Элисон Уир - Трон и плаха леди Джейн

— Мне не терпится увидеть ее портрет, — признается король. И затем, понижая голос: — Скажите, а она… а у нее красивая грудь?

Он краснеет. Я едва удерживаюсь, чтобы не хлопнуть моего повелителя по спине.

— Вот это да! — хохочу я. — Вижу, что ваше величество более чем готовы к брачной постели. Придется поторопить эти переговоры!

— Нет, милорд, не так скоро, — возражает Эдуард. — Прежде нужно разрешить вопрос с ее религией.

— Все в наших руках, сир, — уверяю я. — Я думаю, она охотно перейдет в нашу веру.

— Я хочу, чтобы это было подтверждено письменно, — заявляет мой юный господин. — А потом мы подумаем о плотских делах.

Леди Мария

Я в смятении смотрю на приглашение короля.

— Догадываюсь, что стоит за этим. — Мой голос звучит хрипло, как всегда, когда я взволнована. — Это западня, куда меня хотят заманить. Они снова устроят мне допрос. Что ж, я не поеду, как бы мне ни хотелось повидать шотландскую королеву.

Сюзанна Кларенсью, ближайшая из моих фрейлин, хмурится:

— Но, сударыня, это от самого короля, это приказ.

— Король — дитя, игрушка в руках герцога Нортумберленда.

Я сажусь за стол и пишу записку, сообщая, что не могу приехать по причине расстройства здоровья, которое я нарочно преувеличиваю. Все знают, что я больная женщина. Далее я пишу другое письмо, более личного характера, адресованное императорскому посланнику, одному из моих верных друзей. В нем я объясняю настоящую причину своего отказа приехать ко двору.

— Вот еще одно письмо, сударыня, — говорит Кларенсью, передавая мне свиток с печатью. Развернув, я близко подношу его к глазам. У меня всегда было плохое зрение.

— Это от моей кузины, Фрэнсис Суффолк. Она сообщает, что с семьей приглашена на прием в честь шотландской королевы, и выражает надежду, что я тоже буду там. — Я вздыхаю. — Вы знаете, Сюзанна, несмотря на наши религиозные расхождения, я люблю Фрэнсис и думаю, не поторопилась ли я осудить ее старшую дочь, Джейн, которой, в конце концов, всего четырнадцать лет, а это возраст крайностей.

— Она нагрубила вашему высочеству, — замечает Кларенсью.

— Да, но, как я часто говорила моему брату-королю, чем немало его раздражала, молодым людям ее возраста недостает мудрости в решении важных вопросов, например, касающихся веры, и их легко ввести в заблуждение тем, кто ставит себе такую цель. Джейн, без сомнения, подпала под влияние своих еретиков-наставников и пагубных придворных настроений. И все же я верю, что при возможности и добром наставлении католичка из нее получилась бы не менее убежденная, чем протестантка.

— А я сомневаюсь, — фыркает моя собеседница.

— Доброта, вот что ей нужно. Бог свидетель, как мне не хватало этого в жизни. Вы лучше всех знаете, как я жажду доброты и — да-да! — любви, которая есть у многих в кругу счастливой семьи, так что я понимаю, что чувствует Джейн. В семье она несчастна. Если бы мне только представилась возможность выйти замуж и родить детей — Бог свидетель, мне этого всегда хотелось, — я была бы куда лучшей матерью, чем кузина Фрэнсис. Она не любит Джейн.

— Сударыня, я знаю об этом. Об этом говорят. Удивительно, что такого мог натворить ребенок, чтобы заслужить подобное обращение.

— Может быть, я наивна, Сюзанна, я ведь старая дева…

— Ах, сударыня!

— Да, Сюзанна, я себя не обманываю. Я знаю, что я собой представляю. Но я твердо верю, что если именно жестокость родителей обратила Джейн в протестантство, то доброта могла бы вернуть ее к истинной вере. Так что я решила неизменно проявлять к ней доброту.

— У вас благородные намерения, сударыня, — Кларенсью поджимает губы, — но вряд ли они принесут вам успех.

— Посмотрим, — говорю я, поднимаясь.

Помня о возрасте Джейн, я решаю, что такие юные барышни обожают наряды. Возмутительно, что Фрэнсис, сама наряжаясь как павлин, одевает бедного ребенка в черное и белое. Сев за стол, я пишу приказ моему портному сшить красивое — и дорогое — выходное платье блестящего золотого и алого бархата, с золотой и жемчужной вышивкой. Я велю отослать его Джейн. Как раз такое платье мне хотелось носить в четырнадцать лет. Как жаль, что я не увижу восторгов и удивления девочки, когда та откроет посылку.

Когда платье готово и сложено для отправки, я вкладываю в посылку записку, прося вспоминать меня в ее молитвах.

Леди Джейн Грей

Я в ужасе таращусь на ворох богатой ткани, лежащей у меня на кровати.

— И что мне с этим делать? — спрашиваю я миссис Эллен.

— Надевать и носить, что же еще, — отвечает она. — Это модно и весьма подходит для придворных приемов.

— Нет… нет… я не могу! — Я закрываю лицо руками. — Стыдно идти против слова Божьего и подражать леди Марии, которая носит такую одежду! Я знаю, что она красивая, но я обязана следовать примеру леди Елизаветы и одеваться, как должно скромной протестантской девушке.

Миссис Эллен глядит неодобрительно:

— Жаль, что вы отказываетесь от красивой одежды, мисс Джейн. При ваших ярко-рыжих волосах и милом личике вы могли бы быть среди первых придворных красавиц. А вместо того вы вечно ходите в этих закрытых черных платьях и простых капорах. — Видя обиженное выражение моего лица, она ненадолго замолкает. — Простите, мисс Джейн. О чем это я, когда вы так непорочны и так непохожи на некоторых малолетних придворных мартышек? И все же хотелось бы сказать, приятно при случае видеть вас в ярком наряде. Знаю, я старомодна, но ничего не могу поделать — мне жаль, что кое-какие из старых обычаев теперь не в чести. От них поистине было мало вреда.

— Но я ведь должна поступать так, как думаю? — возражаю я.

Однако это мне не помогает, ибо матушка поддерживает аргументы миссис Эллен, и гораздо более рьяно. Она в восхищении от доброты и щедрости леди Марии — особенно если вспомнить, как дерзко я себя вела у нее в гостях, — и настаивает, не слушая возражений, чтобы я надела все это на прием в честь королевы Марии де Гиз. Так что я молча страдаю, пока его на меня надевают, и думаю свои мятежные думы и в таком виде отправляюсь приветствовать королеву Шотландии, еще одну католичку.

Король послал моего батюшку и графа Хантингдона сопровождать королеву Марию в Вестминстер. Они возглавляют процессию, направляющуюся в Вестминстер-холл и состоящую из многих лордов и леди. Я иду рядом с матушкой и позади королевы.

Марии де Гиз тридцать шесть лет, но с виду она гораздо старше. На ее лице лежит печать забот и меланхолии, хотя улыбка придает ей даже некое очарование. Когда меня представили ей, прежде чем мы начали наше шествие навстречу королю, она ласково потрепала меня по щеке, после моего реверанса. Тяжело ей, наверное, было расставаться со своей совсем юной дочерью, королевой шотландцев, которую она только что навещала во Франции. Должно быть, страдала, прощаясь с ней и не зная, когда они снова увидятся и увидятся ли вообще. И вопреки моим ожиданиям узреть католическую королеву на придворном приеме в наряде кричащих расцветок, на ней платье скромного черного бархата с жемчужной оторочкой. Позже я узнаю, что она носит траур по сыну от первого брака, умершему, пока она была во Франции. Бедняжка, мне так ее жаль!

Процессия минует парадные двери дворца, и королева выступает навстречу королю Эдуарду, который, спустившись по ступеням престола, подходит к ней и целует в обе щеки. Затем он берет ее за руку и сопровождает в покои, приготовленные для нее в соседнем дворце Уайтхолл.

Вечером королева Мария сидит по правую руку короля на ужине в ее честь в Вестминстер-холле. Потом для нее играют музыканты, после чего она отправляется ко сну. Рано утром она отбывает в Шотландию, и я вряд ли увижу ее снова.

Я рада вернуться домой в Дорсет-хаус и снова очутиться у себя в комнате. Мне не терпится избавиться от этого ненавистного платья, из-за которого все на меня глазели. Когда миссис Эллен расшнуровывает его и тянет через голову, я дергаю за рукав, и он рвется по шву.

— О Боже! Я его порвала! — восклицаю я.

По взгляду миссис Эллен ясно, что она все понимает.

Когда в начале этого месяца герцог Сомерсет был осужден в Вестминстере и приговорен к смерти, поднялись такие мощные и страшные волнения в поддержку «доброго герцога», который якобы защищал народные права, что герцог Нортумберленд был вынужден отложить исполнение приговора. Вместо того, он отослал Сомерсета обратно в Тауэр ожидать решения его участи. Батюшка говорит, что Нортумберленд пообещал приговоренному сделать все для его спасения, но никто ему не верит.

Очередное Рождество мы с нашей сильно увеличившейся свитой проводим в доме лорда Уиллоуби, в Тилти, в Эссексе. Поскольку леди Мария приглашена в качестве почетной гостьи на эти двенадцать дней святочных торжеств и веселья, все следуют старым обычаям и традициям, а я пытаюсь оставаться в стороне, полагая, что это пристало благочестивой протестантской деве. На празднике я сижу, замкнутая и угрюмая, и только когда разгневанная матушка награждает меня болезненным тычком, начинаю шевелиться.