Ольга Свириденкова - Письмо императрицы
– Прекрасно, – сухо проговорила Наташа. – Это все, что вы хотели мне сказать?
– А вы ожидали чего-то еще? – спросил Павел, быстро обернувшись к ней и прямо посмотрев ей в глаза.
Наташе показалось, что она спит и видит дурной сон. В устремленных на нее глазах Павла читались презрительное высокомерие и откровенная насмешка. Но самым ужасным было то, что Наташа не увидела в них и капли той безграничной любви и трепетной нежности, какой они были наполнены всего несколько минут назад. Как могла произойти столь чудовищная метаморфоза? Внезапно Наташу осенила страшная догадка, от которой ее бросило в холодный пот. Но может, она ошибается, и ничего ужасного не происходит?
– Павел, – сказала она, подходя к нему ближе, – прости, но у меня такое чувство, что ты издеваешься надо мной. Я понимаю, что нам нужно в первую очередь думать о делах и что нам никуда не деться от разговоров про Стентона. Но ведь не в такую же минуту!
– В какую «такую минуту»? – он недоуменно вскинул брови, а затем, к непередаваемому ужасу Наташи, оглушительно расхохотался.
– Прекратите! – закричала она, теряя над собой контроль. – Как вы смеете так гадко вести себя со мной после того, что произошло между нами там, в саду! Да вы… вы просто свинья, вот кто вы!
– Боже ты мой, – произнес он, качая головой и поглядывая на Наташу с насмешливым, издевательским любопытством, – так, выходит, вы отдались мне вовсе не потому, что хотели показать, на какие чудеса вы способны в постели? Выходит, ваша пылкость была совсем не притворной? А я-то думал!
– Что вы думали? – дрожащим голосом спросила Наташа.
Лицо Павла осветилось ослепительной, широкой улыбкой.
– Я думал, что мои намеки насчет Стентона задели ваше самолюбие, и вы решили доказать мне, что я сильно заблуждаюсь на ваш счет. Проще говоря, я принял ваше поведение за игру и решил подыграть вам. Ей-богу, моя дорогая, мне и в голову не пришло, что с вашей стороны все это совершенно серьезно! – В его голосе зазвучали виноватые нотки, однако весь его вид говорил о том, что он едва сдерживается, чтобы снова не рассмеяться. – Да и как бы я мог так подумать? – продолжал Павел, расхаживая взад-вперед перед онемевшей от стыда Наташей. – Вы же никогда не проявляли ко мне теплых чувств или хотя бы желания делить со мной постель. И вдруг – эта неожиданная вспышка страстного влечения. – Он остановился напротив Наташи и пристально, все с тем же насмешливым любопытством посмотрел ей в глаза. – Натали, дорогая, да уж не влюбились ли вы в меня?
Большего унижения просто нельзя было вообразить! Мало того, что он притворился, будто любит ее по-прежнему, и столько времени ломал недостойную комедию, так теперь он еще и открыто насмехается над ней. От невыносимого стыда и сознания собственной беспомощности у Наташи сдавило грудь, и ей показалось, что она сейчас упадет в обморок – это было бы весьма кстати, так как избавило бы ее от необходимости отвечать на издевательские вопросы Павла. К несчастью, ничего такого не произошло. Наташе пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы сохранить хоть какие-то остатки достоинства и не разразиться слезами прямо на глазах торжествующего врага.
Выпрямив спину, она посмотрела на Павла открытым, бесстрашным взглядом, в который постаралась вложить как можно больше холодного презрения.
– Никогда не думала, – медленно проговорила она, – что мужчина может быть таким мелочным. – И выдержав красноречивую паузу, продолжала: – Вы солгали, когда сказали, что приняли мое поведение за игру. На самом деле вы прекрасно поняли, что я вовсе не играю, и что мое страстное влечение к вам было отнюдь не притворным. Да, я не притворялась! – с вызовом повторила она. – Я действительно почувствовала к вам нежность в ту минуту, когда увидела, что вы страдаете из-за ревности к Стентону, и мне захотелось вас приласкать и утешить. А когда вы начали целовать меня, я поняла, что хочу вас. Однако вы сильно заблуждаетесь, если думаете, что я влюбилась в вас. Это была всего лишь минутная вспышка страсти, не более того.
– Неужели? – с усмешкой спросил Павел. – А вот мне почему-то так не показалось.
– Это потому, что у вас слишком большое самомнение, – с презрением бросила Наташа. – И еще потому, что вам очень этого хочется. Точнее, – поправилась она, окинув его насмешливым взглядом, – вам очень хочется взять реванш за все свои унижения. Но я не доставлю вам такого удовольствия.
– Да вы уже доставили мне его, – с издевательской улыбкой проговорил Павел. – И как бы вы теперь ни выкручивались, вам не убедить меня в обратном.
Он залпом допил остатки шампанского из своего бокала и, прежде чем Наташа нашлась с ответом, продолжал:
– Вы говорите, что у меня непомерно раздутое самомнение. А у вас самой оно разве не такое? Неужели вы могли серьезно думать, что будете нужны мне после Стентона?! – Он окинул ее взглядом высокомерно-презрительного удивления, под которым Наташа почувствовала себя уничтоженной. – До сих пор я принадлежал к тем, кто сам наставляет рога, и отнюдь не горю желанием переходить в противоположный лагерь. Я уж не говорю о тех бесчисленных оскорблениях, что мне пришлось от вас вытерпеть. И вы полагали, что после всего этого я еще продолжаю питать к вам нежные чувства?! – Павел возмущенно передернул плечами. – Да я бы перестал себя уважать, если бы не вытравил эту недостойную любовь из своего сердца!
– Но если… – упавшим голосом вымолвила Наташа, – если вы меня больше не любите… – Она на мгновение замялась, но потом, рассудив, что терять уже все равно нечего, решительно выпалила: – Если вы меня больше не любите, зачем же вы тогда стали целовать меня и допустили, чтобы мы занялись любовью?
Взгляд убийственного сарказма, которым наградил Наташу Павел, заставил ее почувствовать себя пригвожденной к позорному столбу.
– Да потому, – ответил он, отвратительно ухмыляясь и растягивая слова, – что с моей стороны было бы крайне глупо лишать себя удовольствия, раз вы сами хотели мне его доставить.
Говорить было больше не о чем. Отвернувшись от Павла, Наташа на негнущихся ногах направилась в свою комнату. В голове у нее шумело, окружающие предметы покачивались перед глазами, как бывает от большого количество выпитого вина. Она почувствовала невероятную слабость во всем теле и поняла, что если сейчас не приляжет, то с ней точно случится обморок. Но теперь ей этого совершенно не хотелось: не хватало еще, чтобы Павел, в довершении ко всему, начал испытывать к ней презрительную жалость! Нет уж, довольно с него и сознания одержанной победы. Победы над строптивой, злопамятной и неуступчивой кокеткой, которая теперь уже никогда не сможет задирать перед ним нос.
Оказавшись в своей комнате, Наташа первым делом закрыла дверь на задвижку. Потом резким движением сорвала головной убор и бросилась на кровать. В тот же миг из ее глаз мощным потоком хлынули слезы, которые ей удавалось столько времени сдерживать. Но теперь она не пыталась их остановить, а, напротив, дала им волю, надеясь утопить в этих слезах свое горе и почувствовать хоть небольшое облегчение.
Никогда в жизни Наташа не чувствовала себя такой униженной – даже в тот далекий день, когда Михаил с помощью своего ловкого друга уличил ее в двойной игре. Но даже в тот день она не чувствовала себя такой несчастной. Потому что тогда она не любила по-настоящему, и ее сердце не было разбито.
Постояв немного возле двери, из-за которой доносились приглушенные рыдания, Павел удовлетворенно улыбнулся и пошел в свою комнату, прихватив по дороге бутылку с недопитым шампанским. Он осознал, что уже давно не чувствовал такого душевного подъема, как сейчас. И это было совсем не удивительно. В первый раз после того, как они с Наташей пустились в путешествие, ему удалось взять верх над этой злобной, капризной и мстительной женщиной, доставившей ему столько горьких минут. И не просто «взять верх». Как сказала сама Наташа, это был полный реванш за все его многочисленные обиды и унижения. Потому что теперь Наташа уже никогда не сможет смотреть на него сверху вниз, с сознанием своего превосходства и неуязвимости. Он заставил ее почувствовать себя жалкой, отвергнутой и униженной. И это не шло ни в какое сравнение с тем, что было пять с половиной лет назад!
Он заставил ее отдаться ему, распахнуть перед ним свою душу, фактически вытянул из нее признание в любви, а затем жестоко посмеялся над ней. И теперь она горько плачет, чувствуя себя самым несчастным существом на свете. Что ж, поделом ей: будет знать, как безнаказанно издеваться над другим человеком! Она вполне заслужила, чтобы с ней обошлись столь безжалостным образом, и ей некого винить в своем унижении, кроме самой себя. Пусть теперь рыдает и в приступе бессильной ярости молотит кулаком подушку. Ее слезы не тронут его ожесточенного сердца, потому что именно из-за нее его сердце и ожесточилось. Выражаясь ее же собственными словами, она получила по заслугам, не более того.
