Юзеф Крашевский - Князь Михаил Вишневецкий

Король, постоянно погруженный в свои мрачные мысли, слыша ее голос, напоминавший ему счастливые дни юности, становился добрее и спокойнее.

Но чем больше приближались к Глинянам, тем беспокойнее становился король, и, хотя не хотел сознаться, путешествие становилось для него все тяжелее. Лекарства, которыми Браун старался поддержать его силы, не достигали цели, еще более раздражая больного, а еда и питье делали его тяжелым на подъем, сонным, вызывали боли, и ослабевшего короля приходилось ежеминутно искусственно чем-нибудь подкреплять.

Одна только Елена своим разговором могла его заставить хоть минутами позабыть о печальной действительности.

По мере движения короля вперед получалось много известий из лагеря Собесского и много послов прибывало к королю, но ничего утешительного они не приносили. Собесский письмом холодно докладывал, что турки приближаются, что помощь из Литвы до сих пор не прибыла, что свободных войск для встречи его величества слишком мало. В частных письмах, получавшихся придворными короля, сообщались преувеличенные слухи о турках и татарах, которые в небывалом, неслыханном до сих пор количестве должны были обрушиться на Польшу. В некоторых известиях, тщательно скрываемых от короля, сообщалось, что султан, считавший на основании заключенного договора польского короля своим вассалом, обязанным платить ему дань, намерен ему послать почетный халат, который Порта обыкновенно посылала своим подданным с одновременным требованием внести неуплаченную дань. Окружавшие короля из боязни, что известие об ожидающем его позоре может убить несчастного, усилили надзор за получавшимися письмами и за приезжавшими послами, чтобы кто-нибудь неосторожным словом не выдал этой тайны.

Келпш и весь двор должны были поджидать приезжавших послов и шляхту, выезжавшую навстречу королю больше из любопытства, чем из преданности к нему, и собиравшуюся в большом количестве во время ночлегов и отдыхов.

Увидев издали прибывающих, Келпш, молодой Пац или кто-нибудь другой выходил к ним навстречу с просьбой пощадить короля и ни о чем печальном и грозном не сообщать ему. Это затянувшееся продолжительное путешествие становилось для всех невыносимым.

Приближались к Глинянам, откуда Елена должна была повернуть к Львову. Предстоящая с ней разлука печалила Михаила, и когда жена Келпша пришла к королю прощаться, он принял ее с большим чувством, чем обыкновенно. Елена себя не обманывала, да и Браун этого не скрывал перед ней, что королю все хуже и хуже, но сам Михаил не хотел в этом признаться. Когда на пороге избы, в которой он в это время отдыхал, появилась подруга его юности, он, придав себе бодрый вид, радостно приветствовал ее и произнес:

— Видишь, каким молодцом я становлюсь, и у меня есть надежда, что я сумею вместе с гетманом объехать все полки и произвести смотр войскам, не утомившись. Дал бы только Бог сносную погоду.

Елена окинула его грустным взглядом и, усевшись у камина, перед которым грелся постоянно зябнувший король, начала:

— Но войско скоро должно будет выйти в поле, где квартирмейстеры не смогут найти помещения для ночлега, где трудно будет найти пищу и где часто даже нельзя получить воды. Вам придется проводить целый день верхом или в экипаже, всякие лишения вам предстоят, и я дрожу при одной мысли, как это отзовется на вашем больном организме.

Михаил постарался улыбнуться.

— Я не боюсь, — сказал он, стараясь говорить против своего убеждения, — и думаю, что этот новый образ жизни, эти лишения, необходимость находиться в постоянном движении, повлияют на меня лучше, чем продолжительный отдых.

— Когда же вы отдыхали? — прервала Елена. — Ведь вам ни минуты не давали отдохнуть.

— Я сидел взаперти, — сказал король, — и это меня погубило. Теперь я надеюсь на движение, так как мы потомки рыцарей — сотворены для деятельности, для жизни на коне, а не в затхлых избах, скованные налагаемыми на вас обязанностями. Поверь мне, что я выздоровею на воздухе, к тому же один вид войска прибавит мне силы, и все должны будут признать во мне прекрасного воина, истого сына воинственного отца. Но этот Пац, — прибавил он, сжимая кулаки, — который так медлит и до сих пор не мог привлечь Литву, несмотря на мои письма, в которых я умоляю его поторопиться! Я даже не знаю, где он теперь находится.

— Вы доверяете Пацам, ваше величество, — грустно промолвила Елена.

— Потому что Пацы одни остались мне верными, — с живостью ответил король.

— Только к сожалению, — продолжала жена кравчего, — они больше это делают назло гетману, чем из преданности к вам.

После некоторого колебания она продолжала с опущенными глазами:

— Мой муж, как литовец, заинтересован в том, чтобы Литва не осталась в тылу, и он часто осведомляется о том, что там делается. Он говорит, что Пац давно бы уже мог присоединиться к Собесскому и только антагонизм его удерживает.

— Этого быть не может, — запальчиво воскликнул Михаил, — и я этому верить не хочу, так как не допускаю и мысли, чтобы Пац из-за личных интересов подвергнул Речь Посполитую опасности в то время, когда она нуждается в единении всех сил, чтобы не только отразить турок, но и отобрать от них обратно захваченный ими Каменец… Да, Каменец! — вздохнул он. — Эту жемчужину, этот драгоценный кусок земли, потеря которого тяжестью давит мне грудь, и мысль о котором лишает меня сна, потому что если Каменец останется в руках неверных, то это предвещает еще большие унижения и большие потери.

При виде этой вспышки короля, Елена некоторое время молчала.

— Ваше величество, — начала она, — напишите сейчас отсюда к Пацу и умоляйте его, чтобы он поторопился, а муж мой найдет посла, который отвезет и передаст ему ваше письмо.

— Я из Варшавы послал письмо и вчера вторично писал, — со вздохом сказал король, — и думаю, что Пац не имел никакой возможности выступить на помощь гетману.

Келпш, стоявший у окна, шепотом отозвался:

— Ваше величество, гетман Пац может быть слишком много понадеялся на себя; он не собрал нужные силы и потому медлит. Не просить и не умолять его надо, а приказать под угрозой королевской опалы, чтобы он не откладывал и немедленно поспешил к Глинянам.

Михаил беспокойно начал озираться кругом, как будто кого-то или чего-то искал.

— Ксендз Ольшевский? — произнес он взволнованным голосом.

— Я сам могу написать письмо, — прервал Келпш, приближаясь к столу.

— Хорошо, я согласен, — сказал король, напиши, что я приказываю ему не медлить более.

Кравчий принялся писать, а Елена подала королю напиток, к которому он жадно припал запекшимися губами. Король начал шепотом:

— Собесский будет доволен, потому что в своем последнем письме он жаловался на Паца, — и обращаясь к Келпшу, добавил настойчиво, — напиши, что я сам еду в Глиняны, что не гетман, а я буду ждать его там, что не Собесский, а я этого требую, чтобы Литва немедленно присоединилась ко мне. — Ах эти распри! — со вздохом сказал он, — это они, это все наши раздоры вечные, а не турки и казаки, губят Речь Посполитую.

— Слава Богу, — начала Елена, желая его успокоить, — что только одни Пацы в ссоре с Собесским.

— Прибавь еще и Радзивиллов, — прервал король, — которые в родстве с одними и другими.

Келпш, между тем, торопился докончить письмо и придал ему вид частной корреспонденции, не приложив королевской печати, из боязни, что ксендз Ольшевский задержит отправку курьера.

Король, почти что не читая, подписал и дрожащей рукой прибавил несколько благосклонных слов.

— Вы видите, — сказал король, — я делаю все, что могу, а впоследствии чужую вину взвалят на меня; меня связали и делают ответственным за других. Моя судьба такова: победы будут поставлены в заслугу гетмана, а поражения припишут мне.

— Такова судьба многих повелителей… Будут справедливы и признают, что вы желали добра Речи Посполитой.

— Чего достигнешь одними желаниями? — улыбаясь, сказал Михаил. — Желания в счет не идут.

— Но не надо уж так безнадежно ко всему относиться, — начала жена кравчего, — а надо верить в помощь Господню. Вы, ваше величество, может быть, и правы в вашем гневе против гетмана, но не забывайте, что он незаменим, как предводитель, и все его любят и уважают за его заботливость и неутомимость.

— Если б не Радзивиллы, — сказал Михаил, — я бы с помощью Димитрия склонил его на свою сторону. Но это не удалось из-за их упорства, и Димитрий, несмотря на свою женитьбу, остался для них чужим, а я — врагом.

— Это вина Пацов, — вмешалась Елена. Михаил взглянул на нее, иронически улыбаясь.

— Мы не выходим из этого заколдованного колеса: Пацы, Радзивиллы и между борющимися я — их жертва.

Остаток вечера прошел в тихих разговорах у камина. Несколько раз жена кравчего собиралась уходить, но король ее задерживал; печальные предчувствия овладели им, и хотя он старался рассеяться, но это ему не удавалось. Разговоры были прерваны приходом Келпша, который пришел доложить королю, что случайно приехал епископ марминский, Выдзга, приятель Собесского, возвращающийся из Глинян, куда он ездил для свидания с гетманом.