Тысяча кораблей - Натали Хейнс
— Спасибо на добром слове, — ответила Гекаба. — Если тебя это утешит, я бы с радостью перерезала твоей жене глотку. Мне ничего так не хотелось, как ее смерти. Но мой царственный муж был добрым человеком, а Елена, как тебе известно, обладает неотразимым обаянием.
Менелай почесал толстый приплюснутый нос.
— Это верно.
— Ты не предашь Елену смерти, — заявила Гекаба. — Она затащит тебя в постель еще до того, как вы вернетесь в Спарту. Уже к завтрашнему дню.
— Вижу, ты гордишься своей мудростью.
— Порой можно обойтись без мудрости. Одним лишь зрением.
— Возможно, я позволю ей остаться в живых, — согласился спартанский царь. — По-твоему, греки поблагодарят меня за это?
Гекаба пожала плечами:
— Ты предпочитаешь получить одобрение народа под стенами залитого солнцем дворца или же своей жены в сумрачных покоях?
Менелай пропустил вопрос мимо ушей.
— Я пришел за твоей дочерью.
— Помимо возвращенной жены греки пожаловали тебе царевну из троянской династии? Какая преданность!
— Ничего подобного, — возразил Менелай. Твоя дочь… у тебя ведь она не одна?
— Дочерей было много. Осталось всего две.
Гекаба указала на Кассандру и простерла руку к Поликсене, желая защитить ее. Менелай смерил обеих девушек оценивающим взглядом. Поликсена скромно потупилась. Кассандра смотрела на спартанца невидящим взглядом.
— Она всегда такая беспокойная? — спросил царь.
— Всегда, — ответила Гекаба. — Люди говорят, Кассандру прокляли еще в детстве. Вообще-то она была прелестным ребенком. Добродушная, услужливая, тихая. Но несколько лет назад начались эти утомительные припадки, и теперь она затихает только во сне.
— Она хорошенькая, несмотря на… — Менелай указал на залитый слюной подбородок Кассандры. — Найдется тот, кто с удовольствием ее утихомирит.
Гекаба промолчала.
— Тогда я забираю другую, — объявил Менелай. Он махнул рукой, и его люди шагнули вперед, собираясь схватить Поликсену.
— Если она предназначается не для тебя, зачем ты ее забираешь? — спросила Гекаба. Троянская царица не могла уронить себя мольбой позволить ей еще несколько минут побыть с любимой дочерью. Но ей невыносимо было видеть, как ту уводят.
Менелай покачал головой.
— Вытащил короткую соломинку, — ответил он. — Пошли, девочка.
Поликсена поцеловала мать, Андромаху и попыталась обнять Кассандру. Однако сестра схватила ее за руки и начала верещать. Солдаты тотчас оттащили пленницу и увели с собой.
Глава 31
Поликсена
Подрастая, Поликсена в своих молитвах никогда не просила ниспослать ей мужество. В этом не было смысла. Родной город давно находился в осаде; об иных временах у девушки остались лишь смутные детские воспоминания. И потому о мужестве никто не мечтал, ведь оно ежедневно требовалось от каждого человека. Поликсена испытывала вечный страх за тех, кого любила: за братьев, когда по утрам они выходили из городских ворот; за сестер, когда в городе заканчивались запасы пищи. За мать, когда та начала горбиться, как дряхлая старуха. За отца, когда он стоял на высоких стенах и наблюдал, как его сыновья сражаются с неприятелем, стремившимся захватить его город. Каждая новая смерть служила причиной семейного горя и всеобщего страха: гибли мужья, сыновья, отцы; защитников становилось все меньше.
Но страх — не то же самое, что недостаток мужества. Любой может быть храбрецом, если не испытывает страха. Таков Ахилл, шептались троянцы, вот почему он смертельно опасен. Греческий герой мчался в битву на колеснице, не опасаясь за собственную жизнь. Его заботила лишь безопасность его друга Патрокла. Пока троянцы остерегались Ахилла, он, казалось, без разбора косил их ряды. Прошло много месяцев, а может, и лет, прежде чем они догадались, что самое правильное — это отправлять небольшой отряд против Патрокла, чтобы удерживать Ахилла возле друга. Разумеется, каждый раз отряд погибал. Мужчины тянули жребий, чтобы решить, кто из них вступит в заведомо проигрышный бой и тем самым спасет товарищей.
Поликсена видела этих обреченных, когда они прощались с женами и проводили последние минуты жизни с сыновьями. Мужчины хранили невозмутимый вид, пока окружающие хлопотали, застегивая на них доспехи и готовя оружие. Эти люди знали, что умрут, а значит, бояться было уже поздно. Все, что им оставалось, мужественно умереть, ценой своей смерти надолго удалив Ахилла с поля боя и предоставив возможность соплеменникам продвинуться вперед на дальнем фланге и оттеснить греков к кораблям. В то время Поликсена считала, что те воины от горя или скорби тронулись умом. Иначе почему они были так равнодушны к смерти? Теперь девушка жалела, что не обладает их уверенностью. Она бы многое отдала, лишь бы узнать, какая судьба ждет ее впереди.
Греки быстро тараторили на своем языке, а она не могла определить ни их акцента, ни наречия. Они были вовсе не так похотливы, как ей внушали. Один мужчина схватил ее, якобы помогая оступившейся девушке. Однако Менелай прикрикнул на него, и грек отдернул руки; он напомнил собаку, лакавшую молоко из кувшина и застигнутую хозяином.
А главное, Поликсена надеялась, что Менелай сказал матери правду и забрал пленницу не для себя. Не может быть участи хуже, чем стать рабыней спартанского царя и покинуть родину прислужницей Елены — причины всех их бед. Ну, может быть, не всех. Мать всегда была чересчур снисходительна к Парису. Брат Поликсены, Гектор, подобной ошибки не допускал. Он сразу же осудил Париса, и Поликсена знала, что Гектор прав. Тем не менее девушке не хотелось, чтобы Елена приказывала ей носить воду или молоть муку. Даже если ее сделают домашней рабыней, ей будет противно заплетать бывшей невестке косы, помогать ей одеваться по утрам или отводить глаза при появлении тайных любовников (Поликсена не сомневалась, что по возвращении в Спарту Елена не изменит своих привычек).
Девушка испытала внезапный прилив гнева на Париса, Приама, Гектора и прочих мужчин, которые обязаны были ее защищать, а вместо этого бросили на произвол судьбы. Гнев был окрашен завистью, ибо они погибли, а она стала рабыней. За ее руку должны были соперничать знатные женихи, а теперь Поликсену оплодотворит хозяин или другой раб, и этого не миновать. Ее отпрыск должен был принадлежать к царскому роду, а теперь станет ничтожнейшим из ничтожных: урожденным рабом. И свой позор ей придется нести в
