Игорь Лощилов - Отчаянный корпус
«Тоже мне вояка», — неприязненно подумал Ветров, припомнив муторное наставление Сократа при вручении своего рапорта.
— Товарищ старший лейтенант! — поднял руку Алишер. — Мы с самого утра пытаемся рассказать обо всем, но нас никто не слушает.
— Значит, не тем рассказывали. Доложили бы капитану Кратову, уже бы все решилось. Зло побеждается не мычанием, а фактами.
— Зачем нам факты? — поднялся Голубев. — Мы вместе уже не один пуд соли съели и верим Ветрову, как себе.
— Факты нужны тем, кто делает выводы и принимает решение…
— Мысли, выводы, наблюдения… — произнес Лабутя голосом лысого провокатора из «Подвига разведчика».
Класс захихикал. Мухин, хоть и хороший парень, но начал утомлять нравоучениями. И потом ни от него, ни от Сократа ничего не зависит. Даешь генерала — и все! Других авторитетов для них сейчас не существовало. И тут, как по заказу, к ним прибежал дневальный с известием, что к ним в роту направляется начальник училища. Мухин побежал встречать его. Отделение притихло, только Лабутя вертелся за партой, всем своим ликующим видом показывая, что все эти визиты происходят в результате его придумки.
— Тихо! — предупредил Седов. — На общие вопросы отвечать буду я.
Тут дверь открылась, и в класс вошел генерал Клименко, сопровождаемый капитаном Кратовым и суворовцем Мартиросовым.
— Встать! Смирно! — скомандовал Витька и отрапортовал: — Товарищ генерал! Второе отделение второй роты занимается самоподготовкой. Старший отделения вице-сержант Седов.
— Здравствуйте, товарисчи-и! — протянул по обыкновению Клименко и, услышав ответ, поморщился: — Ну-ка другой раз… А ну еще… Оце гарно, сидайте.
Отделение село и замерло, внимательно наблюдая за вошедшими. Сократ выглядел взволнованным, лицо его покраснело. Мартиросов стоял у двери в куцей гимнастерке — из-под обшлагов высовывались кисти длинных рук — и старался напустить на себя строгий вид. Это ему плохо удавалось: глаза блестели, а губы то и дело растягивались в улыбке. Генерал прошелся перед классной доской, остановился у стола и неожиданно спросил:
— И что же вы робите на цей самоподготовке?
Витька встал и четко ответил:
— Бином Ньютона. Годы жизни — 1643–1725.
— От шустряк, — удивился Клименко, — захотел посадить генерала в галошу, да тильки мало каши ил. Цей англичанин помер через два року писле Петра Першего, значит, у двадцать седьмом, а не у двадцать пьятом роке. Вирно?
— Так точно, — охотно согласился Седов и сменил опасную тему: — По литературе — гражданственность поэзии Некрасова.
— А здесь что выучили?
— «Не может сын глядеть спокойно на горе матери родной», — бойко процитировал Витька стихи под портретом Некрасова в читальном зале.
Генерал махнул рукой.
— То уси знають, лучше вот шо скажи. «О! сколько есть душой свободных сынов у родины моей…» Дальше. — Седов молчал. — Кто знае?
Женя поднялся и продолжил:
Великодушных, благородныхИ неподкупно верных ей,Кто в человеке брата видит,Кто зло клеймит и ненавидит,Чей светел ум и ясен взгляд…
— Молодец, — остановил его генерал. — Как фамилия?
— Суворовец Ветров.
— А, так це ты с Мартиросовым працювал? И на кой ляд сдались тебе драные чоботы?
Ветров объяснил.
— Ну, голова, — удивился генерал, — така маленька и така державна голова. Бачите, як разумил: народ его кормит та обувае, вин его тож схотел обуть, своими обносками… И богато у вас таких благодеятелей?
Витька поднялся и доложил:
— Товарищ генерал, наше отделение решило подписаться на заем. Но деньги мы надеялись получить из дома.
— Скильки?
— Две тысячи рублей.
— Могли и бильше — тыщ десять, а мабуть, и сто, от всего щирого сердця. Гроши все одно не ваши. Цей хлопец хоть сам хотел заробыть, а у вас на дом надия — пусть у маток голова болить, где взять. А у кого родителев нэма, теи зовсем не подписуются, вирно? На вас, барчуков, бачут и по ночам плачут, свою сиротскую долю поминают. Э-э, дурни… Семен Осипович, что же вы их уму-розуму не научили?
— Виноват, товарищ генерал, — глухо отозвался Кратов.
Седов попытался восстановить справедливость и сказал:
— Капитан Кратов запретил нам осуществлять подписку на заем. Мы решили сами, когда его не было.
— Ось як! — Клименко посмотрел на враз покрасневшего капитана и перешел на официальный тон: — Что же вы, опытный офицер, не можете обеспечить порядок в свое отсутствие. Может быть, вам не под силу справляться с должностью? Тогда напишите рапорт.
Седов хотел что-то добавить, но на него зашикали и посадили на место — защитником он оказался скверным.
— Я уже говорил, что всякие мероприятия, связанные со сбором денег у суворовцев, недопустимы. По этому поводу будет издан особый приказ. — Генерал повернулся к классу и продолжил в своей обычной манере: — Уси слыхали? Подписку прекратить, гроши, что собраны, раздать. Ясно? — Класс отозвался невнятным говором. — Нэ разумию, ясно?
— Так точно! — гаркнуло отделение.
— Оце гарно. Не спешите поперед батькив, у вас пока задача одна: учить науки та военное дело. Вопросы е?
— Разрешите? — поднял руку Ветров. — Товарищ генерал, я докладывал, что старшина Сердюк…
— Цей старшина с училища откомандирован. Еще вопросы е?
Отделение молча переваривало неожиданную весть. Сколько сил отдано подготовке наступления, а враг бежал, даже не приняв боя.
— Тогда спытаю я, — генерал поманил мнущегося у двери Мартиросова и спросил: — Знаешь цих хлопцив?
Тот оглядел класс и пожал плечами:
— Не всех.
— И воны не знают, но уси встали на твою защиту, разумиешь?
Лешка опустил голову и буркнул:
— Я их просил, что ли? — ему хотелось сохранить свою независимость.
— Как можно, ты — гордый. А вот их просить не трэба, бо воны — одна суворовска семья, бо воны в чоловике брата видять…
Тут запела труба, объявляя конец урока самоподготовки, и коридор мигом наполнился топотом и криками.
— От бисовы диты, — усмехнулся генерал. Кратов собрался было выйти, чтобы навести порядок, но столкнулся в двери с малышом-первогодком.
— Ой, — пискнул тот от неожиданности, но быстро пришел в себя и поправился: — Виноват!
— Постой! — прервал генерал его намерение выскочить в коридор. — Тебе чого тут трэба?
— Уточнить домашнее задание! — ответил первогодок условленной фразой, чем вызвал оживление в классе.
— Пийдешь нынче на ужин? — неожиданно спросил его генерал.
— Никак нет! — звонко ответил тот и после недолгих колебаний жалостливо добавил: — Живот болит…
— Правду сказать злякався. А коли спытаю честь по чести?
Суворовец помялся и хитренько взглянул на притихший класс. Кто-то махнул рукой — дескать, давай. И тогда он решился:
— Старшина пятой роты побил суворовца…
— Твоего друга?
— Никак нет.
— Так шо тоби за дило?
— Как же так, товарищ генерал? Сам погибай, а товарища выручай — первая суворовская заповедь.
— Бачишь, який защитник? — сказал генерал Мартиросову. — И колы писля такого ты не сробишься чоловиком, мы тебя изгоним из своей семьи. То я перед усими хлопцами остатний раз кажу… — Он подошел к малышу и растроганно потрепал его по голове. — Ось, побачь, здоров твий товарищ с пьятой роты, мы его в обиду нэ дали… Ну иди, хлопчик… Погодь, а як же домашнее задание, вже нэ трэба? Ни, ты передай товарищам, что нынче у нас бином Ньютона. Теперь иди, да чтобы к ужину живот справил… Пийдем и мы, Семен Осипович, бо хлопцы вжэ зовсим засидились…
Едва дверь закрылась за начальством, ребята сорвались с мест, их ликованию не было предела — вот что значит кадетская выручка, она побеждает все! Лешку дружески теребили, он смущенно отмахивался и пренебрежительно отзывался об еще не прошедших синяках.
— А ваш капитан — молоток, — сказал он Жене, когда ребята начали расходиться, чтобы сыграть отбой намеченной голодовке. — Знаешь, какая голова? — Женя недоуменно пожал плечами — кому-кому, а главному редактору журнала «Беседы Сократа» это было очень хорошо известно. — Кабы не он, воевать бы нам с Колуном до посинения. Да, да! Когда мелкашку с патронами нашли, он серию на коробках записал и отправился на склад. А там выяснилось, что патроны этой серии Колун получил только сегодня.
— Ну и что? — не понял Женя.
— Как что? Колун же сказал, что мы их вчера у него сперли. Ну, раз такое дело, его за шкирку и к генералу. Там он во всем и признался. Очень уж ему хотелось меня из училища исключить, вот и подстроил, гад.
«Ну и ну, — растерянно думал Женя, — мы с Алишером бегали весь день и ничего не получили, кроме неприятностей. А Сократ без всякого шума сделал все, что надо: и Колуна вывел на чистую воду, и к генералу пошел. Мухин так и сказал, что он за нас сражался. Выходит, никто из нас по-настоящему его не знает. Нужно быть совсем дураком, чтобы за столько лет не разглядеть достойного человека. Я ведь только насмешничал…»
