Граница - Станислава Радецкая
- Вы еще мало понимаете в жизни, юноша, - проворчал господин фон Бокк, нависнув над чашкой с кофе. Белый парик чуть съехал ему на брови, и вид у хозяина стал угрожающим. – Капитан тоже еще мальчишка.
Йохан удивленно приподнял бровь. Капитану было уже под сорок. Если он мальчишка, то кем господин фон Бокк считает его? Младенцем?
- Он думает, здесь можно вести дела как в столице, - пояснил фон Бокк. Лицо у него покраснело от духоты, и он чуть распустил тесный шейный платок. – А это Военная Граница! Здесь все иначе. Помню, когда я только сюда приехал, еще до войны, холостым и полным надежд…
Хозяин пустился в воспоминания, и Йохан поймал на себе взгляд Иеронима Шварца. Тот все еще улыбался, но в глазах у него застыло предупреждение: «Я помню, кто ты. Не вздумай делать глупостей, а то пожалеешь». Слуга неслышно поставил закуски на стол и так же тихо удалился.
София вернулась только после полудня; когда она вошла в дом, Йохан услышал ее слова на лестнице, что она не желает ни с кем разговаривать и у нее болит голова, но как только София узнала, что здесь барон фон Фризендорф, она вихрем ворвалась в кабинет, прервав своим появлением дядин рассказ на полуслове.
- Милый дядюшка! Господа! - на одном дыхании выпалила она, низко приседая в книксене. Полная служанка, тяжело дыша, вошла за ней и остановилась у двери, поклонившись господам. – Простите, что так нахально врываюсь к вам, но верю, что вы не осудите меня!
И Шварц, и Йохан одновременно встали, уступая баронессе место, но та, чтобы не ссорить кавалеров, присела на свободный стул у двери, шелестя юбками, и сложила руки на коленях.
- Что произошло, София? – фон Бокк еще не до конца вернулся из путешествия по лугам своей памяти и даже не нахмурился.
- Господина Уивера только что нашли, - выпалила та и опустила глаза к носкам своих туфель. Йохан напрягся; ему показалось, что на глазах баронессы выступили слезы.
- Да? Вот и ладненько. И где же они были с господином Пройссеном? И почему убит его слуга?
- Не знаю, дядюшка, - София опасно всхлипнула и закрыла лицо ладонями. – Господина Уивера нашли одного, пьяного и в крови. Он сейчас в замке, ждет допроса.
- Ну-ну, - ласково забормотал господин фон Бокк, забеспокоившись. – Ну-ну. Твоему нежному сердечку опасно думать о таких страшных вещах.
- Англичанин сразу показался мне подозрительным, - задумчиво заметил Шварц. – Такой нахальный, падкий на удовольствия. Если вспомнить работу господина Линнея – он ведь ваш земляк, барон? – так вот, если вспомнить знаменитую работу Линнея, господин Уивер напоминал мне монструозного человека, если не хомо сильвестрис трогдодитес. Его лицо… А привычки! У вас ведь были с ним разногласия, верно?
- По-моему, он ничем не отличается от меня или вас, чтобы причислять его к троглодитам, - отрезал Йохан, и София с восхищением взглянула на него сквозь пальцы. Ему не понравилось, как охотно Шварц уверился в виновности англичанина: скорее всего, это было очередной игрой, которую тот вел. Иероним Шварц охотно извинился и посетовал на поспешность своих суждений, и господин фон Бокк объявил его истинным дворянином, который знает, когда нужно говорить, а когда помолчать.
Они отобедали вчерашней дичью с овощами, и за столом госпожа фон Бокк устало закатывала глаза, как только разговор заходил о крестьянах, политике или господине Уивере. София то и дело поглядывала на Йохана, словно хотела ему в чем-то признаться, но была так тиха и кротка, что даже ее вздернутый носик растерял свой задор, и почти ничего не ела. Впрочем, хорошим аппетитом мог похвастаться только господин фон Бокк; по истинно немецкому обычаю он прикончил все четыре перемены блюд, основательно попробовав каждое из них. После обеда ему пришлось расстегнуть жилет, который перестал сходиться на животе, и откинуться на спинку стула, сыто отдуваясь. О продолжении разговора не могло быть и речи, и господин фон Бокк в сопровождении слуги отправился полежать пару часов в саду. Шварц хотел было составить компанию Йохану, но за ним прислали из ратуши, и с явной неохотой он покинул гостеприимный дом фон Бокков.
Йохан отправился в библиотеку господина фон Бокка, но читать ему не хотелось – хозяин питал слабость к философским эссе и поучительным историям, которые, впрочем, пылились за стеклом, как и тонкие затертые сборники поэзии, привезенные Софией, напоминавшие сиротский приют в окружении важных монахов. Еще в прошлый раз Йохан заметил, что отсюда открывается превосходный вид – из одного окна были видны горы и лес, из второго, выходившего на другую сторону, можно было полюбоваться потемневшим от времени замком, где держали Уивера. Фугрештмаркт был маленьким городком, даже если сравнивать с Херманнштадтом, где они с Диджле меняли свой облик, и впервые за долгое время Йохан почувствовал себя на краю света, где одного шага достаточно, чтобы ступить за край европейских обычаев и оказаться в темноте чужих представлений и правил. Почему здесь, где почти каждый знал соседа в лицо, собралось столько приезжих и людей, которые враждуют с законом? Можно было подумать, что где-то здесь в горах лежит волшебный камень, который притягивает зло. Разбойники, подлецы, негодяи – и сам Йохан, беглец из родной страны, не лучше них. Он задумчиво взял одну из книг, что лежали на столике у окна и перелистал ее – это была пьеса «Почтовая карета, или Благородные Страсти» господина фон Айренхоффа. На глаза ему попался рисунок, где множество турок в ужасе шарахались от огромной статуи, и Йохан покачал головой. Турки, слуги, кофе, почтовые кареты, капитан фон Эдельзее, служанка Лизетт, графы
