Кристиан Жак - Храм Миллионов Лет
Мокрый от пота Моис спрыгнул на землю. Учитывая его ярость, все понимали, что наказание не замедлит последовать.
— Кто несет ответственность за эту неверную установку? Где человек, упавший со статуи?
— Вот он.
Двое рабочих вытолкнули вперед Абнера, который кинулся на колени перед Моисеем.
— Простите меня, — взмолился он. — Я допустил ошибку, я…
— Разве ты не кирпичник?
— Да, мое имя Абнер.
— Что ты делал на стройке?
— Я… я скрывался.
— Ты потерял разум?
— Верьте мне!
Абнер был евреем. Моис не мог выгнать его, не выслушав объяснений. Он понял, что кирпичник в отчаянии, и решил поговорить с ним наедине.
— Следуй за мной, Абнер.
Один из египетских архитекторов возразил:
— Этот человек допустил серьезную ошибку. Было бы несправедливо наказывать его товарищей.
— Я собираюсь расспросить его. А потом приму решение.
Архитектор подчинился старшему. Если бы Абнер был египтянином, Моис не был бы столь терпелив. В течение нескольких недель управляющий царским строительством продемонстрировал предвзятость, которая могла обернуться против него.
Моис заставил Абнера подняться на свою колесницу и привязал его кожаным ремнем.
— Я думаю, на сегодня достаточно падений, не так ли?
— Прошу вас, простите меня!
— Прекрати свои вопли и объяснись.
Перед жилищем Моиса был расположен дворик, обдуваемый ветром. Колесница остановилась на пороге, и они сошли на землю. Моис снял повязку и парик и взял большой кувшин.
— Поднимись на приступку, — приказал он Абнеру. — Медленно вылей воду мне на плечи.
Пока Моис растирал кожу травами, Абнер осторожно выливал на него благословенную влагу.
— Ты проглотил язык, Абнер?
— Я боюсь.
— Почему?
— Мне угрожали.
— Кто?
— Я… я не могу сказать этого.
— Если ты будешь упорствовать, я передам тебя в руки стражи за допущенный проступок.
— О нет, ведь я тогда потеряю работу!
— Это было бы справедливо.
— Клянусь, что нет!
— Тогда говори.
— Меня обкрадывают и шантажируют.
— Кто?
— Египтянин, — сказал Абнер, понижая голос.
— Его имя?
— Я не могу. У него большие связи.
— Я не буду повторяться.
— Он отомстит!
— Разве ты мне не доверяешь?
— Я часто думал о том, чтобы поговорить с вами, но я боюсь этого человека!
— Прекрати трястись и скажи его имя. Он больше не побеспокоит тебя.
Испуганный Абнер выронил кувшин, разбившийся вдребезги.
— Сари… Это Сари.
Царская флотилия продвигалась по каналу, ведущему в Пер-Рамзес. Весь двор сопровождал Рамзеса и Нефертари. Все были в нетерпении, желая увидеть новую столицу, где отныне придворные будут жить, если на то будет воля царя. Недовольные перешептывания крутились вокруг одного: как столица, построенная столь быстро, сможет соперничать с Мемфисом? Рамзес допускал ошибку, которая рано или поздно приведет к забвению Пер-Рамзеса.
Стоя на носу, фараон смотрел, как Нил превращается в Дельту, в то время как судно покидало основной путь, чтобы войти в канал, ведущий в порт столицы.
Шенар прислонился рядом с братом.
— Я понимаю, что это не лучший момент, но я должен сообщить кое-что неприятное.
— Это так срочно?
— Боюсь, что да. Если бы я смог встретиться с тобой раньше, я бы не стал омрачать эти счастливые моменты, но не смог.
— Я слушаю, Шенар.
— Должность, которую я занимаю, мне по сердцу, и я хотел бы приносить лишь приятные новости.
— А сейчас это не так?
— Если верить сообщениям, которые я получаю, нам придется опасаться нынешнего положения вещей.
— Переходи к делу.
— Кажется, хетты вышли из территории своих владений, которую установил наш отец, и захватили Центральную Сирию.
— Это точно?
— Слишком рано говорить об этом, но я хотел первым предупредить тебя. Хеттские провокации не были редкостью в недавнем прошлом, и мы можем надеяться, что это еще одна. Однако было бы неплохо принять некоторые меры предосторожности.
— Я подумаю над этим.
— Ты не веришь?
— Ты сам сказал, что это еще не точно. Как только ты получишь новые сведения, сообщи о них мне.
— Ты, царь, можешь рассчитывать на своего министра.
Течение было сильное, ветер попутным, судно шло быстро. Разговор с Шенаром заставил Рамзеса задуматься. Действительно ли его брат так серьезно относился к своим обязанностям? Шенар был способен изобрести это нападение, чтобы подчеркнуть свою значимость и продемонстрировать свои способности министра иностранных дел.
Центральная Сирия… Нейтральная территория, которая не была ни под влиянием египтян, ни под влиянием хеттов, на нее было запрещено вводить армию, там находилось лишь несколько информаторов. С тех пор как Сети отказался от захвата Кадеша, тайная вражда, казалось, удовлетворяла всех.
Возможно, создание Пер-Рамзеса, который занимал стратегическое положение, разбудило воинственные настроения хеттов, встревоженных пристальным вниманием молодого фараона к Азии и их царству. Лишь один человек может сказать ему правду — его друг Аша, управляющий тайной службой. Официальные доклады, представляемые Шенару, были лишь поверхностным отражением положения дел. Аша благодаря своей сети узнает об истинных намерениях противника.
Моряк, привязанный веревкой к мачте, не сдержал радостного крика:
— Там порт, город… Это Пер-Рамзес!
57
На позолоченной колеснице Сын Света ехал по главной улице Пер-Рамзеса, направляясь к храму Амона. Он появился в полуденный час, подобно солнцу, чьи лучи дали городу жизнь. По бокам запряженных лошадей шли пес и лев, чья грива развевалась на ветру.
Толпа, остолбеневшая от той силы, что исходила от монарха и его чар, подчинивших огромного хранящего его хищника, несколько минут хранила молчание. Потом раздался крик: «Долгие годы Рамзесу!», подхваченный сначала двумя, затем десятком, сотней, тысячей голосов… Вскоре вокруг царило неописуемое ликование, продолжавшееся в течение всего медленного, величественного проезда царя.
Знать, ремесленники, крестьяне были одеты в праздничные одежды, волосы блестели от масла моринги, самые прекрасные парики украшали головы женщин, в руках детей и слуг были цветы и листья, которые они бросали перед колесницей.
Был устроен пир на свежем воздухе. Управляющий нового дворца приказал испечь тысячи хлебов из тонкой муки, две тысячи булочек, десять тысяч пирожных, приготовить вяленое мясо, молоко, плоды цератонии, виноград, фиги и гранаты. Дичь, рыба, жареные гуси, огурцы и груши также присутствовали, из царских подвалов были вытащены бесчисленные кувшины с вином и пивом, сваренным заранее.
В день рождения столицы фараон пригласил свой народ к столу.
Не было ни одной девочки, которая не получила бы нового платья, ни одной лошади, которая не была украшена цветными лентами и медными розетками, ни одного осла, на шее которого не было бы гирлянды из цветов. Собаки, домашние обезьяны, кошки получили двойные порции. Старики, независимо от положения и происхождения, усаженные на лучшие места в тени смоковниц, были обслужены в первую очередь.
И конечно, были подготовлены прошения о жилье, работе, земле, скоте, которые Амени благосклонно принимал и внимательно рассматривал в течение этих счастливых дней, когда щедрость была неистощима.
Евреи не в последнюю очередь выразили свою радость. Справедливо назначенный долгий отдых последовал после огромных усилий, приложенных для создания новой столицы Египта. Еще многие поколения будут говорить об этом событии.
Все затаили дыхание, когда колесница остановилась перед колоссом, из-за которого чуть было не произошла трагедия накануне.
Стоя напротив своего изображения, Рамзес поднял голову и посмотрел в глаза каменного гиганта, устремленные к небу. На лбу статуи — уреус, поднявшаяся кобра, чей яд ослеплял врагов царя, на его голове — «две силы», объединенные белой короной Верхнего Египта и красной — Нижнего. Сидя на троне в спокойной позе с опущенными вдоль тела руками, фараон из гранита созерцал город.
Рамзес сошел на землю. Он также был облачен в просторное одеяние изо льна с широкими рукавами, через которое просвечивала золотистая схенти, подвязанная серебряным поясом. На груди лежало золотое ожерелье.
— Ты, в ком воплощается Ка моего царствования и моего города, я открываю твои глаза, рот и уши. Отныне ты живое существо, и тот, кто решится напасть на тебя, поплатится жизнью.
Солнце было в зените, над головой фараона. Он повернулся к своему народу.
— Пер-Рамзес родился, Пер-Рамзес — наша столица!
Тысячи голосов подхватили эти слова.
В течение дня Рамзес и Нефертари ходили но улицам и переулкам, широким аллеям и зашли в каждый квартал Пер-Рамзеса. Восхищенная главная царская жена дала городу прозвище, родившееся у нее на устах: «город бирюзы». Это был главный сюрприз, приготовленный Моисом для царя: фасады домов, особняков и скромных жилищ, были покрыты бирюзовой лаковой черепицей, сверкающей на свету. Устраивая мастерскую, которая ее изготовляла, Рамзес не мог предположить, что она сможет изготовить такое количество материала в такой короткий срок. Благодаря этому столица обрела уникальный вид.
