Далия Трускиновская - Сыск во время чумы
Для поимки мародеров Архарову выделили два десятка солдат Великолуцкого полка, да еще он усилил свою партию преображенцами во главе с Бредихиным и взял с собой Левушку – попробовал бы не взять…
Денщик Фомка, свивший себе гнездо на чердаке заброшенного дома, подал, когда фура мнимых мортусов двинулась со двора, условленный знак фонарем. Знак был уловлен дежурившими на углу Варварки и Зарядского переулка конными преображенцами Басевичем и Соловьевым. Тут же Соловьев поскакал вверх по Москве-реке и очень скоро был на Остоженке.
Архаровский отряд второй вечер ожидал знака. Послали конного за Шварцем. Бредихин тут же повел солдат к Зарядью, но не всех разом и маршевым шагом – а поделив на четыре небольшие команды, каждая из коих двигалась своим путем. Одна из них, выйдя первой, даже обогнула Кремль с севера. Местом встречи был выбран Ершовский переулок – не слишком далеко от особняка, но и так, чтобы оттуда не услыхали сомнительного шума.
Сам Архаров с Левушкой поскакали на бастион за фурой и балахонами.
Они увидели презанятную картину – мортусы устроили себе из окуривания фуры ярмарочное гуляние. Они чуть ли не хоровод водили, маша над ней зажженными можжевеловыми ветками, а на самой фуре приплясывал, распялив на руках дегтярную робу, Демка Костемаров и пел срамную песню.
Голос у него был лихой, заливистый, истинно соловьиный, передавал все оттенки вопросов и ответов с точностью неимоверной, и Демка вроде бы и держал его в узде, но вдруг дозволял отправиться в полет – и над мрачным обезлюдевшим Зарядьем летел он без всякой натуги, как живая и торжествующая щедрость души.
– А девушка у девушки спрашивала – а и с кем-де, сестрица, ты начивала? А одна де я ночесь на-а-аи-ва-ла…..
– Ой, лели, лели, на-чи-ва-ла… – негромко поддержали этот полет менее звонкие голоса.
– В полночь лишь приходил ко мне докука, засыкал белу рубаху до пу-у-упа!.. – Тут Демка препотешно нагнулся, показывая, как девка разглядывает опозоренный подол своей сорочки.
Архаров с Левушкой, придержав коней, дослушали и досмотрели песню до конца, вызвавшего общий хохот весьма ловким подражанием действиям развратной девки, и тогда лишь появились на горже.
– Принимай имущество, господин офицер, – сказал им Тимофей. – Фура с лошадьми, четыре робы свежекопченые, четыре крюка – довольно, или еще надобно?
Архаров улыбнулся – ему понравилось, как деловито отнеслись мортусы к его просьбе. Он велел позвать сержанта – который, бедолага, уж был не рад явлению на Москве орловской экспедиции, – и распорядился отпустить с ним Тимофея или Федьку – чтоб было кому править лошадьми.
– Только фонаря не зажигай, – приказал он, когда Тимофей уселся на передок.
Фура тронулась, первой выехала с бастиона, Архаров с Левушкой – следом.
Но, когда они прибыли в Ершовский переулок, обнаружилось самое слабое место диспозиции.
Архаров и Шварц, сочиняя способ взятия особняка без лишней стрельбы, настолько были увлечены его целесообразностью, что совершенно позабыли о чуме. А чума меж тем продолжала хозяйничать в Москве, и фура мортусов, на которой, часу не прошло, еще лежали мертвые тела, вызвала ужас не только у солдат, но и у Бредихина. Тут-то и выяснилось, что его похвальба оспой, до которой чуме еще далеко, была пустыми словами.
– Сам на фуру не сяду и молодцов не пущу, – прямо заявил он Архарову. – Ты сдурел?! Над пропастью по лезвию ходим, а ты еще зачумленную фуру приволок!
– Да прокоптили же все, у меня на глазах коптили! – уговаривал его Архаров.
– Мало ли – у тебя на глазах! А как кто из ребяток заразу подцепит да на Остоженку ее занесет?
Приехавший Шварц тоже оказался бессилен – Бредихин не просто кобенился, а упорно не желал выполнять приказа. И спорить с ним было затруднительно – докладывая Орлову о грядущем штурме особняка, Архаров и словом не обмолвился о чумной фуре и таких же балахонах.
Положение осложнялось тем, что Бредихин не был его прямым подчиненным. И вообще оказался прикомандирован к новоявленной партии скорее в волонтерском порядке – на Остоженке бумаг со списками по такому случаю не сочиняли, а как раз руководствовались устным словом графа или старших офицеров.
– Что делать будем, Карл Иванович? – спросил Архаров немца. Спросил строго, не желая показывать своей растерянности.
– Коли с соблюдением всех правил, то следует слать солдата с донесением его сиятельству, – сказал чертов немец.
Архаров высказался…
Он так высказался, что вынужден был тут же обернуться – в темноте за его спиной прозвучал смешок.
– Кто там есть – вылезай! – приказал он, и тут же Левушка схватился за шпагу, Бредихин выдернул из петли висевший на шее пистолет, солдаты изготовились к штыковому бою.
– Мы это, талыгайко, – раздался знакомый гнусавый голос, и появилась долговязая личность – это мог быть только Ваня. За ним стояли еще мужчины, иные – в балахонах, но без колпаков, иные – в армяках.
– Какого черта приперлись? – спросил сильно недовольный Архаров. – Вас что, с бастиона отпустили?
– Да кто нашего убогого спрашивать будет? – сказал Федька. – А приперлись поглядеть. Как это их из дома выкуривать будут.
– Удрали, выходит. Бредихин, опусти пистолет, свои, – обернувшись, распорядился Архаров. – Слышали, стало быть, какая у нас неурядица?
– Был бы ты, талыгайко, не ховряк, вышел бы из тебя клевый маз, – ответил Ваня. Но мало того, что гнусаво – еще и глумливо.
– С чего ты взял? – спросил Архаров.
– А как же! Трущей, как лохов, на пельмоху посылаешь, сам в сторонке стоишь да покрикиваешь.
– Пошел к черту, – вместо Архарова ответил ему Бредихин. – Будешь ваньку валять – как гусей, на бастион погоним.
– Погоди, – Архаров схватил сослуживца за плечо, потому что Бредихин уже шагнул вперед, одновременно взмахом руки собирая к себе солдат. – Стой! Я сам управлюсь.
Он подошел к фуре, взял один из балахонов и обнюхал его.
– Толково закоптили. Как эту дерюгу надевать?
– Сам, что ли, пойдешь брать тех шуров? – спросил с передка Тимофей.
– Сам пойду. Тучков, кыш отсюда! Мне главное – в дом попасть…
– Там кулаками не отмашешься, – сказал Ваня. – Там и трущовки, и жулы.
– Так и я не с пустыми руками.
Положив балахон обратно на фуру, Архаров подошел к своей лошади и вынул из седельных чушек пистолеты.
– Пойдете следом за фурой, – велел он Бредихину.
– Архаров, я велю молодцам тебя связать, – пригрозил Бредихин. – Ведь подцепишь заразу!
– Подцеплю – Матвей вылечит, он теперь умный. Микроскопические создания сотнями истребляет. А ну, кыш!
Отбив руку Бредихина, Архаров положил пистолеты на фуру и, поставив ногу на ступицу, сам туда полез – надо признаться, весьма неуклюже.
– Ишь ты! – воскликнул Федька. – А что, ребята? А не побузить ли напоследок?!
– Слышь, талыгай, я с тобой! – крикнул тут Демка. – Где тут моя ряса?
Архаров, сидя на фуре, глазам не верил – на нее лезли мортусы. Сивый мужик уже уверенно брался за вожжи. Архаров впервые видел вблизи их лица – он уже знал и считал своими Демку, Тимофея, шалого Федьку, но кто рыжий парнишка, и худощавый одноглазый, и кругломордый, невзирая на голодное житье, с носом репкой, – пока понятия не имел.
Страшный Ваня просто улегся на дно, укрывшись рогожей, так что его лицо оказалось у архаровских колен.
– Ты, талыгайко, не бойся, – сказал он. – Это пусть трущи боятся и тот ховряк, оспой покарябанный. Федя, помоги ему облачиться!
– Пошли к черту! Это вам не ярмарка с балаганами! – вдруг осознав, что тут творится, заорал Архаров.
И тогда к фуре подошел доселе незримый для мортусов Шварц.
– Не извольте беспокоиться, ваша милость, – церемонно сказал он. – Я их знаю. Коли они вашу милость признали, то гнать их не след.
– Они с ума сбрели!
– Полагаю, сии молодцы превосходно ведают, что творят. Не отказывайтесь, Николай Петрович. Они справятся.
Ваня приподнялся на локте.
– Ты, черная душа? – спросил он. – То-то голосишко ведомый… Ты-то чего за нас вступаться вздумал, батька крестный?
– Знаю, что затеяли, вот и вздумал, – отвечал Шварц. – Все должно быть по-божески.
– Да, – вдруг произнес Тимофей. – Все должно быть по-божески. Все уселись? Талыгай, держи крюк. Ну, с Богом!
Фура тронулась.
– Бредихин, далее – по диспозиции! – крикнул Архаров. – Левку придерживай! Шварц, к парадному крыльцу! Тучков, кыш на место!
– Не изволь сомневаться! – ответил Бредихин.
– Тихо! – шумнул на Архарова Тимофей. – Едем споро, словно бы за нами трущи косают… тихо, ширшата, держись…
Бредихин, Шварц, Левушка и солдаты остались в темноте. Фура, скрипя, вписалась в поворот, въехала в переулок, Тимофей ударил по коням, она пошла враскачку.
– Тут, – шепнул Тимофею Архаров.
– Ишь, ворота притворили… Демка, отворяй…
