Государев наместник - Николай Алексеевич Полотнянко

Степан с Ломом скрылись в избе, им предстояло обсудить завтрашний выход за зипунами на Волгу. Под зипунами ярыжные люди разумели добычу, которую можно было захватить и разделить между ватажниками.

Тем временем люди разгрузили лодку. На берег были вынесены кули с сухарями и толокном, с десяток стоп выделанной кожи, бочонок с порохом и несколько пищалей. Было ли это добычей, Федька не знал, но разглядывал всё с любопытством.

Филька с появлением старых друзей повеселел и смотрелся козырем. Влас остался прежним молчуном и сидел в стороне, мрачно поглядывая вокруг. Федька подошёл к нему и сел рядом на бревно. Он хотел спросить бывалого ватажника, как ему быть дальше, но сдержался.

Из избы вышел Степан и поманил к себе Федьку.

– Ступай за мной, – сказал хозяин. – Поможешь неводишко вынести.

За избой стоял большой и приземистый амбар. Степан отворил дверь, и оттуда повеяло затхлостью. Невод висел растянутый два раза во всю длину амбара на жердях. Они стали собирать его, чихая и кашляя от пыли. Невод был нетяжёл, и Федька один донёс его до берега.

– Кто рыбу чистить не любит, пусть едет неводить, – объявил Степан.

Ехать вызвались Влас, двое ватажников, прибывших с Ломом, и Федька. Тот поехал только затем, чтобы унять мучившую его тревогу от неопределённости своего положения.

К вечеру Волга устала качаться и плескаться волнами, успокоилась и ровно несла свои воды мимо крутого берега. Ватажники знали здешние рыбные места и погребли в небольшой залив неподалеку от их становища. Лодка медленно шла по неподвижной воде, на которую падала тень от берега. Было так тихо, что сорочий стрекот, донесшийся из березнячка в подгорье, ударил по ушам Федьки оглушающее резко.

Лодка подошла к берегу. Влас взял в руку верёвочный конец невода и вылез, вслед за Федькой, на песок. Федька оттолкнул лодку от берега, и сидевший на корме рыбак стал опускать невод в воду. Он был невелик, лодка сделала полукруг, и пришла, пора тянуть невод. Его вытягивали не торопясь, стараясь, чтобы крылья невода шли вровень. Вскоре вода между берегом и снастью начала закипать от вспугнутой рыбы. Низ невода коснулся прибрежного дна, рыбаки за него ухватились и, держа каждое крыло вдвоём, начали их, сходясь, тянуть. Вода закипела ключом, более сильные рыбы начали перепрыгивать за верхний край невода в сторону реки.

– Своди мотню! – крикнул Влас.

Много рыбы попали в крылья невода, а его центровая часть, мотня, была полностью заполнена ею. Рыбы было так много, что мужикам пришлось поднатужиться, чтобы вытащить мотню на край берега. Федька столкнул лодку с песка и подвёл её вброд к неводу. Рыбу вытрясли из крыльев, потом подхватили вчетвером мотню и опрокинули в лодку.

– Добрая тоня, – сказал ватажник. – Ребята будут довольны.

– Как бы не так! – рассмеялся Влас. – Им же её чистить.

Для артельной ухи Степан взял из амбара самый большой котёл. На вкусный запах варева из избы вышел Лом. Ватажники уставились на него с молчаливым ожиданием.

– Ладно! – махнул рукой атаман. – Дозволяю по одной чарке вина. Не боле!

Это решение было встречено одобрительными криками. Чарки у всех, кроме Федьки, были свои, и большие. После вина и еды ватажники пришли в гулевое настроение.

– Филька, песню!

И полетела, как птица, над Волгой, берущая ватажников за душу, песня.

Не для меня, молодца, тюрьма строена,

Одному-то мне, доброму молодцу, пригодилася.

Сижу-то я в ней, добрый молодец, тридцать лет,

И тридцать лет и три года.

Появилась сединушка во русых кудрях,

А бородушка у молодца стала белый лён;

На резвых-то ногах железнушки перержавели,

Все дверюшки-вереюшки развалилися.

Пошёл-то я, добрый молодец, из тюрьмы-то вон:

«Ты прости, прости, вор – злодеюшка, земляна тюрьма,

И не ты ли меня, молодца, состарела!»

Федька такую песню ещё не слыхивал и не певал, но она с первого раза царапнула его за душу. Были взволнованы песней и ватажники, у многих по щекам покатились слёзы, что Федьку сильно поразило. Он не ведал, по молодости, того, что вор слезлив, а плут богомолен.

Всем места в избе не хватило, и Федька спал в амбаре. Ещё до света его разбудил Степан.

– Хватит дрыхнуть, парень, – сказал он, позевывая. – Поди, вымой котёл из-под ухи. Да кипяточка не жалей, ошпарь, как следует!

Волгу плотной пеленой окутал туман, и было зябко. Федька вернулся в амбар, нашёл топор, взял сухое полено и наколол растопку. Огонь мигом охватил лучины, затем, пошипев, загорелись слегка отсыревшие от росы дрова. Федька наполнил котёл водой и сел возле костра. Было тихо и сумрачно. Туман шёл с воды на берег, лез на гору. Где-то невнятно крикнула птица, и опять вокруг стало тихо.

Вода нагрелась, Федька нарвал травы и стал тереть ею нутро котла. Выплеснул грязную воду и налил чистой, из Волги. Подбросил в костёр дров и снова сел возле костра. За Волгой в тумане проявилось бледно-желтое пятно, вставал новый день, а что он принесёт ему, Федька не ведал. На душе было ощущение тревоги и близкой опасности. Федька вспомнил слова атамана, что сегодня начнется гулевая путина, и у него засосало под ложечкой, будто он заглянул в пропасть и глубина поманила его прыгнуть в бездну, а отшатнуться от края не было сил.

Вода в котле закипела, Федька отгрёб из-под него самые жаркие поленья, чтобы вода кипела не сильно. Ватажники стали просыпаться, выходить из избы, потягиваться, покряхтывать, подходить к реке и смачивать волосы сначала на лице, а потом и на голове. Вставших на утреннюю молитву Федька не приметил, да и сам он ещё лба не перекрестил этим утром, как, впрочем, и вчера, и позавчера. Сидя в тюрьме, он молил Бога о вызволении из узилища, а получил волю, и сразу все клятвы выветрились из его памяти.

К котлу подошёл Степан, насыпал в него толокна и стал помешивать палкой. Едва только успели взять в руки чашки с толокном, как со стороны береговой горы послышались шум и треск. Все поворотились в ту сторону и увидели, как из ежевичных кустов выбежал Филька, очумело глянул на ватажников и кинулся в избу.

– Торопитесь, ребята, есть, – сказал Степан, – а то не поспеете.

Из избы выскочил Филька, на бегу достал из-за пазухи ложку и принялся есть толокно из котла. Бывалые ватажники тоже поспешали насытиться. Только Федька сидел с чашкой на коленях, не зная, почему разразилась такая спешка.

Из избы вышел Лом, он