Евгений Сухов - Мятежное хотение (Времена царствования Ивана Грозного)
Присмирела Москва.
Тише сделалось и в посадах. И государь уже не тот, что раньше — беззаботный отрок, бегающий с ватагой сорванцов. Сейчас это был самодержец, покоривший Казанское ханство, и отец, потерявший сына, желанный муж и государь, испивший горечь предательства. Все было. Все познал Иван. И в голове у царя Анастасия Романовна отыскала первый седой волос. Вскрикнул Иван от боли и затих под ласковой рукой царицы. Вот так бы и все беды из него повыдергать, как этот состарившийся волос. Да не получится, не видать печаль снаружи, слишком глубоко проникла вовнутрь.
* * *Давно Иван Васильевич не выезжал на охоту, и этот зимний выезд по едва выпавшему снегу доставил радость. Аргамак беззаботно фыркал, выпускал клубы горячего пара — он норовил вырваться вперед, брал на грудь холодный зимний ветер, но твердая рука царя всякий раз сдерживала его от быстрой езды.
На берегу Яузы царь остановился. Склон был крут, и с самого верха, попирая страх, с ледяной горки съезжали мальчишки. Некоторое время царь смотрел, как они, не уступая друг другу в отчаянной смелости, рвали порты и протирали овчины (видно, в этот миг царю вспомнились собственные проказы), а потом, махнув рукой, повелел трогаться дальше.
Несколько раз санный путь перебегали зайцы. Беляки величиной с небольшую собаку останавливались неподалеку и, не скрывая настороженного любопытства, провожали царя немигающим взглядом. Псы гавкали, рвались вперед и задыхались от хрипа, но псари крепко держали в руках поводки, не давая борзым вырваться на свободу.
Иван Васильевич выехал не за зайцами, сейчас его занимали стада туров, которые паслись неподалеку от московских посадов. Иногда они подступали совсем близко к городу и внушали своими огромными размерами суеверный ужас крестьянам, которые никак не отваживались прогнать их обратно в лес. Так и ходили они господами на пастбищах, поедая сытую рожь, пока густые дебри вновь не призывали к себе своих заблудших детей.
С недавнего времени стада туров заметно поубавились, и своим указом Иван Васильевич запретил на них охоту. Может, оттого они и разгуливали вольно, что почувствовали царскую опеку.
Губные старосты каждый месяц писали Ивану о том, что пойман злоумышленник, посмевший поднять рогатину на его добро, и царь разрешал казнить наглеца, как ворога.
Туры осмелели настолько, что подходили к выпасам и случались с коровами. И часто среди стада можно было увидеть черного теленка с огромной головой и белой полоской вдоль спины — это плод грешной любви между туром и коровой. Но если быки не смели пресечь коровий блуд, заметив вблизи стада могучего соперника, то туры похождения сородича воспринимали как оскорбление всему сообществу и немедленно изгоняли оступившегося из стада.
Ивану Васильевичу в прошлом году пришлось наблюдать картину, как три буйвола выталкивали из стада крутыми рогами огромного черного самца. Пакостник тур не желал покидать сородичей, заходил то с одной, то с другой стороны стада, но буйволы, наставив рога на обесчещенного, с завидным упрямством выпроваживали провинившегося прочь. Опальный тур не мог жить среди коров, но дорога назад в стадо ему была закрыта. Он стоял посреди огромной поляны и, подняв голову кверху, заревел. Государь услышал в этом реве столько боли, сколько не может плачем выразить и человек. Скорее всего он просил прощения у сородичей — слишком велика цена за слабость, чтобы быть отверженным.
Самец стоял непримиримый, гордый, и было видно, что он лучше погибнет, чем оставит стадо. Тур снова поднял огромную голову и опять заревел, но сейчас в его голосе слышалось нечто иное — буйвол вызывал на поединок. Иван Васильевич, спрятавшись с челядью за соснами, с интересом наблюдал за тем, как три матерых самца заходили к нему с разных сторон. Они признавали за ним силу и понимали, что отверженный самец будет драться до конца, но и сами буйволы не могли отступить, следуя заповеди, которая была заложена в их крови.
Обесчещенный самец напал первым, если и суждено ему умереть, то не на тихом лугу, рядом с лениво мычащими коровами, а в поединке с себе равными. Опальный самец метил рогами прямо в брюхо стоящему напротив буйволу, но тот быстро отбежал в сторону. Следующий выпад должны сделать туры: они напали разом, выставив перед собой смертоносные рога. Только в поединке туры могут драться один на один, и собравшиеся самки будут смиренно дожидаться сильнейшего, а какие правила могут быть с обесчещенным? Отверженный буйвол успел распороть брюхо одному из самцов, но сам был смертельно ранен, и длинная лента кишок потянулась за ним вслед. Он прошел с полверсты, а потом завалился на бок и затих. А подбежавшие буйволы еще долго топтали копытами его мертвое тело.
Иван Васильевич вышел на поляну, когда буйволы, победоносно помахав хвостами, ушли прочь. Царь был потрясен увиденным. Он подошел к туше и долго смотрел в большие черные глаза, которые казались живыми и внимательно смотрели прямо перед собой.
Стрельцы в радостном возбуждении уже достали ножи и готовы были искромсать шкуры туров на ремни, но грозный голос Ивана остановил их:
— Не прикасаться… к убиенным. Я не смогу есть это мясо. Вырыть яму и положить в нее обоих.
Опешили стрельцы — чудит молодой государь.
— Иван Васильевич, это сколько же копать тогда придется, — осмелился возразить Федька Басманов. — Полдня простоим здесь.
— Мне некуда торопиться, стало быть, простоим полдня, — отвечал государь.
Стрельцы вырыли огромную яму и, поднатужившись, свалили туда две огромные туши.
— Засыпай! — скомандовал Федор, и стрельцы с облегчением стали заваливать яму землей. Так хоронят ратников, погибших на поле брани, — не всегда и отходную пропоют. И совсем не важно, под чьими знаменами они шли, а лежать им отныне бок о бок.
Постоял Иван Васильевич, пока на могиле не вырос холм, а потом скомандовал:
— Чего застыли?! Псов уймите! Дальше едем.
И когда рынды помогли великому князю взобраться на коня, Федька Басманов спросил:
— И не жаль тебе, государь, что столько мяса в землю зарыли?
Государь скривил губы:
— Не выкапывать же теперь!
Все это вспомнилось Ивану, когда он выехал на Туров луг: небольшая деревенька в две дюжины домов. Староста, угрюмый седовласый дед, вышел навстречу самодержцу с непокрытой головой.
— Здравствуй, батюшка. — Голос у старика уверенный и громкий, хотя и босая у него голова, но поклонился старец с достоинством, как не умеют склоняться даже бояре. Да и сам он в этих лесах был чем-то вроде господина — ему полагалось присматривать за турами, и в голодный для животных год выгонял старик жителей деревеньки далеко в лес, чтобы они расставляли для буйволов сытную трапезу в укромных местах.
— Здравствуй, Никола, — отвечал царь, — вижу, что не стареешь ты.
— Мне уже стареть некуда, — улыбнулся господской шутке старик. — Разве что борода еще длиннее станет. Хе-хе-хе, — взял он в ладонь белую, словно первый снег, бороду. — Жду тебя, государь, третий день. Прикормил я одно местечко, туда туры каждый день за сеном ходят. Большого самца для тебя привадил. Одна голова вот с эту телегу будет! Эй, бабы! Ворота поширше распахните, пусть государевы слуги войдут. — И когда одна из баб проходила мимо, он молодецки щипанул ее за пышный зад. — Это снохи мои, государь Иван Васильевич, а сыновья в лес ушли кормушки ставить.
Вдруг на середину двора из загона вышел огромный тур. Он ленивым взглядом смерил царя, боднул острыми рогами воздух и толстыми губами потянулся к деду.
— Избаловал я его, — отвечал старик, — объясняя чудо. — Пшеничного хлеба у меня просит. А у меня все хлеба на столе для государя выставлены. Не такой он вольный зверь, каким казаться хочет.
— Как же он забрел к тебе? — подивился Иван.
— Корова моя ему по сердцу пришлась, — просто отвечал старик. — Вышел я как-то на выпас, смотрю, а там вот этот тур корову кроет. Сам понимаешь, батюшка, как же ей устоять, бедовой, если такой видный кавалер стал за ней ухаживать. Это не стадные быки без обхождений, буйволы, они что наши парни на гуляньях— с чувством могут подойти. Так вот, прыгнул он на нее — и невинности как и не бывало. Хе-хе-хе! — ущипнул старик одну из пробегавших мимо невесток, которые не обращали на заигрывания свекра, ставшие для них обычными, никакого внимания и совсем ошалели от близости молодого царя.
Тур, не отыскав искомого лакомства, обиженно проревел и затопал обратно в загон.
— Буйволы не приняли его обратно в стадо, — сказал старик, — вот он так и остался с моей коровой. Я ее на выпас, а он за ней послушной собачонкой бежит. Тут как-то бык один ее хотел покрыть, так буйвол только рога на него наставил и тотчас нахала образумил. — И уже другим тоном: — Неужно слюбились, государь?
