Христоверы - Александр Владимирович Чиненков
– Ну ладно, ступай облизывай, – усмехнулся Силантий, взбираясь в коляску. – А я по делам своим поеду. Не хочу видеть, как вы все здесь от радости визжать будете, барина своего приветствуя!
Не успел он взобраться в коляску, как натолкнулся на решительный отпор возницы.
– Э-э-эй, образина, а ну прочь пошёл! – закричал тот, багровея от негодования. – Рылом не вышел в эдаком экипаже культурном свою задницу сраную катать!
– Не дери глотку, – огрызнулся Силантий, протягивая ему рубль. – Держи вот за проезд оплату и вези меня туда, куда укажу.
– Пошёл прочь, говорю! – ещё громче завопил возница. – Я перевожу только людей порядочных, а ты… Да ежели кто тебя увидит в городе в экипаже моём, то никогда ко мне не сядет.
– Хорошо, будь по-твоему, – усмехнулся Силантий, меняя купюру на большую. – Теперь мне дозволено катать свою задницу в твоём экипаже?
Возница вздохнул, но взял трёшку и быстро спрятал её в карман.
– Вот так замечательно, – сказал, глядя ему в спину, Силантий. – А если я тебе не нравлюсь, то не на меня, а своему коню в задницу смотри, пройдоха. Она картинка по сравнению со мной, даже можешь поцеловать, если захочешь.
– Но-о-о, стервоза! – закричал на лошадь разозлившийся возница, и коляска помчалась вперед.
* * *
Андрон вошёл в горницу и оказался в объятиях плачущей Агафьи.
– Ну, будя, матушка, будя, – сказал он, легонько прихлопывая её по спине ладонью. – Видишь, вернулся я на корабль наш целым и невредимым.
– А сколько слёз пролила я, тебя ожидаючи, батюшка, – всхлипнула Агафья. – Целую реку почитай выплакала.
– Ты пошли кого-нибудь с возницей рассчитаться, – сказал Андрон, отстраняя её от себя, и присел за стол.
Когда Агафья вернулась и встала перед ним, он продолжил:
– Вели баньку мне истопить, матушка. Надо б мерзость тюремную с себя смыть. И ещё… – Он поморщился и вздохнул: – И ещё голоден я, покорми меня, Агафья…
16
Сестру Мария застала сидящей с безучастным видом в предбаннике у печки. Почувствовав угрызения совести, девушка некоторое время нерешительно топталась на месте.
– Дуся, ты чего молчишь? – не выдержала она.
Евдокия даже головы не повернула в её сторону.
– Дуся, ты сердишься на меня, так ведь? Ну прости меня Христа ради! – слёзно взмолилась Мария. – Ты же знаешь, что глупая я, неразумная и всего на свете пужаюсь.
– Ты совершила подлость, сестра, ужасную подлость, а теперь безмозглой овечкой прикидываешься, – вздохнула Евдокия. – Ты своей выходкой подвела не только меня, но и людей, мне поверивших.
– Зато судилище над Андроном не состоялось, – наивно улыбаясь, высказалась Мария. – Он уже сейчас домой вернулся.
– Ты старалась спасти демона, который взял меня силой и, вижу, гордишься этим, – горько ухмыльнулась Евдокия. – Или, может, он теперь тобой пользуется после радений в свальном грехе?
– У меня духовный муж есть, и ты это знаешь, – поморщилась Мария. – Да и ты мне сестра не родная, а тоже духовная…
– Тогда уходи, я не хочу тебя видеть, «сестра духовная», – укольнула ее Евдокия.
– Ты что, позабыла, что на корабле нашем не признаётся родня, – возразила Мария. – Все мы здесь – и мужья, и жёны, и братья, и сёстры – не родные, а духовные.
– Вижу, тебе нравится такая жизнь греховная? – вздохнула Евдокия. – Ты всё глубже и глубже вязнешь в грехах, Мария.
– Нет, это не ты… Это не ты сейчас говоришь, Евдоха? – вспылила Мария. – Попы задурманили твой разум, сестра? Это они сейчас говорят со мной устами твоими?
– Даже если кто-то и говорит устами моими сейчас, то не попы, а истина, – ответила Евдокия. – А вот ты… Ты своим ртом изрыгаешь богохульство и ересь.
– Агафья как в воду глядела, говоря, что ты с попами связала все свои думы и помыслы, – нервно отреагировала Мария. – Ты и не собиралась возвращаться на корабль наш, если бы не я. Но от нас так просто не уходят, сестра. И ты понесёшь ещё наказание за действия свои, Евдоха!
– Да, я решила уйти из секты! – не стала скрывать от сестры Евдокия. – У меня открылись глаза. Кроме унижений, бед и горя, я ничего здесь не видела. И никаких наказаний я не страшусь, так вот, сестра моя неразумная.
Некоторое время сёстры провели в угрюмом молчании, не глядя друг на друга. Первой не выдержала затянувшегося молчания Мария.
– Да, неразумная я, глупая и что с того? – занервничала Мария. – Мне всегда не везло с тобой рядом. Евстигней не меня, а тебя под венец повёл, хотя я пуще всего любила его! И здесь, на корабле, тебе везло больше всех. Старец вон как за тобой приглядывал. Пылинки с тебя сдувал. Чуть «богородицей» не сделал.
– Ты любила Евстигнея моего? – неподдельно удивилась Евдокия.
– Пуще жизни, – вздыхая, призналась Мария и увела в сторону глаза.
– А почему молчала?
– А что было бы, если я открылась бы вам? – с горечью усмехнулась Мария. – Кому бы от этого легче стало? Ему? Тебе? Мне? Знай, Евдоха, я ненавижу тебя. И во всём, что со мной сталось, виновата только ты, сестра!
Она развернулась и с гордо поднятой головой направилась к выходу. В дверном проёме она остановилась и обернулась:
– Когда тебя будут наказывать, Евдоха, я буду рядом стоять и радоваться твоим страданиям. А теперь прощай. Ты не желаешь видеть меня, «духовная сестра», и я тебя тоже.
Провожая сестру страдальческим взглядом, Евдокия залилась слезами горя и отчаяния. А когда Мария вышла на улицу, она не удержалась от рыданий.
* * *
Андрон поглощал пищу с жадностью изголодавшегося волка. Сидевшая напротив за столом Агафья с умилением наблюдала за ним.
– Ты правильно поступила, отписав письмецо Григорию Ефимовичу, – заговорил старец. – Если бы не его своевременное вмешательство, греметь бы мне цепями на каторге.
– Я долго решиться не могла, да вот решилась, – довольная похвалой, просияла Агафья. – Я помню, ты рассказывал, что виделся с ним когда-то, и он… Он хорошо относится к нам, к христоверам.
– Точно утверждать не берусь, но сдаётся мне, что Григорий Ефимович не только хорошо к нам относится, – задержав у рта кусок хлеба, сказал Андрон. – Слухи ходят, что он один из нас или душою с нами.
Утолив голод, он отодвинул посуду на середину стола и внимательно посмотрел на Агафью.
– Кстати, а что за явление я давеча наблюдал, когда во двор вошёл и к избе шёл?
– Это ты про того, бинтами всего обмотанного? – догадалась Агафья. – Прибился солдатик какой-то. Явился он к Евдохе, а той нет.
