Борис Тумасов - Гурко. Под стягом Российской империи
— Отчего, спрашиваешь? — Стоян отодвинул миску. — Я тоже думал, как и ты, Райчо, пока не нашел ответ. Чьих мастеровых угоняли веками в Орду? Российских! Чье богатство увозили ордынцы? Российское! Какую землю разоряли враги набегами? Российскую!
— Да, у России завидная судьба. Сколько помнит история, она своей грудью прикрывала мир.
— То так, други, — сказал Кесяков, — но вспомните и разор крестьян помещиками в пору не столь отдаленной крепостной неволи. Императрица Екатерина приняла указ о вольности дворянства, чем дала неограниченные права помещикам делать крестьян нищими и торговать ими, как животными. Слава Богу, нынче этого нет.
— Я согласен с вами, подполковник, крепостная неволя — позор российский, — согласился Стоян, — но у России все впереди.
— И у Болгарии, поручик, — добавил Николов. — И у Болгарии.
Морозный день третьей декады ноябрьского месяца.
Накануне дождило, и теперь обледеневшие деревья, ровно под стеклом, покачиваясь, потрескивали на ветру.
Начавшийся снег, сначала мелкий, к обеду разошелся, падал крупными хлопьями. Вскоре он покрыл землю, шапками лег на стожках сена.
Снега завалили не только тропы, но и дорогу, что шла от Плевны к Орхание. Интенданты жаловались, затруднен подвоз продуктов, и Иосиф Владимирович опасался, как бы это не вызвало перебоев в питании солдат. А тут еще получено сообщение: в турецкой армии произошла замена военачальника, слабого, безынициативного Мехмет-Али сменил Сулейман-паша. Он резко усилил давление на левый фланг русских войск, где Рущукскую группировку возглавлял наследник цесаревич Александр. Сулейман-паша теснил отряд князя Святополк-Мирского у городка Елены и атаковал позиции царевича у Осман-Базара.
Об этом у Гурко был разговор с начальником штаба Нагловским. И оба пришли к одному мнению: Сулейман-паша стремится прорваться к Тырново. И если ему это удастся, то он зайдет в тыл шипкинских позиций, а следовательно, настанет конец защитникам Шипки…
Только взятие Плевны и разгром плевненской группировки может остановить Сулейман-пашу.
Гурко в овчинном тулупчике, подарок генерала Краснова, подъехал к домику, где квартировал полковник Артамонов, сошел с коня.
Бессменный, вот уже третий год, денщик принял повод, и Гурко поднялся на крыльцо. Стряхнув с папахи снег и оббив ноги, он вошел в горницу.
Артамонов был не один. Напротив стола сидел гость. Болгарин, с лицом изможденным и глубоко запавшими глазами, при появлении генерала поднялся, поздоровался, Гурко жестом усадил его. Спросил у Артамонова:
— Не помешал?
— Нет, Иосиф Владимирович, пожалуй, вовремя, разговор и вам интересен. — И тут же пригласил генерала к столу: — Не изволите отобедать с нами?
Гурко отказался.
— В таком случае, Иосиф Владимирович, присаживайтесь, послушайте, что мой гость поведает. Его зовут Димитр, вам это имя ничего не говорит, но дела его известны. Это лучший и бесстрашный разведчик. Я не виделся с ним вот уже три месяца. А накануне войны он приносил донесения, на основе которых наш штаб разрабатывал места переправы через Дунай…
Гурко сел в сторонке, у стены. А Артамонов потчевал гостя жареным мясом, гречневой кашей, велел сварить кофе. Угощал, а сам пристально смотрел Димитру в глаза и думал о том, какую непомерно трудную и опасную работу взяли на себя болгарские патриоты. Для османов даже недоказанная вина, только предположение, что тот или иной болгарин служит на русскую разведку — основание для казни.
Вот и сегодня уйдет Димитр, и Артамонов вытащит из своей картотеки карточки двух болгар-разведчиков. Их схватили, когда они вышли из Софии, направляясь на связь с Димитром, и после жестоких пыток казнили. Мужа и жену Благовых. Совсем молодых, она готовилась стать матерью…
Артамонов прогнал грустные мысли, посмотрел на Гурко. Тот, чуть подавшись вперед, слушал внимательно.
— Значит, из Софии на Араб-Конаке и выше горы завалены снегом? — спросил Артамонов.
— Да. Даже те тропы и никудышная дорога, по которой не пройдет и двуколка, не то что пушка, все затерялось под снегом. Я и сам едва не угодил в пропасть.
— Какие силы стерегут Араб-Конак?
— Два табора.
— Есть ли пушки?
— Три орудия.
— Значит, говоришь, два табора?
— Главное скопление войск врагов в Софии. Но точные цифры унесли с собой Благовы. — Замолчал, потупившись. Видно, горько стало на душе при воспоминании о погибших товарищах.
Артамонов выждал время, сказал:
— Сложную задачу поставили мы перед тобой, Димитр, и твоими товарищами. Но сегодня она имеет для нас огромную важность, нам надо получить как можно полнее сведения о всех зимних тропах через Балканы.
Предстоящие операции будут носить крупномасштабный характер. Ты понимаешь, Димитр, неспроста я об этом спрашиваю. От тебя и от других разведчиков зависит, как и где мы перевалим Балканы… В каком месте мы спустимся, никто еще не знает, но мы должны нарисовать картину всех троп и тропинок, дни Плевны сочтены, османы не одолеют Шипку. Русские солдаты и болгарские войники стоят насмерть.
— Понимаю, господин полковник. Я сам пройду через Имитлийский перевал, а Энчо Георгиева пошлю на Тревненский. Но мы пойдем одинокими путниками, а войско есть войско, у него пушки, обоз.
Гурко поднялся, положив руку на плечо Димитру, сказал уверенно:
— Российские дивизии встали у перевалов и преодолеют их. Справимся с вашей помощью. Пошлем наперед саперов, обратимся к болгарам, расчистим и расширим дорогу. Нелегко будет, Димитр, нелегко, знаем, но надо пройти, надо! Не преодолеем Балканы зимой, весной может оказаться поздно.
— Да, генерал. — Болгарин встал.
— Пойду, полковник, некогда мне засиживаться, еще родственников проведаю, передам через них задание для Энчо.
Ушел Димитр, Гурко вслед ему промолвил:
— Ради таких, как он и его товарищи, каким небезразлична Болгария, надо воевать.
— Да, Иосиф Владимирович, сложную задачу поставили вы перед собой. Обещаю всеми добытыми сведениями немедленно делиться с вами…
Проводив Гурко, Артамонов положил ладони на стол, задумался. Зимой боевые действия грозили затянуться и положение Дунайской армии могло оказаться наисложнейшим. Царь распорядился отозвать из Кавказской армии генерала Обручева. Такое поведение государя не случайное. Полковнику известно: главнокомандующий и военный министр разошлись во взглядах на последующие операции после взятия Плевны. Великий князь настаивает дать войскам отдых, получить из России подкрепление и лишь потом начать наступление. Милютин с ним не согласен. Такой план будет означать затягивание войны до будущего лета.
Последнее слово будет за генералом Обручевым… Если бы спросили его, Артамонова, мнение, то он за план генерала Гурко — переходить Балканы зимой, не давать туркам опомниться. Генерала Гурко поддерживает и военный министр.
Потому и спешил Артамонов со сбором информации о перевалах и силах врага по ту сторону хребта…
Неутешительные сведения, но полковнику нравилась решительность генерала Гурко. И если Обручев поддержит военного министра, претворять в жизнь этот план, Артамонов уверен, будет генерал Гурко. К этому он уже начал готовиться…
Надев папаху и шинель, Артамонов затянул ремни, вышел на улицу села Багота, где расположился штаб армии. Ветер смел снег с крыши, сыпнул в лицо. Артамонов осмотрелся. Домишки в снегу, из труб поднимались дымы. Чутьем разведчика полковник уловил чей-то взгляд в спину, повернулся, увидел князя Черкасского.
Артамонов не любил этого хитрого, с влажными и липкими руками и мышиными глазками князя.
Владимир Александрович Черкасский, юрист по образованию, не имел военной подготовки. По велению Александра Второго он осуществлял гражданскую административную власть на освобожденной территории Болгарии. На Балканах ему были отданы в подчинение и жандармы, действующие при армии.
В Царстве Польском Черкасский был главным директором правительственной комиссии внутренних дел. В молодости числился славянофилом. С годами стал консерватором и верно служил престолу.
Черкасский дребезжаще рассмеялся:
— Начальник разведки дышит свежим воздухом? — и обнажил ровный ряд неестественно белых зубов.
— Здравствуйте, Владимир Александрович, чем могу быть полезен?
— Я мимоходом. Государь возложил на меня трудную миссию, как вам известно.
— Наслышан.
— Надеюсь, вы, полковник, будете настолько любезны, что не откажетесь работать со мной в тесном союзе? Одну лямку тянуть.
— Князь, — Артамонов посуровел, — ведомство, какое я имею честь возглавлять, занимается военной разведкой, а не делами партикулярными и тайным сыском.
— Ну-с, извините, я не хотел вас обидеть, — развел руками Черкасский и откланялся.
