Юрий Андреев - Багряная летопись

Да, не зря метался на сене Григорий Далматов: начальник особого отдела 75-й бригады по прибытии в 74-ю бригаду, явившись в дом Авилова, убедился в его исчезновении. Не были обнаружены нигде также секретнейшие приказы № 021 и № 022. Часом позже пришло сообщение от передового секрета бригады, что комбриг Авилов, проверив, как бойцы несут службу, и похвалив их, неожиданно пошел, а затем побежал в сторону белых и с криком: «Свой, братцы, не стреляйте!» — исчез у них в окопе.

25—26 апреля 1919 года

Самара

В шесть утра кто-то сильно забарабанил в окно над головой Сиротинского. Встрепенувшись, Сергей сел на оттоманке и прильнул к стеклу: ему нетерпеливо махал рукой дежурный по штабу Гембицкий. Сиротинский кивнул ему, натянул бриджи, сапоги, набросил на плечи шинель и вышел на крыльцо.

— Товарищ адъютант, быстро будите командующего!

— Да что случилось-то? Три ночи он почти не спал, пускай бы еще хоть часик-другой добрал до нормы.

— А то случилось, что пришли две срочные телеграммы: от Фурманова, что сбежал к белым Авилов с приказами № 021 и № 022, и от командарма Пятой, что ему опять нужна помощь.

Показалось Сиротинскому или в самом деле Гембицкий чуть-чуть подпустил не то иронии, не то злорадства в свои слова, но разбираться было некогда, сообщения действительно были важными.

— Хорошо. Вызывайте к семи часам в штаб Куйбышева, Новицкого, Яковского, Каратыгина и начштаба Лазаревича.

— Есть! — Гембицкий быстро зашагал в штаб.

— Кто стучал? — спросил сонным голосом Фрунзе у входящего Сиротинского.

— И чуткий же у вас сон, Михаил Васильевич…

— Ну говори, говори.

Сиротинский доложил о содержании телеграмм, сказал, что распорядился об утреннем совещании.

Фрунзе мрачно сел на кровати, тряхнул головой, прогоняя остатки сна.

— Да, а ведь имел, подлец, блестящие рекомендации от высоких начальников! — Он снова мотнул головой и начал одеваться. — Ладно, придумаем что-нибудь, спутаем белым карты!..

Особенностью мышления Фрунзе всегда было умение находить оптимальные решения, то есть такие, которые при наименьших затратах энергии приносят наибольший эффект. Очень часто решения его выглядят неожиданно, удивительно: так, бежав летом 1915 года из ссылки, он взял курс не на запад, не в Европейскую часть России, а на восток — в Читу — именно потому, что это направление было нецелесообразно с точки зрения преследователей. И действительно, разыскан и пойман он не был.

Но в ряде случаев мы должны говорить даже не об удачном решении, но вообще о единственном: по мнению современных историков военного искусства, например, никакой иной план, кроме того, который предложил Фрунзе, не вел к разгрому Колчака. Всё новые и новые обстоятельства вели к уменьшению сил ударной группы. Однако целым рядом остроумнейших и в то же время простых на вид маневров Фрунзе добился того, что ударная группа, хоть и растянутая, хоть и ослабленная, но разворачивалась и нацеливалась на исполнение задуманного.

И вот теперь, менее чем за неделю до начала операции, враг получает документы, которые определяют все ее течение! В этот же день поступает настоятельное требование командарма Пятой о новых подкреплениях, то есть, говоря иными словами, возникает вынужденная необходимость дальнейшего уменьшения сил ударной группы.

На совещании в штабе, доложив о новых, отрицательных факторах, Фрунзе нашел решение, которое практически сводило на нет пагубные результаты бегства Авилова с приказами, детально раскрывающими планы красного командования, и в то же время оказывало помощь Пятой армии.

Он приказал начать наступление не 1 мая, а в ночь на 28 апреля!

Тем самым белые за оставшееся время не успевали принять необходимых контрмер, а положение Пятой армии существенно облегчалось за счет отвлечения от нее сил белой армии, вынужденной реагировать на полученный во фланг удар.

Разумеется, перенос контрнаступления на четыре дня потребовал огромной дополнительной работы; разумеется, ответ на утренние сообщения свелся не только к изменению общей даты, но и ко множеству частных распоряжений, связанных с перемещением отдельных полков, бригад и даже всей 2-й дивизии, но суть ответа на полученные известия заключается, конечно, в неожиданном сдвиге сроков операции при сохранении главной, стратегической идеи: он переместил замышленную операцию во времени, но не отказался от нее, не деформировал ее, потому что только в ней и была заключена возможность наибыстрейшей победы…

В этот же день Гембицкий, будто сидя на раскаленной плите, отбывал свое дежурство в штабе. Бумаги, еще бумаги, когда же все это наконец кончится?! А вот еще одна: «Благодарность». Кому и за что? Он вчитался:

Усольский Волостной Совет Солдатских,

рабочих и крестьянских депутатов,

Село Усолье, Симбирской губ.,

№ 230.

Настоящим свидетельствуется, что во время подавления кулацкого восстания солдаты Красной Армии Самарского карательного отряда вели себя по отношению граждан корректно, никаких насилий не чинили, честно сознавая долг воина, за что президиум совета чувствительно благодарит освободителей товарищей красноармейцев, их командный состав, политических комиссаров тов. Баринова, Быховского, Соколова, Левина и командира Буйлова и чтит заслугу борцов за свободу.

«Эх, тут, значит, тоже сорвалось! Проклятье! Но сегодняшние утренние новости все эти неудачи компенсируют с лихвой!..» Едва сдав дежурство, чуть ли не бегом, не соблюдая почти никаких мер предосторожности, Гембицкий поспешил к Уильямсу: утренние сообщения заслуживали того! Он не знал, что арестованный в ночь на 20 апреля командир восставшего запасного полка на первом же допросе назвал его фамилию. Изрядно перетрусив в первые дни, Гембицкий успокоился, не почувствовав никаких изменений в отношении к нему в штабе. А между тем Валентинов и Куйбышев попросту решили не торопиться с арестом: возможно, Гембицкий был оговорен, а возможно, от него тянутся нити к контрреволюционному центру, — во всяком случае, день и ночь опытные сотрудники ЧК вели за ним наблюдение.

Два раза стукнув пальцем в подслеповатое окошко старого домика, он дождался, что из-за занавески и цветов кто-то глянул на него. Через несколько секунд щелкнул тяжелый затвор, калитка глухих ворот приоткрылась и впустила его…

Нелидова двигалась на встречу с шефом в назначенный час — очень осторожно, соблюдая все меры конспирации: она была в широком платье, с бидоном и кошелкой, — ни дать ни взять — мещанка, каких тысячи, возвращающаяся с базара.

Она несколько раз сворачивала в боковые улицы, невзначай оглядываясь назад, а подойдя к переулочку, где жил Уильямс, наклонилась и стала завязывать высокие ботинки. Без всякого труда она установила, что кто-то посторонний болтается перед воротами, куда ей надлежало зайти! Не торопясь, она прошла за угол, свернула раз, еще раз — вот и запасной ход, надо бы сюда, но самообладание изменило ей: она физически ощутила на себе чей-то пристальный взор. «А ну вас, сэр Уильямс! Своя голова ближе к телу — так вы учили?» И, петляя и путая следы, как заяц, она стала уходить — лишь бы побыстрей, лишь бы подальше!..

Несвоевременный приход Гембицкого и отсутствие в назначенный срок Нелидовой сильно обеспокоили Уильямса. Инстинкт и опыт подсказали ему, что надвигается опасность. В течение часа все необходимое было собрано, все лишнее уничтожено, и в доме не осталось никого, кроме дряхлой, полоумной старухи хозяйки…

Ночной обыск не дал абсолютно ничего: никаких следов, никакой конкретной зацепки, и именно это убедило Валентинова в том, что обитатель или обитатели хорошо обжитого и очень обихоженного дома (полумертвая бабка не могла так тщательно следить за хозяйством!) были профессионалами конспирации. Он тотчас отдал приказ об аресте Гембицкого и группы других подозреваемых. В ночь с 25 на 26 апреля органами ЧК было арестовано шесть работников разных штабов, расположенных в Самаре: Гембицкий, Галахов, Черников, Лавский, Бугров, Громов. Перекрестный допрос, очные ставки привели к тому, что было названо еще двадцать семь человек, в том числе начальник артиллерии 2-й дивизии и его помощник. Все они были арестованы. Нелидова, которую на допросе называли многие, исчезла бесследно. (Позже ее след отыщется в Уральской губернии, в тылу Южной группы, где начнутся умело, по единому плану организованные восстания казачьего населения против Красной Армии и советской власти.) В этот же прискорбный для контрреволюции день — 26 апреля — Фрунзе получил донесение о разгроме мятежей в Симбирской и Самарской губерниях. Самарская группа Уильямса была вырвана с корнем, хотя самому Уильямсу и Нелидовой удалось скрыться.