-нибудь из медперсонала проходил мимо, она хватала их за руки и целовала, приводя в немалое смущение, хотя, полагаю, и доктора, и сестры были глубоко тронуты.
Возвращаясь домой после визита в больницу в приподнятом настроении, я подошла к дому и увидела в дворовой арке маленькую фигурку, в терпеливом ожидании сидевшую на чемодане. Карла!
Очевидно, она скопила необходимую сумму из карманных денег и уговорила кого-то из подруг, живущих за пределами пансиона, купить ей билет на поезд. А когда пришло время, просто-напросто присоединилась к отбывающим на каникулы одноклассникам. Заметив меня, Карла вскочила с чемодана, бросилась мне на шею и залилась слезами. Что еще мне оставалось делать? Только позволить нежданной гостье остаться с нами на Рождество.
Незадолго до Рождества налеты на Бристоль усилились. В самые тяжелые недели «Блица» моя сестра Джерри каждый день звонила нам оттуда – узнать, все ли у нас в порядке. Теперь настал мой черед. Мы ежедневно разговаривали с сестрой по телефону, она рассказывала, как сильно пострадал город и с каким мужеством его жители встречают трудные времена. Муж Джерри был врачом, он почти постоянно находился на вызовах, а сама Джерри работала в отряде гражданской обороны.
Двадцатого октября во время бомбардировки Бристоля погиб Индай – брат моей подруги Кумари. Эскадрилья низама Хайдарабада, где служил Индай, помогала защищать город. Ее летчики прославились тем, что из ста вражеских самолетов, летевших на город, они сбили шестьдесят четыре. К сожалению, Индай, опытный и бесстрашный пилот, также уничтоживший несколько самолетов противника, пал в том бою.
