Валентин Гнатюк - Святослав. Возмужание
— Там и сейчас змей полно, — подключился к разговору второй кормщик, совсем ещё юноша, с мягким пушком на подбородке. — Видишь вон ту щель в скале над водой? — спросил он Кандыбу. — Это вход в змеиную нору. А внутри есть большая пещера, в которой сих гадов видимо-невидимо, и всё человеческими костями засыпано…
— Как же туда люди попадают? — удивился Кандыба.
— А в этой пещере имеется узкий выход на самую вершину скалы. Есть лихие люди, что молятся тут Великому Змею и приносят ему человеческие жертвы. Поймают купцов, привезут сюда и выспрашивают, где золото. Потом убьют и в расщелину бросят. Или прямо живыми в скалу бросают, а змеи их там жалят насмерть…
В это время над водой раздался глухой стон. Кандыба вздрогнул.
— Что это? — прошептал он с округлившимися очами.
— Где? — Было видно, что юный лодейщик тоже струхнул.
Неподалёку опять послышался неясный шум, который постепенно перешёл в звон, похожий на дрожание туго натянутой струны гуслей.
— Да ведь это Ревун! — облегчённо воскликнул кормщик. — Вишь, у правого берега камень торчит? Это он всяческие звуки издаёт, — то, бывало, стонет, а то так реветь начнёт, что слышно далеко-далеко…
— А вон то, что за остров? — любопытствовал дальше Кандыба.
Словоохотливый юноша отвечал ему, а Славомир был доволен, что получил передышку от объяснений своему неугомонному другу.
— Сей остров именуется Лисный, — ответствовал кормщик, — поскольку на нём добывают лисняк[19].
— Лисняк, тот самый, что у нас в Киеве в окна вставляют? — уточнил Кандыба.
— И в Киеве, и в других градах. Он ведь слоистый, много листов для окон наделать можно, и свет хорошо пропускает.
Берега Непры разошлись, река разлилась спокойной гладью, однако лицо молодого кормщика враз стало озабоченным.
— Закалякался я с тобой! — в сердцах воскликнул он. — Не заметил, как к Волчьему Горлу подошли!
И мореход, подхватив шест, помчался к носу, где уже суетились прочие лодейщики. А прямо по ходу, перекрывая реку, возникли два огромных скалистых острова, между которыми оставалась только узкая протока длиной в двадцать саженей, в которой вода бешеной стремниной мчалась вдоль отвесных берегов.
— Вот оно, Волчье Горло! — проговорил Славомир, рукой указывая Кандыбе на стремнину между скалами. — Ширина лишь на несколько локтей превышает наш самый большой корабль да ещё петляет туда-сюда! А скалы знаешь как называются? Горе и Беда! Так что нам между Горем и Бедой проскочить надо и ни на одну не напороться.
Лодейщики прилагали все усилия, чтобы суда вошли в протоку Волчьего Горла ровно, без малейшей качки и колебаний, дабы не зацепить ни правой, ни левой скалы.
Подхваченные бурной водою суда с неимоверной — как казалось сидящим в них людям — быстротой помчались по течению. Лодейные начальники метались то с кормы на нос, то от одного борта к другому, кричали изо всех сил и, махая руками, просили-умоляли гребцов дружнее работать вёслами, а кормщиков — точнее править стерном, держа лодии в самой что ни на есть середине протоки.
— Боги киевские, подсобите!
— Гребцы-молодцы, и ты, ладья, лебедь белая, не подведите, выдюжьте!
— Пронеси нас поскорей, Стрибоже! Сохрани, Перун-батюшка! — раздавались выкрики и мольбы.
Лодии, всё больше увлекаемые пенистыми струями, неслись меж серыми гранитными стенами, о которые с грохотом и шипением ударялись водяные валы, осыпая людей брызгами и целыми потоками.
По привычке своей охоронной службы видеть всё, что делается вокруг, Славомир отметил, как сосредоточенны лица людей в час опасности. Христианский священник и толмач мелко крестились и шептали молитвы, когда очередной выступ скалы проносился совсем рядом с бортом. Только Ольга взирала на клокочущие водовороты с княжеским спокойствием. На самом ли деле она не боялась порогов либо так умело скрывала свой страх, кто знает. Лишь по настоянию лодейного начальника княгиня с провожатыми спустилась вниз, да и то скорей оттого, что ей досаждали водяные брызги.
— Охоронцы, встаньте кормщику на подмогу! А вы, пятеро, у шуйского борта с шестами наготове будьте, там у самого выхода коварный камень имеется! — распорядился начальник.
Разгорячённые, мокрые от пота и воды люди заняли свои места.
— Кормило одесную! — выждав нужный момент, махнул рукой начальник. — Шибче!
Кормщик налёг на стерно так, что жилы на его руках напряглись, казалось, до струнного звона. Развёрнутую под нужным углом лодию резко потянуло вправо от страшной скалы к свободной воде. Нос судна уже миновал чуть выступающий из воды валун, однако так близко, что…
— На кормило! — зашипел от натуги кормщик, всеми силами удерживая полированное древко.
Он мог и не говорить этого, — оба охоронца почти мгновенно налегли на кормило. Вслед за этим послышался скрежет и треск ломающегося дерева. Несколько шестов соскользнули с округлой мокрой поверхности камня, а два весла хрустнули, как простые ветки. Раздался глухой удар, лодию дёрнуло, будто она, как лошадь, оступилась на полном ходу, но тут же выпрямилась.
— Шáсты! — отчаянно крикнул начальник. Чем больше он волновался, тем чаще в его командах проскакивал мягкий выговор с характерным «яканьем» и «аканьем»: «дясной», «шасты». Иногда вырывались слова, понятные только борусам, но лодейщики, большей частью тоже борусы, понимали его с полузвука.
Древки вновь уперлись в гранит, и лодия, уйдя от столкновения с камнем, вышла на чистую воду.
Те, кто не удержался на ногах, поднимались, ещё не веря, что опасность миновала. Один из вёсельных людей продолжал лежать, не двигаясь. Древком сломавшегося весла его ударило в лоб, и струйка крови стекала наискосок из раны. К нему бросились на помощь.
Сразу за Волчьим Горлом шёл последний порог — Наперстник, или, проще — Персток. Само название говорило о его небольшой величине. Персток одолели довольно скоро.
— Слава богам, прошли! — облегчённо, будто сваливши огромную тяжесть, воскликнул кормщик. Теперь он мог уступить своё место у стерна молодому. Уходя, ласково погладил дерево на борту. — Ладно сработана, — похвалил, — выдержала удар, всех нас в целости сохранила!
После этого кормщик проспал два дня беспробудным сном.
Ниже последнего порога раскинулся каменистый остров, покрытый в средней части лесом, а с полудня — ослепительно-белым песком, вследствие чего и был назван Белобережным. Отсюда, по сути, и начиналось Белобережье — та часть пути, где кончалась Киевщина, а дальше, до самого моря, шли в основном дикие степи, поросшие ковылём.
Проплыв дальше между гранитными берегами, караван приблизился к тому месту, где Непра круто поворачивала на полуденный заход. При этом казалось, будто река упирается в скалу и куда-то пропадает, исчезая из поля зрения.
— Что такое? Куда ж нам плыть дальше? — всполошился Кандыба, вглядываясь туда, где «закончилась» Непра.
Но вот крутой поворот — река «нырнула» в глубокую расщелину и потекла между такими высочайшими и отвесными берегами, что заканчивались они, наверное, на расстоянии целого полёта стрелы.
Люди плыли, задрав головы так, что болели шеи, и не переставали удивляться невиданной высоте берегов.
— Саженей тридцать будет! — на глаз определил Кандыба.
— Верно, — отозвался лодейный начальник. — А теперь мы вышли к Великому Перевозу, — объявил он. — Ширина реки в этом месте не больше ста пятидесяти шагов, а высокие берега охраняют путников от неожиданных нападений.
Наконец, вырвавшись из тесных каменных объятий, Непра оказалась на свободе, растеклась широко и вольно и уже неспешно устремилась дальше, отражая в голубых и прозрачных водах синее небо, белые облака и яркое полуденное солнце.
Вскоре на её пути встретился самый большой из островов — священный остров Хорса, обтекая который Непра разделялась надвое, потом вновь сходилась и вольно текла уже к самому морю.
Пройдя многодневный опасный путь, усталый караван причалил к берегам величественного острова, чтобы отдохнуть и произвести кой-какую починку.
Могучие древние дубы сотни лет вели здесь неторопливую беседу, будто сама Вечность нашла пристанище меж кряжистыми стволами и густыми кронами. Отражаясь в воде, деревья окрашивали её в тёмно-зелёный цвет, придавая глубинам таинственности и загадочности.
Княжеская «Лебедь» и ещё несколько самых больших лодий причалили к деревянной пристани, остальные подошли к песчаному берегу. Лодейщики, купцы и дружинники спрыгивали на мелководье и, поднимая над головой припасы, выбирались на сушу.
Фарлаф тут же распорядился, чтобы охоронцы осмотрели ближайшую часть леса и кусты вокруг пристани.
Для Ольги и её родственниц в тени на лужайке был раскинут большой шатёр, и Славомир с Кандыбой заняли почётное место у входа.
