Марк Твен - Жанна дАрк
– О, еще бы! Клянусь обедней! – вскричал Ла Гир. – Он соединится с гарнизоном Менга и двинется к Парижу. А тогда мы получим назад не только тот отряд, что стоит у моста, но и нашу стражу из Бужанси. Таким образом мы получим к началу тяжелого трудового дня подкрепление в две тысячи четыреста отличных солдат, как это и было нам здесь обещано, меньше, чем час тому назад. Поистине, этот англичанин сам предупреждает наши желания и избавляет нас от излишнего кровопролития и тревоги. Приказывайте, превосходительная госпожа, – мы ждем ваших приказаний!
– Они несложны. Предоставьте солдатам отдыхать еще три часа. В час пополуночи должен выступить под вашей командой авангард; Потон де Сентрайль пусть будет вашим помощником. Второй отряд двинется в два часа, под начальством герцога Алансонского. Держитесь в тылу врага и старайтесь избегать стычки. Я поеду в Бужанси в сопровождении стражи и покончу там дела настолько быстро, что еще до рассвета догоню вас вместе с коннетаблем Франции, и его войско соединится с вашим.
Она сдержала свое слово. Ее стража оседлала лошадей, и мы поехали под проливным дождем, взяв с собой пленного английского офицера, который мог бы подтвердить правдивость сообщения Жанны. Путь был недолог, и вскоре мы остановились против замка, требуя сдачи. Ришар Гетэн, лейтенант Тальбота, удостоверившись, что он и его пятьсот солдат оставлены на произвол судьбы, признал сопротивление бесполезным. Он не мог ожидать легких условий, однако Жанна была великодушна. Гарнизону было позволено взять с собой лошадей и оружие, и каждый человек мог унести имущества на одну серебряную марку. Они могли отправляться куда им угодно, но обязывались не браться за оружие до истечения десятидневного срока.
До рассвета мы успели снова соединиться с нашей армией; с нами был и коннетабль – и почти весь его отряд, ибо в замке Бужанси мы оставили лишь незначительный гарнизон. Впереди слышны были далекие раскаты пушечных выстрелов: Тальбот начал атаковать мост. Но еще прежде чем рассвело, звуки эти прекратились и более не повторялись.
Гетэн послал гонца, которому Жанна дала пропуск для беспрепятственного проезда через наши войска; он должен был известить Тальбота о сдаче крепости. Он, конечно, опередил нас. Тальбот теперь счел за лучшее повернуть в другую сторону и отступить к Парижу. Когда наступил день, то он уже исчез; вместе с ним ушли лорд Скэльс и гарнизон Менга.
В эти три дня мы поживились на славу, прибрав к рукам великолепные крепости англичан, – те крепости, которые столь уверенно и столь давно грозили Франции – вплоть до нашего прибытия.
Глава XXX
Когда наконец наступило утро этого памятного дня – 18 июня, – то, как я уже сказал, мы не могли нигде обнаружить присутствие врага. Но это меня нимало не тревожило. Я знал, что мы найдем его и что мы нанесем ему обещанный удар – тот удар, после которого владычество англичан во Франции не возродится и через тысячу лет, как предсказала Жанна в минуту ясновидения.
Враг устремился в необъятные равнины Ла Босы – бездорожной пустыни, поросшей кустарником и кое-где затененной кучками деревьев; в этой местности войско могло очень быстро скрыться из виду. Мы напали на следы, отпечатавшиеся на мягкой и влажной земле, и направили по ним свой путь. По этим следам было видно, что отступление происходило в полном порядке: ничто не указывало на смятение или панику.
Однако нам надлежало соблюдать осторожность. Местность была такова, что мы очень легко могли попасть в засаду. Поэтому Жанна отправила вперед отряды конницы под начальством Ла Гира, Потона и еще некоторых полководцев; они должны были проверять дорогу. Некоторые из вождей начали проявлять беспокойство: такая игра в прятки тревожила их, и они несколько утратили свою уверенность. Жанна отгадала их настроение и воскликнула с нетерпением:
– Во имя Господа! Чего вы хотите? Мы должны разбить этих англичан – и разобьем их. Они не ускользнут от нас. Мы доберемся до них, хотя бы они спрятались под облака.
Мы понемногу приближались к Патэ: до города оставалось около одного лье. Вдруг наши разведчики, осторожно пробиравшиеся через кусты, спугнули оленя, который, помчавшись прочь, в одно мгновение скрылся из виду. А через какую-нибудь минуту вдалеке, со стороны Патэ, раздался дружный крик многих голосов. Кричали английские солдаты. Они столько времени просидели в крепости, питаясь затхлыми припасами, что не были в состоянии сдержать свой восторг, когда увидели бегущую к ним лакомую дичину. Бедный олень – он причинил зло тому народу, который горячо его любил. Ибо теперь французы знали, где находятся англичане, но англичане и не подозревали о присутствии французов.
Ла Гир остановил свой отряд и послал нам известие. Жанна сияла от радости. Герцог Алансонский сказал ей:
– Отлично. Мы нашли их. Не начать ли нам сражение?
– Хороши ли ваши шпоры, герцог?
– К чему это? Разве они обратят нас в бегство?
– Nenni, en nom de Dieu! Англичане в наших руках; они погибли. Они побегут. Чтобы догнать их, нужно иметь хорошие шпоры. Вперед! Сомкнись!
К тому времени, как мы соединились с Ла Гиром, англичане заметили нас. Войско Тальбота шло, разбившись на три отряда. Во-первых, его авангард; затем – артиллерия; и, наконец, – боевой корпус, значительно отставший. Тальбот уже покинул заросли и находился на открытом месте. Он тотчас расставил артиллерию, авангард и пятьсот отборных лучников вдоль нескольких живых изгородей, мимо которых французам пришлось бы идти; он надеялся удержать за собой эту позицию, пока подоспеет его боевой отряд. Сэр Джон Фастольф гнал отставший отряд галопом. Жанна, сознав благоприятность минуты, приказала Ла Гиру двинуться вперед; тот не заставил себя долго ждать и, как всегда, вихрем полетел со своей бешеной конницей.
Герцог Алансонский и Бастард хотели устремиться вслед за ним, но Жанна сказала:
– Нет еще… Подождите.
И они ждали, терпеливо ерзая в своих седлах. Но она была спокойна: она смотрела вперед, обдумывая, взвешивая, вычисляя – с точностью до минут, до доли минуты, до секунд. В ее глазах, в повороте головы, в благородной осанке – во всем сказывалось присутствие ее великой души; но она была терпелива, спокойна, она владела собой – и была хозяином положения.
А впереди, все удаляясь и удаляясь, мчалась грозная орда безбожников Ла Гира; колыхались султаны на шлемах, и ясно выделялась фигура Ла Гира, с поднятым, как древко знамени, мечом.
Кто-то пробормотал в порыве восторга:
– Взгляните на Сатану, несущегося со своими полчищами!
Вот он приблизился… приблизился вплотную к стремящемуся вперед отряду Фастольфа.
Вот он нанес удар… могучий удар, породивший смятение среди неприятеля. Герцог и Бастард привстали в стременах, чтобы видеть происходящее; они повернулись к Жанне и сказали, задрожа от волнения:
– Пора!
Но она подняла руку, продолжая присматриваться, взвешивать и обдумывать, и возразила снова:
– Нет еще… подождите.
Боевой отряд Фастольфа бешено стремился, точно лавина, к ожидавшему его авангарду. Но стоявшие солдаты вдруг вообразили, что войско Фастольфа в панике бежит от Жанны; ряды их дрогнули, и в одно мгновение они сами побежали, охваченные безумным страхом, а Тальбот, ругаясь и проклиная, полетел за ними.
Настало золотое время. Жанна пришпорила коня и мечом дала знак наступать: «За мной!» – воскликнула она и, пригнувшись к шее лошади, помчалась быстрее ветра.
Мы ринулись вслед за этой беспорядочно бегущей толпой и в течение трех часов резали, кололи, рубили. Наконец рога протрубили «стой!».
Битва при Патэ закончилась нашей победой.
Жанна д'Арк сошла с коня и остановилась, задумчиво обозревая страшное поле сражения. Потом она сказала:
– Благодарение Господу: могуч был сегодня удар Его десницы.
Немного погодя она подняла лицо и, устремив глаза, вдаль, произнесла, как будто размышляя вслух:
– Через тысячу лет… через тысячу лет после этого удара не воспрянет во Франции английская мощь.
И снова она замолчала, погрузившись в думы; наконец она повернулась к своим полководцам, стоявшим поодаль; лицо ее просветлело, в глазах загорелся благородный огонь, и она промолвила:
– О друзья, друзья! Сознаете ли вы? Франция находится на пути к свободе!
– И – только благодаря Жанне д'Арк! – сказал Ла Гир, шествуя мимо нее и отвешивая ей глубокий поклон; остальные полководцы последовали его примеру. Я слышал, как он пробормотал на ходу: «Я не отказался бы от своих слов, хотя бы меня грозили спровадить за это ко всем чертям!» Затем мимо Жанны прошли, один за другим, отряды нашей победоносной армии, неистово крича: «Ура! Да здравствует Орлеанская Дева, да здравствует!» А Жанна улыбалась и салютовала им своим мечом.
Мне еще раз довелось увидеть в тот день Жанну на кровавом поле сражения при Патэ. Под вечер я встретил ее в том месте, где грудами и кучами лежали мертвые и умирающие; наши солдаты смертельно ранили одного из английских пленников, который был слишком беден, чтобы заплатить выкуп. Она издали видела, как совершилось это жестокое дело; она поскакала к тому месту и тотчас послала за священником. Теперь она положила голову умирающего врага к себе на колени и утешала его в минуту смерти словами участия и ласки, как будто она была его родная сестра; и горькие слезы все время текли по ее щекам [8] .
