Йожо Нижнанский - Кровавая графиня
Она внезапно замолчала и сквозь стиснутые зубы процедила:
— Майорова!
У нее вдруг разболелась рана, нанесенная ей разбойником Вавро. Покалывание, которое она чувствовала уже в подземелье, переходило во все более резкую боль. На ее крик в спальню сунула нос Ката Бенецкая, которая ожидала приказаний в соседней комнате. Она сбегала за Майоровой, привела ее.
— Ты — обманщица! — закричала на Майорову Алжбета Батори, как всегда, когда снадобья той не совершали чуда. — Уверяла меня, что не буду даже чувствовать рану, а у меня она опять болит, ужасно болит!
— Милостивая графиня, — защищалась Майорова смиренно, — ничто не длится вечно, даже действие моего снадобья.
Боль сразу утихла, как только Майорова снова смазала и перевязала рану. Госпожа, успокоившись, отпустила ее.
— Слуги мои, — продолжала она, — по ноге моей вы видите, до чего все дошло! Гнусный злодей осмелился изувечить ногу Алжбеты Батори! А завтра злодеи могут посягнуть на ее жизнь и на жизнь ее верных служителей.
— На мою жизнь уже посягнули! — вырвалось у Фицко, у которого при воспоминании о могучих пальцах Андрея Дрозда так вскипела желчь, что он осмелился даже прервать госпожу.
Графиня рассмеялась:
— Что ж, Фицко, мне кажется, что эти разбойники тебя крепко полюбили, они даже отдают тебе предпочтение передо мной. Пожалуй, на тот свет они отправили бы тебя охотнее, чем меня.
— Руки коротки! — взорвался Фицко. — Это я с ними управлюсь…
— Я и себе этого желаю, — сказала она уже серьезно. — И тебе посоветую не попадаться более, точно дитя несмышленое, в руки разбойников. Ведь ясно, что получается: выставляя себя на посмешище и презрение, ты подвергаешь осмеянию и меня. И вас, Дора, Илона и Анна, это также касается: можете жизнь положить в схватке с этой нечистью, но если вас постигнет неудача, не ждите от — меня сочувствия!
Она могла этого и не говорить. Последние провалы лишили горбуна былой славы, он подвергся стольким насмешкам, что и половины хватило бы, чтобы каждая капелька крови в нем взывала к мщению.
И Алжбета Батори продолжала обсуждать со своими верными слугами создавшееся положение и дела, предстоящие в ближайшем будущем. Она сочтется со своими недругами, сохранит красоту и свежесть своего тела, остановит неумолимый бег годов!
И словно злые духи, вынырнувшие из преисподней и пожаловавшие в спальню чахтицкой властительницы, эти пятеро пособников, соревнуясь друг с другом, замышляли все новые и новые злодеяния.
— Завтра, рано утром, отправляюсь в Прешпорок, — поведала госпожа, — там разыщу палатина Дёрдя Турзо. Сообщу ему о царящих здесь мятежных настроениях и приведу в подарок чахтичанам ратников, о которых им придется заботиться. Вот тогда-то они притихнут и вскоре пожалуют просить меня освободить их от ненасытных обжор. А когда у меня под рукой будет рать, кто осмелится вмешиваться в мои дела?!
— Тут мы расправимся и с разбойниками! — крикнул Фицко и сжал кулаки. — Они от страха залезут в свои норы, а мы их выкурим оттуда: пусть могильщик тут же перепрячет их в такие дыры, откуда нет возврата.
— Разбойников жалеть нечего! — взорвалась госпожа. — Вы — Фицко, гайдуки, солдаты — постарайтесь уложить на месте их, всех до единого!
После недолгого молчания она продолжала с еще большим неистовством:
— Только Вавро не убивайте! Этого я хочу взять живого, чтобы отплатить ему за эту рану и унижение. Клещами, которыми он поранил меня, я выжгу на его теле тысячу знаков позора!
— А я позабочусь о пасторе! — пригрозила Дора.
— Превосходно, — согласилась госпожа. — А как ты собираешься обойтись с ним?
Дора льстиво заморгала и ответила тихо, но все же так внятно, что даже Ката, подслушивавшая за дверью, разобрала ее слова:
— Уж такое я с ним сделаю, что его духовные чада могут уже сейчас собирать ему на гроб! — И, прочтя на всех лицах нетерпеливый вопрос, с ненавистью прошипела — Я отравлю его!
Никто не стал ее отговаривать — напротив, постарались подстегнуть пыл злодейки.
— Исполнишь свое обещание еще до моего возвращения, — заверила графиня, — можешь рассчитывать на щедрое вознаграждение.
— А я тем временем выясню, кто освободил Яна Калину, — пообещал Фицко, — кто спас Маришу Шутовскую и запер в застенке госпожу графиню, кто прострелил мне руку. Прошу только разрешить мне самому рассчитаться с этим стрелком!
— Хорошо, Фицко, только скажи нам, что ты собираешься с ним делать?
— Отрублю ему обе руки, но не сразу, а по кускам.
— Я найду и приведу Маришу Шутовскую! — нашлась Илона.
— А я — Магдулу Калинову! — присоединилась Анна.
— С этой уже все ясно! — бросил Фицко. — Если Эржа Кардош не повредится в рассудке, то приведет ее в замок еще нынешней ночью.
И Фицко рассказал о своих злоключениях в лесной сторожке.
— Если Эржа Кардош их приведет, — распорядилась госпожа, — бросьте Магдулу Калинову в темницу и держите ее там на воде и на хлебе до моего возвращения. А старого Ледерера я прощу и разрешу ему вернуться в свое лесничество.
Фицко разочарованно взглянул на графиню, но тут же успокоился, когда она добавила:
— Это снисхождение я оказываю ему только ради сына, который оказал нам редкую услугу и, надеюсь, еще окажет. Правда, заслуги сына не смывают полностью провинности отца. Пусть хоть частично платит за то, что принял беглянку под свою крышу, защищал ее и нанес обиду моему слуге. Пусть гайдук отвесит ему двадцать пять палочных ударов.
— Ваша графская милость! — возгласил Фицко. — Разрешите мне собственноручно покарать лесника!
— Быть по-твоему! — согласилась госпожа.
«Отвешу деду столько палок, что никакое чудо его не спасет», — грозился про себя Фицко и поспешил выпросить у госпожи разрешения и на другие черные замыслы.
— Считаю своей обязанностью, ваша милость, — продолжал он торжественно, — сообщить вам, что под крышей замка скрывается предатель.
Алжбета Батори подскочила:
— Кто это?
— Капитан пандуров!
В спальне воцарилась мертвая тишина: женщины ошалело глядели на Фицко, а госпожа раздраженно напустилась на него:
— Не болтай вздора, Фицко! Это слишком серьезное обвинение. Какие у тебя для этого основания?
— Пока он выдал себя только в мелочах, — ответил Фицко тихо и осторожно. — Когда лесник с этой девушкой в сторожке напали на меня, я видел, что он с радостью бросился бы помочь им, имей он для этого силы.
— Не юли, Фицко, — графиня начинала терять терпение, — ответь коротко и ясно, почему ты считаешь его способным на предательство?
— Капитан втюрился в Магдулу Калинову! — прохрипел Фицко и заскрипел зубами. Он уже не мог скрыть свой гнев, свою жажду мести. — Он влюбился в сестру разбойника, и я уверен, что эта любовь ослепит его, он забудет о своих обязанностях, боюсь даже, что в нем разбойники могут найти тайного заступника и союзника.
— Твои слова встревожили меня, Фицко, — задумчиво проговорила госпожа. — Я в высшей степени возмущена и расстроена. Опасения насчет возможной измены капитана кажутся мне обоснованными. Выходит, я не могу положиться даже на командира пандуров! Это ужасно!
— Ваша милость, — науськивал ее Фицко, — я бы посоветовал вам остерегаться его. Да поможет ли осторожность? Разве льстивый заговорщик не опаснее открытого врага?
— Следи за каждым его шагом, Фицко! И если он самым незначительным образом докажет, что нарушает мои планы и льет воду на мельницу врагов, немедля прими меры!
— Какие меры я могу принять против пандурского капитана? — Фицко жадно ждал ответа.
— У тебя у самого хватит ума, как избавиться от врага, чтобы ни одна душа не догадалась об этом и не могла привлечь тебя к ответственности.
Лицо Фицко просияло. Про себя он торжествующе смеялся. Он уже видел, как приглашает капитана под каким-нибудь предлогом в подземелье и проявляет к нему особую предупредительность. Вежливо пропускает его вперед в узком коридоре, а потом, ха-ха, потом отправляет крысам лакомый кусочек…
В спальне госпожи замышлялся такой беспощадный бой, строились такие жестокие планы насчет того, как избавиться от врагов, что добрая душа Ката Бенецкая, подслушивавшая под дверью, чуть ли не теряла сознание и поминутно крестилась.
Наконец Алжбета Батори отдала своей верной прислуге последний приказ:
— Я не знаю, как долго задержусь в Прешпорке. Поэтому позаботьтесь, чтобы замок к моему возвращению сиял чистотой. По зовите ремесленников, побелите все изнутри и снаружи, и как можно тщательнее, постарайтесь, чтобы у меня не было недостатка в слугах. От моего имени прикажите это Сабо и Кардиш, Барновой и Хорват, Ваш, Саллаи, Сидо, Кече, Баршонь, Селле, Кохиновой и другим женщинам, которые уже хорошо показали себя при найме служанок. За каждую девушку они получат особое вознаграждение.
