Иван Ефремов - Таис Афинская
– Ты не отказываешь, о благодарю тебя, госпожа!
– Не спеши радоваться! Еще ничего не решено, – предостерегла Таис финикиянку, которая принялась растирать ее с удвоенной энергией. – Скажи, За-Ашт, – задумчиво спросила, переворачиваясь на спину, Таис, – неужели не видишь ты иного пути в жизни, кроме служения Матери Богов? Ты умна и хороша собой, а что судьба сделала тебя рабыней, это может измениться… в храме же рабство худшее, ибо безгранична власть Кибелы.
– Ты не знаешь, госпожа, как ревнивы финикийцы, сирийцы и другие здешние народы! Мы, женщины, не любим красоты в других женщинах, а Великая Мать уравнивает всех в своей руке.
– Мне кажется, и ей служат по-разному? – возразила Таис. – Правильно ли я поняла? Ты совсем не любишь меня?
– Да, госпожа! Ты слишком прекрасна. Я давно ищу и не могу найти в тебе порока. Ты столь же гибкая, как наши тринадцатилетние девочки-танцовщицы, сильна, как кобылица, груди твои тверды, как на заре юности у нубиек…
– Перечисление, достойное любовника, – рассмеялась гетера, – но что же обижает тебя?
– Ты лучше всех вокруг и меня тоже!
– И из-за этого ты готова на рабство в храме?
– Да, да!
Таис пожала плечами, так и не поняв свою рабыню. После долгого молчания За-Ашт сказала:
– Как красивы голубые камни на твоей медной коже, госпожа! И твои серые глаза становятся еще глубже. Тот, кто подарил тебе ожерелье, понимает красоту вещей.
– Это главная жрица Кибелы-Реи, Ашторет, или Иштар, многоименной Матери Богов.
– А прежнее ожерелье ты теперь будешь носить пояском?
– Да, как Ипполита, царица амазонок! – Таис критически осмотрела золотой поясок и решила снять все звезды, кроме одной. Давно ушли в прошлое первые победы и успехи, ничего не значила для нее и подаренная Птолемеем звезда. Только последняя с буквою «мю»… жрица сказала М – женский символ с незапамятных времен…
– Поищешь мастера снять звездочки, кроме одной? – вслух сказала гетера.
– Позволь мне. Я ведь дочь ювелира и кое-что умею…
Финикиянка сняла поясок и, отойдя в угол комнаты, извлекла из своих вещей маленькие щипчики, поколдовала с ними и с торжеством надела на Таис цепочку с одной звездой.
– Теперь равновесие в центре, – поправила она бывшее ожерелье и подала Таис остальные звезды.
– Положи в шкатулку. Ты, оказывается, мастерица, разве я могу расстаться с тобой?
Финикиянка было огорчилась, но поняла, что Таис дразнит ее, и побежала за шкатулкой.
– Хочешь, завтра я возьму тебя с собой? – сказала гетера, лениво устраиваясь в подушках, – поблизости есть озерко синей воды, подобное серпу Луны. Я купалась там сегодня и давно не получала такого удовольствия.
– Что ты сделала, госпожа? – лицо За-Ашт исказилось от страха.
Таис недовольно приподнялась на локте.
– Ты кричишь, как на сирийском базаре! Что случилось?
– Мне сказали, что на востоке от храма есть священное озеро Иштар в форме лунного серпа. Там уединенно от всех совершается омовение Ашторет в дни празднества… Артемис, кажется, так зовут ее эллины. Всякого, кто посмотрит священное действо, жрецы с длинными копьями убивают на месте. Я боюсь за тебя, госпожа. Ашторет мстительна, а ее служители не меньше.
Таис призадумалась.
– Пожалуй, следует молчать о моем поступке. И я не возьму тебя с собой, хотя и поеду купаться снова.
– О, госпожа… – начала За-Ашт и метнулась к двери на террасу, откуда послышалось бряцание оружия. Таис потянула на себя серебристое покрывало. Немного спустя в комнату вошел Ликофон.
– Прости, госпожа, что потревожил тебя без времени, – поклонился он.
– Что-нибудь случилось? Боанергос или Салмаах?
– Нет, лошади живы и здоровы. Примчался посланец из войска и привез тебе письмо стратега Птолемея. Вот, – воин протянул зашнурованный пакет из тонкой кожи с привязанным к нему дельторионом – писчей дощечкой, на которой было обозначено имя Таис и приказание доставить без промедления.
Таис положила пакет на подушку, приказала воину сесть и выпить вина. Финикиянка, давно очарованная красотой Ликофона, мигом разбавила и подала розовое вино, вся извиваясь и бросая на тессалийца короткие и острые взгляды. Молодой воин приосанился, выпил чашу, и тотчас же За-Ашт налила вторую. Ликофон махнул рукой, отказываясь, и сбросил лежавший на краю стола бронзовый диск. Ударившись о плиты пола, бронза зазвенела громко и протяжно. Очень скоро в дверь из храмового прохода раздался стук. По знаку Таис финикиянка отодвинула засов. В комнате появилась жрица в черной сетке. Поднеся руку ко лбу, она выпрямилась и бесстрастно окинула взглядом присутствующих.
– Ах! Что ты наделал! – сказала Таис воину. – Теперь я должна идти!
Ликофон не заметил укора, медленно поднимаясь с сиденья. Он смотрел, не отрываясь, на черную жрицу, как будто сама Афродита явилась ему в пене моря и блеске звезд. Даже афинянку встревожило ощущение чуждой силы, нечто не совсем человеческое. Исходившее от диковинной женщины, будто она была ореадой – горной нимфой или мифическим оборотнем, титанидой. Жрица не осталась равнодушной к восхищению тессалийца, слегка склонила голову, и будто темные молнии вылетели из ее огромных глаз, добивая жертву. Юноша покраснел, вся кровь бросилась ему в голову. Он опустил взгляд, задержавшись на сильных ногах с удивительно правильными ступнями. Жрица, сверкая острыми зеркально-металлическими ногтями, откинула черную прядь, открывая, как перед боем, свое хмурое и прекрасное лицо.
Таис, обычно далекая от ревности, не могла перенести, чтобы одного из ее воинов при ней сгибали как тонкую веточку.
– За-Ашт, ты предложишь Ликофону еще вина? Может быть, он захочет поесть? Пойдем, – небрежно кивнула она черной жрице, которая улыбнулась бегло и снисходительно, послав молодому воину, еще один долгий, все обещающий взгляд.
Таис хотела пройти вперед, но жрица, так и не сказав ни слова, скользнула в проход и быстро пошла не оглядываясь. Только у заграждавшей коридор решетки она подождала гетеру, призывая прикованную привратницу, валявшуюся в едва освещенной нише на охапке сухой травы. Провожатая не пошла прямо в святилище, а повернула направо, в боковой ход, ярко освещенный и кончавшийся лестницей наверх. Они вышли на верхний этаж, поднялись еще по одной лестнице и оказались на веранде. Позади них высилось самое верхнее помещение без окон, с единственной бронзовой дверью огромной тяжести и прочности. Таис угадала сокровищницу и подумала, как неосторожно хранить драгоценности на высоте. Вдруг приключится пожар… Конические выступы красной плотной терракоты облицовывали стены сокровищницы и верхнего этажа.
– Что ты рассматриваешь, дочь моя? – окликнула главная жрица.
Обернувшись Таис увидела ее в кресле слоновой кости рядом с мужчиной, вероятно главным жрецом. Афинянка подошла к ней, присела на скамью, тоже отделанную слоновой костью, и поделилась своими опасениями.
– Я знаю, что ты умна, служительница Афродиты. Но и те, кто строил это святое место, не были глупцами. Весь храм состоит только из кирпичей, изразцов, плит гранита и мрамора, перекрывающих потолки. Строители сделали так, чтобы даже при намеренном поджоге ничего не могло сгореть, кроме нескольких занавесей и кресел.
Заинтересованная Таис ответила, что подобные приемы вечного строительства из одного камня она увидела в Египте. Главная жрица задала ей несколько вопросов и замолчала. Таис с высоты любовалась искусным расположением храма. В Элладе храмы строились на естественном возвышении – вершинах высоких холмов, на краю обрывов, на гребнях склонов. Поднимаясь к храму, человек возвышался сам, готовясь встретить образы богов.
Этот храм (как объяснила жрица, построенный по образцам древнейших святилищ Междуречья – равнинной страны) стоял в центре округлой равнины, замкнутой горами с юга, запада и севера и открытой только на восток, к Евфрату. С верхней надстройкой и пьедесталом храм вздымался на порядочную высоту. Люди, подходившие и подъезжавшие с равнины, издалека видели святилище. По мере приближения здание громоздилось, наплывая на людей и угнетая их чувством ничтожества перед могучей богиней и ее слугами…
Таис с особенным наслаждением разглядывала окрестности, может быть, впервые ощутив влияние высоты на сознание человека. Отрешенность от всего копившегося внизу, чувство собственной недоступности, возможности охватить взглядом большее пространство – все было иначе, чем в горах. Там человек, поднявшийся на высоту, был частью окружавшей его природы, а здесь искусственное сооружение надменно выпячивалось посреди равнины, отрываясь от естественной почвы и наделяя находившихся в нем людей чувством превосходства, чистоты и независимости. Далеко на востоке, за пыльной дымкой пролегала долина Евфрата, а на севере темнело ущелье его притока – большой речки, на перевале к которой стоит маленький храм Иштар Персидской.
