Йожо Нижнанский - Кровавая графиня
— Стой! — крикнула она. — Никому ты мстить не будешь!
— Нет, я должен отомстить, — прошипел Фицко и уж было бросился на Приборского.
Алжбета Батори кинулась между ними с изменившимся до неузнаваемости лицом и кулаком ударила Фицко по голове, да так, что он зашатался, потом толкнула его в раненую руку с такой силой, что он заревел от боли.
Он смирно стоял перед госпожой, словно его окатили ледяной водой. Боль и страх отражались на его лице, словно его уже постигла кара Господня за то, что так разгневал свою владычицу.
— Ты хочешь проявить непослушание? — Она вся пылала гневом. — Хочешь, чтобы я велела тебя наказать, как подлого мятежника?
Фицко уже осознал, какой проступок допустил, ослушавшись приказа госпожи и попытавшись воспротивиться ее воле. Но то было не единственное его злодеяние.
— А чего ты вообще заслуживаешь за то, что хочешь отомстить моей подопечной, Эржике Приборской? Запомни! Горе тому, кто только коснется ее, пусть бы она не только искалечила кому-то руку, но и отсекла обе руки и ноги!
Фицко сокрушенно сгорбился и просительно пробормотал:
— Простите меня, милостивая графиня, что я поддался гневу!
— В надежде, что ты станешь лучше, я прощаю тебя, Фицко! — сказала госпожа уже более мирно. — И у господина Беньямина Приборского попроси прощения за то, что отнесся к нему без уважения, какое пристало оказывать земану…
Фицко выполнил и это ее пожелание.
— Имя напавшего я тебе сама назвала, дабы тебе не пришлось искать его и дабы ты знал, что обречешь себя на смерть, если дотронешься до Эржики Приборской!
Горбун удалился в полной растерянности. Голова и рука всё еще болели. Госпожа ударила его той же рукой, которую в подземелье позволила поцеловать… У него гудело в голове, он еле тащился в свой закуток через пустой и темный двор, скрипя от злости зубами.
«Ну держись, Эржика Приборская! Теперь я даже мизинцем тебя не коснусь, но однажды ты отдашь Богу душу, и даже сам Он не узнает, как это произошло!..» И он тут же принялся обдумывать, как он отомстит, да так тайно, что на него самого не падет и тени подозрения…
После его ухода графиня подошла к Беньямину Приборскому, положила на плечо ему руку и сказала:
— Ты смелый человек, Беньямин Приборский! Не испугался Фицко! Ты убедил меня, что любишь Эржику, что ты не робкого десятка и, защищая безоружную девушку, готов, как истинный земан, положить за это жизнь. Но давай кончим этот разговор, потому как мне хочется побыстрее увидеть Эржику. Я не виню тебя за то, что моя дочь влюбилась в разбойника, знаю, что это не твоя вина. Судьба, связывающая человеческие жизни, непредсказуема. Спасибо тебе, что ты до сей поры с отцовской любовью заботился об Эржике. На мое расположение можешь рассчитывать до последнего часа. Но с нынешнего дня я возьму заботы об Эржике на себя, я должна исцелить ее от этой бессмысленной любви, да и пора подыскать ей достойного жениха…
Слова эти растрогали его, но сердце печально заныло, когда он услышал, что должен расстаться с Эржикой навсегда. Да и тревога в душе не утихала: какие планы вынашивает чахтицкая госпожа относительно Эржики, сможет ли она действительно защитить ее от мести Фицко, которой он опасался более всего?
Недолго поразмыслив, он все же успокоился. При всех обстоятельствах мать позаботится о будущем дочери наилучшим образом. Он решил сразу же вернуться в Врбовое, пугало только само расставание. Он боялся упреков Эржики и, главное, того, что не сдержит слез.
Он сообщил о своих намерениях госпоже и попросил у нее разрешения тотчас запрячь экипаж.
— Хорошо, поезжай, Беньямин! Спокойно возвращайся в Врбовое. Уверяю тебя, что еще услышишь об Эржике и блеск ее славы отразится и на тебе. Я найду ей мужа богатого и славного.
Беньямин Приборский простился с госпожой, а минутой позже уже со двора донесся его голос, приказывавший батраку заложить коляску. Алжбета Батори тем временем взволнованно направилась к двери комнаты для гостей, тихо постучала и прошептала:
— Эржика!
Ответом — гробовое молчание. Эржика уткнулась головой в подушку, чтобы заглушить рыдания. Ни за что на свете она бы не согласилась открыть дверь. Сердце ее кипело от негодования. На дворе загремела коляска, увозившая Беньямина Приборского. «Уезжает — и без меня!» — подумала девушка с таким ощущением, словно коляска проехалась по ее сердцу.
Алжбета Батори постояла еще немного у двери, прислушиваясь, а потом медленно, уныло вернулась в спальню. Она была убеждена, что Эржика крепко спит, и потому, пересилив горячее желание увидеть ее, отложила встречу на утро.
Она решила ни словом не укорять Эржику в любви к Андрею Дрозду и не заикаться о ее ночной вылазке.
Она ни в чем не будет упрекать ее, она просто будет бесконечно нежна с ней. Увезет ее в Прешпорок — там в блеске развлечений и балов девушка забудется и место Андрея Дрозда в ее сердце займет кто-нибудь другой.
Когда в коридоре затихли шаги Алжбеты Батори, Эржика быстро оделась, открыла окно и выпрыгнула во двор. Прочь, как можно быстрее прочь отсюда! Мир велик, но Андрея Дрозда она где-нибудь обязательно отыщет.
С бьющимся сердцем она кралась к воротам. И тут отчаяние охватило ее: могучие кованые ворота были заперты, да так, что сквозь них не проник бы даже муравей.
Она беспомощно огляделась. Ограда высокая, через нее не перелезть. Лестницы тоже не видно. Придется вернуться. Но завтра она что-нибудь придумает и во что бы то, ни стало скроется с глаз графини.
Темная фигура под деревомКогда капитана пандуров привезли в замок, он велел отнести себя в постель — рана его разболелась, сил никаких не было. Как только раненого уложили, он приказал одному из гайдуков:
— Приведи ко мне господского слесаря!
Через минуту слесарь вошел в комнату.
— Ты Павел Ледерер, сын Яна Ледерера? — спросил его капитан. — Это ты помог поймать Яна Калину?
— Да, — ответил Ледерер, удивившись, что капитан знает имя его отца.
Капитан с минуту смотрел на него испытующе, потом сказал:
— Я видел твоего отца!
Павел Ледерер засыпал капитана вопросами. Как, когда, где? Он всем сердцем мечтал поскорее увидеть отца и проклинал тяжелые обстоятельства, мешающие ему вернуться в Новое Место, вскочить на коня, оставленного у трактирщицы, и помчаться домой к родителям.
— Не важно, при каких обстоятельствах Я встретился с твоим отцом, — ответил капитан. — Хочу тебе передать лишь его наказ.
— Как так? — изумился Павел Ледерер. — Отец знает, что я вернулся?
— Да, знает. Знает и то, как Ты вернулся и каким путем нашел это место.
В сердце Павла роились мучительные догадки. Значит, отец знает все, но от кого же? Да и ведомо ли ему, что на самом деле он не изменник, что скорее умер бы, чем пошел бы на предательство?
— Что же он передает мне?
— Он проклинает тебя и не считает тебя больше сыном!
Павел обессиленно опустился на лавку. Проклятие отца оглушило его.
— Слушай, слесарь, — спустя минуту продолжал капитан, — не отчаивайся. У тебя будет еще достаточно возможностей заставить отца отказаться от своих проклятий, прижать тебя к груди и благословить!
— Заставить его?! — пробормотал Павел.
— Вот именно, заставить, потому что уже нынче ночью, возможно, лесника приволокут в чахтицкий замок как преступника, а тебе, пособнику графских слуг, придется убедить отца, что предать товарища — не грех, что деньги не пахнут, главное, чтоб звенели в мошне!
Капитан засмеялся, и этот смех полоснул Павла прямо по сердцу.
Что на уме у этого человека? Куда он гнет? Он тоже считает его предателем, он действительно думает так, как говорит? Можно ли ему доверять? Нет, на нем форма устрашающе красного цвета.
— А почему его сюда приволокут? — Ледерер понемногу приходил в себя. Он решил вытянуть из капитана все, что тот знает, но при этом не обмолвиться ни единым неосторожным словом.
— Потому что поднял мятежную руку на твоего дружка Фицко, — ответил капитан. — Бедняга, мне жаль его, врагу не пожелаешь того, что ждет его.
Павел постепенно узнал все, что хотел узнать. За исключением тайного умысла своего собеседника. Ледерер видел, что капитан словоохотлив — из иного клещами ничего не вытянешь, а этот сам все охотно рассказал. Чувствовалось, что Фицко он ненавидит и презирает. Но почему и в нем, Павле, хочет вызвать ненависть к горбуну и не скупится на оскорбления? Он что, хочет испытать его надежность и преданность чахтицкой госпоже? Напрасно, его не проведешь!
— Господин капитан, — наконец отозвался он безразличным тоном, — не знаю, почему вы сочли необходимым рассказать мне о происшествии в лесной сторожке и почему сообщили, что моего отца выслеживает какая-то женщина, чтобы хитростью заманить его в замок и обречь на смерть.