Тоже Эйнштейн - Мари Бенедикт
— Добрый день, фрау Эйнштейн. Полагаю, это та самая посылка, которую вы ждали?
Он протянул мне завернутую в коричневую бумагу посылку — примерно соответствующего размера и веса, с обратным адресом на немецком языке.
— Да, это она! — радостно воскликнула я, обнимая его. — Не знаю, как вас и благодарить.
Почтительно раскланявшись, почтальон скрылся. Его, привыкшего к швейцарскому стоицизму, обескуражили такие внезапные нежности. Меня и саму это удивило: я ведь даже его полного имени не знала.
Я едва удержалась, чтобы не разорвать упаковку прямо на улице. Едва войдя с Хансом Альбертом в квартиру и усадив его играть с деревянными кубиками, я вскрыла упаковку. Обложка «Annalen der Physik» выглянула наружу, и я высвободила журнал из клубка спутанной бечевки. Пролистав оглавление, я увидела статью «Об электродинамике движущихся тел» за авторством Альберта Эйнштейна. Отсутствие моего имени меня не смутило: видимо, в оглавлении места хватило только для одного автора, а имя Альберта значилось в рукописи первым. Это было неизбежно: ведь из нас двоих только он имел формальное образование.
Перелистав журнал, я наконец добралась до страницы 891. Там стояло название статьи, в которую я вложила столько труда: «Об электродинамике движущихся тел». В печатном виде оно выглядело великолепно, даже лучше, чем я ожидала. Я пробежала глазами страницу сверху донизу. Где же мое имя? Я вглядывалась в каждое слово, но моего имени нигде не было. Милева Марич-Эйнштейн не упоминались даже в сносках. Под заголовком статьи был указан только один автор: Альберт Эйнштейн.
Как такое могло случиться? Почему редактор убрал мое имя, не посоветовавшись с нами? Неужели потому, что я женщина? Это же нарушение всех мыслимых этических норм научных публикаций.
Я опустилась на колени. Что случилось с моей статьей, посвященной Лизерль? Это был мой способ осмыслить ее бедную короткую жизнь и те месяцы, которые она прожила без меня, потому что я ее бросила. Я разрыдалась — так горько было думать, что у меня отняли памятник моей дочери, о которой никто не знал.
Ханс Альберт бросил кубики и подошел ко мне. Привалившись ко мне теплым пухленьким тельцем, он ласково погладил меня по спине.
— Мама… — грустно проговорил он, и я заплакала еще сильнее.
Спустя несколько часов Ханс Альберт сидел в фарфоровой ванне, весело расплескивая воду по всей кухне. Я терла намыленной мочалкой ручки в мягких складочках и плотные упругие ножки. В восторге от купания он еще сильнее заколотил ногами, брызгая водой на полотенца, которые я для него приготовила. Впервые в жизни я не чувствовала удовольствия от купания своего маленького сына, хотя обычно это было одно из моих любимых ежедневных занятий.
Из головы у меня никак не шло предательство редакторов журнала «Annalen der Physik».
Уложив Ханса Альберта в постель, я приготовила ужин и стала ждать Альберта. Пробило семь часов, потом восемь. Где же он? Вот-вот уже должна собраться «Академия Олимпия». Альберт бывал забывчив и рассеян, но я не могла припомнить случая, чтобы он приходил так поздно, не предупредив меня заранее. Может быть, с ним что-то случилось?
Я мерила шагами переднюю нашей маленькой квартиры. Когда я наконец услышала звук ключа в замке, означавший, что Альберт жив и здоров, я схватила номер «Annalen der Physik» и встретила мужа на пороге. Я не стала ни вежливо здороваться, ни говорить обычные любезности, ни даже спрашивать, почему он пришел так поздно. Я сразу выпалила то, что копилось во мне весь день:
— Альберт, статью об относительности сегодня опубликовали, но ты не поверишь, что там. Автором значишься ты один. Можешь себе представить? Мы должны написать им и потребовать, чтобы исправили.
Альберт приложил палец к губам.
— Тише, Милева. Ты разбудишь Ханса Альберта.
Я изумилась. Никогда до сих пор Альберта не волновало, спит или не спит Ханс Альберт. Этому могло быть только одно объяснение.
— Ты знал, — прошептала я, отступая назад.
Он шагнул ко мне.
— Послушай, Долли. Это не то, что ты думаешь. Все не так, как кажется.
— Так вот почему ты так поздно пришел сегодня? Ты не хотел возвращаться домой. Ты знал, что я буду расстроена из-за того, как со мной поступили в журнале.
Он не ответил, но выражение его лица говорило, что я права.
Я отстранилась от него и пятилась назад, пока не уперлась в стену в гостиной. Если бы я могла просочиться сквозь штукатурку, я бы это сделала. Лишь бы оказаться подальше от него.
— Как ты мог это допустить? И не сказать мне? Ты же знаешь, как родилась эта идея. Ты знаешь, как важно было для меня увековечить память Лизерль своим именем под этой статьей.
Вздрогнув при упоминании Лизерль, Альберт схватил меня за руки.
— Послушай, Долли. Пожалуйста. Один из редакторов «Annalen der Physik» написал мне. Он спрашивал о тебе и о твоем образовании. Я объяснил, что ты моя жена и отлично разбираешься в физике, хотя у тебя и нет диплома. По его ответу я почувствовал, что он колеблется.
— Он попросил тебя убрать мое имя?
— Нет, — медленно выговорил Альберт.
— Это ты его попросил убрать мое имя?
Я была потрясена. Но только наполовину. Я вдруг вспомнила, как он еще раньше убрал мое имя из статьи, которую мы писали в соавторстве. О капиллярах, для «нового профессора Вебера».
Не выпуская моих рук, он кивнул.
— Как ты мог, Альберт? Если бы речь шла о какой-то другой статье, я бы не обрадовалась, но поняла. Но только не статья об относительности. Она была в память Лизерль. Ты должен был настоять.
— Какая разница, Долли? Разве мы с тобой не Эйнштейн? Не один камень?
В прошлом Альберт часто вспоминал этот остроумный каламбур со своей фамилией, когда хотел подчеркнуть, что мы с ним «одно целое». А я по наивности позволяла этому ловко придуманному образу влиять на мои решения. Но как мог этот довод — «мы одно целое, что выгодно одному, то выгодно и другому», — поколебать меня, когда речь шла о Лизерль? Разве мало жертв я принесла ради этого «единства»? Разве не заслужила эту единственную дань памяти моей умершей дочери?
Я
