Иван Фирсов - Морская сила(Гангутское сражение)
— Што скажут наши вой на сухом пути?
Уважал царь своего бывшего спальника за преданность и храбрость. Еще при Софье не отшатнулся от Петра. Первый премьер-майор Преображенского полка, бился с турками под Азовом. Не по своей вине попал в плен под Нарвой. Десять лет томился у шведов. Слава Богу, вызволил его царь, обменял на пленного генерала Майерфельда. Теперь он — верная правая рука у Михаила Голицына.
Генерал, на удивление, озабоченно говорил о тяжком положении небольшого гарнизона в Або.
— Провиант там на исходе, по дорогам не пройти, шведы шастают, как бы не пришлось на время уйти, чтобы сохранить людей.
— Гляди сам, — без недовольства проговорил царь, — елико возможно, задержи там войско недели две-три, а после отойди. Повести Голицыну — быть может, поспеет генерал-адмирал с провиантом.
Царь перевел взгляд на Ивана Головина, усмехнулся, вспоминая извилины жизни непутевого генерала. Взял его царь с собой в Великое посольство. Обучался он морскому делу в Амстердаме и Венеции, да не пристал к морю. По возвращении запросился у царя на сухопутье. Там себя и показал с лучшей стороны.
— Ну, молви свое слово, Иван Михайлов.
Головин приподнялся, покраснел:
— Уволь, государь. К морской науке хоть и прикоснулся, а все же запамятовал, сколь годков минуло…
— А ты про своих солдатушек поведай, — перебил Головина царь.
В глазах генерала сверкнул озорной огонек.
— Вой мои, господин контр-адмирал, — расправив плечи, приободрился Головин, — абордажному делу приучены примерно, шведа одолеют. Ежели сшибка случится, побьют. Знать, под Полтавой вышколены.
Петр растянул рот в улыбке:
— Помню, помню твоих астраханцев, стойкие бойцы.
Не оставил царь без внимания и молодых бригадиров.
Перед началом кампании Апраксин назначил лихого бригадира Якова Волкова начальником десантных войск авангарда. Доверил ему передовой отряд морских солдат на случай абордажа. Генерал-адмирал приметил отважного поручика при штурме Выборга. Его солдаты бесстрашно бросились в атаку по примеру своего командира. Потом Волкову пришлась по душе служба на галерах с абордажными солдатами. Отличали его подчиненных, кроме отваги, беспрекословие и строгая дисциплина. Сказывались не только требовательность, но и душевность бригадира, забота о солдатах.
Привстав по знаку царя, Волков больше говорил о нетерпении своих подчиненных схватиться со шведами, постоять за свое отечество, не жалея живота.
Слушая несколько взволнованную речь смущенного вниманием бригадира, Петр подумал про себя, что с такими бойцами нынче неприятелю придется несладко.
Довольная улыбка разгладила морщины обветренного лица генерал-адмирала. Взглянув на царя, он слегка сощурил левый глаз, как бы говоря «Знай наших!».
Петр, словно отвечая Апраксину, проговорил:
— Знатные речи все молвили, и я присовокуплю. — Царю, видимо, надоело сидеть. Он резко приподнялся, густая шевелюра коснулась подволока салона. Пришлось несколько пригнуть голову. — Почну с флота корабельного, парусного. Командир Шелтинг рвется азардировать со шведом в море. Сие похвально. Только дозволяю при нашем превосходстве в судах не менее чем вдвойне, дабы виктория добылась, но не ретирада. Выучка наша еще худая. Об этом и прошлая кампания обнаружила. — Петр обвел взглядом сидевших. — Потому завтра уйдем в Ревель, там малость силу наберем. Галерному же флоту, — Петр вперил взгляд в Апраксина, — с войсками идти берегом и шхерами до Гангута. Фарватеры шхерные нами в прошлую кампанию проверены, пройдем без лоцманов. Прежде, как задумано, зайти к Выборгу, а после к Гельсингфорсу. Там войско, положенное на берег под руку генерала Голицына передать. Михаил Михайлович к вам поспеет в срок от Абова. Ежели, паче чаяния, вражья сила в шхерах объявится, крушить без оглядки. Обо всем мне ведомость слать. В Гельсингфорсе отряд бригантин держать наготове для эстафеты к Ревелю.
Петр прервался, шагнул к балконной двери, распахнул створки. С залива потянуло холодком. Шальной ветерок взмахнул атласные шторки на окнах.
— В Твермине, ежели нет супостата, сделать обсервации и нас повестить. Разумею, с Божьей помощью супротивника одолеем. Нам нынче же генерально быть в Абове надобно и приступом взять Аланды. Оттуда и шведа почнем шерстить на его матке.
На севере в последние майские дни «заря с зарею сходится». Едва край солнца высветил верхушки-топы корабельных мачт, грохнул холостой выстрел «Святой Екатерины». Палубы кораблей эскадры огласил посвист боцманских дудок, сопровождаемый зычными голосами:
— Команде наверх!
— На шпиль, якорь выбирать!
— На мачты и реи паруса ставить!
Поругиваясь и зевая, сонные матросы надевали робы, подвязывали койки.
— Чайку бы попить!
— Будет тебе и чаек с сахаром, — торопили сержанты, — нынче аврал, айда наверх!
Одеваясь на ходу, баковые матросы бежали на бак, в носовую часть судна. Разбирали из рундука вымбовки — окованные железом дубовые палки, — вставляли их в отверстия шпиля — устройства для выбирания якорного каната. Поеживаясь от утреннего ветерка, тянувшего с Невского устья, поглядывали на боцмана, ждали команды. Боцман не отводил взора от вахтенного мичмана, который, в свою очередь, ожидал приказания капитана.
В это же мгновение матросы-парусники карабкались по вантам на марсовые площадки, отвязывали паруса. В эти минуты искусство капитана состояло в том, чтобы вовремя распустить паруса и, пока они, наполняясь ветром, разворачивают судно, успеть выбрать якорь. Как только якорь отделится от грунта, судно понесет волной и ветром в подветренную сторону. В эти мгновения паруса и должны придать судну ход, сделать его послушным рулю. Теперь можно ложиться на заданный курс, занимать отведенное место в строю. Не дай Бог, зазеваться в эти считанные минуты — не миновать беды. Вокруг корабли эскадры, навалит корпусом на соседа. Сломает бушприт, реи, а то и пробьет борт соседа.
Другая напасть в такой ситуации ждет судно под водой. Укрытые волнами камни и отмели несут в себе грозную, а подчас смертельную опасность для судна…
— Якорь выбирай! — отрывисто бросил вахтенному мичману командир «Святой Екатерины», капитан Гослер, поглядывая на волны и ветер.
Мичман крикнул в рупор:
— Якорь выбирай! — и отмахнул рукой боцману на баке.
Усатый боцман только и ждал этого мига.
— Пошел шпиль! — с хрипотцой гаркает он баковым матросам, сам хватается за вымбовку. И вертикальный барабан — шпиль — начинает медленно вращаться, наматывая якорный канат.
Молча раскуривая трубку, Петр, не выпуская из рук подзорную трубу, переходит с борта на борт, останавливаясь на средней части палубы — шканцах.
За датчанина Гослера он спокоен, опытный капитан, дело знает.
— Паруса ставить! — командует тем временем Гослер.
На всех трех мачтах, первой от носа — фок-мачте, средней — грот-мачте и кормовой — бизань-мачте, один за другим, начиная с нижнего, распускаются паруса.
Корабль немного «клюет носом», наклоняется на левый борт, втугую, почти отвесно натягивается якорный канат, «Святая Екатерина» слегка вздрагивает, якорь оторвался от грунта, освобожденный нос разворачивается и выходит на волну.
Гослер отменно знает свой корабль и каждое его движение ощущает, упершись ногами в раскачивающуюся палубу.
— На румб зюйд-вест!
Два вахтенных рулевых «добрых» матроса слушают только капитана, в крайнем случае вахтенного мичмана. Они ловко перебирают рукоятки штурвала. За их плечами десятки кампаний. Каждую навигацию они у штурвала. Меняются командиры на кораблях, а «добрый» матрос уверенно удерживает судно на заданном румбе.
На то они и «добрые», такое звание может заслужить матрос только после пяти лет службы.
В эту кампанию они старательно следят за компасом. Сам государь нет-нет да посматривает на них. На его лице улыбка. Значит, все в порядке. Но сейчас Петр лишь мельком бросает взгляд на рулевых у штурвала. Все его внимание эскадре. Как-то нынче снимутся с якорей? Теперь он флагман эскадры. Контр-адмирал Петр Михайлов за все в ответе.
Десять дней назад на его глазах эскадра выбирала якоря на Котлинском рейде. В ясную погоду, при легком волнении больше половины судов «партачили». Одни медлили с подъемом якорей, мешали соседям. Другие, снявшись с якоря, не успевали вовремя поставить паруеа, дрейфовали, наваливались на соседей, ломали рангоут, цеплялись вантами, третьи неуклюже маневрировали, касались грунта…
Под началом флагмана девять линейных кораблей, пять фрегатов, четверка шняв. Каждого командира Петр знает доподлинно.
Все они иноземцы. На «Полтаве» — Шелтинг, «Святым Антонием» командует фон Гофт, «Ригой» — Кроненбург. Фиш, Беземакер, Ван, Вессель, Беккер. Всех враз не пересчитаешь. С каждым из них, прежде чем нанимать на службу, Петр обстоятельно не раз беседовал. Старался выведать подноготную. Одни приехали с рекомендацией, другие — прослышав про хорошее жалованье, третьи искали приключений. Кого-то сразу отваживал, давал поворот от ворот, но с большинством подписывал контракт. Да разве все выведаешь! Только в деле, в общении с экипажем, в море определишь, кто на что способен. Да и негодных не враз прогонишь, менять-то некем. Своих, доморощенных, раз-два и обчелся. Наум, да Иван, да вона Муханов Ипатка. Не уступит им Конон Зотов, хотя и молод…
