Александр Антонов - Княгиня Ольга
Спускаясь в подвал и еще не зная, о какой милости просит Богомил, она поверила в свое предчувствие, что до захода солнца увидит священника Григория. И потому вошла в подклет милосердная. Она еще не услышала от Богомила ни одного слова, но велела стражникам освободить его от колод, расковать цепь. Когда же стражники исполнили ее волю, она сказала Богомилу:
— Ты волен идти на Священный холм, хранитель богов.
Богомил взялся за плечо одного из стражей и с трудом встал на ноги. Он прислонился к сырому камню стены и долго стоял с закрытыми глазами. Ольга смотрела на него с женской жалостью.
— Ты прости меня, Богомил. Мы токмо посчитались с тобой. Ведь долг платежом красен.
Верховный жрец открыл, наконец, глаза. Все долгие дни и ночи пребывания в каменном мешке он поносил Ольгу всякими бранными словами. А тут сказал просто и убедительно:
— Ладно, чего уж там, за милость твою я добром отплачу. Мы с тобою одного племени — славяне.
— Верно, — согласилась Ольга.
— И Григорий славянин. Потому ноне ты увидишь его.
И тут нервы у Ольги не выдержали, она воскликнула:
— Господи милостивый, хвала Тебе, что все разрешил мирно!
Но Богомил не согласился с Ольгой:
— Где уж там мирно. И боярыня Павла, и пономарь — жертвы невинные. Простят ли мне твои боги сей грех?
Боярыню Павлу еще не предали земле, ждали сына Добрыню. А ему в пути быть не меньше недели. Павлу уложили в домовину и вынесли из терема в амбар, на мороз. Ольга знала, что впереди ее ждут стенания и слезы по убиенной. Но жизнь приучила ее держаться мужественно. Она лишь сказала:
— Простят. Иди же, порадей за Григория.
На теремной двор Ольга и Богомил вышли вместе. По пути Ольга сказала:
— Жрецы тоже нонче увидят волю. Тебе же дам сани и будешь отвезен в свои палаты.
На том княгиня и верховный жрец расстались. Вскоре ему подали сани, он сел в них, укрылся меховым пологом и покинул теремной двор. А как оказался на площади, то увидел еще сотни не ушедших по домам его почитателей. Но радости при виде их Богомил не испытал. Лишь два дюжих мужика всколыхнули его, он позвал их:
— Прохор, Лебеда, подойдите ко мне!
— Так ведь боязно, вдруг княжеские доглядчики заметят, — издали отозвался старший по возрасту Прохор.
— А послухов ты уж не боишься? Подходите, не пугайтесь, — Мужики подошли, — Вот говорю вам: ступайте на Почайну в пещеры и там моим именем возьмите Григория — попа, отведите домой. И не мешкайте, сей же миг исполните!
— К чему бы сие, отец? На холме давно огонь затухает и ждет, — возразил Прохор.
— Ступайте! И чтобы волос с головы его не упал. Всех живота лишу, ежели что! — пригрозил Богомил.
Прохор и Лебеда поклонились и скрылись в толпе, которая провожала своего вождя до самых палат.
Глава двадцать вторая
ВПЕРЕДИ — ЦАРЬГРАД
Едва запахло весной и на днепровских кручах появились первые проталины, а лед на Днепре стал в синих «окнах», в княжеских теремах началась суета — двор готовился к походу в Византию. У княгини Ольги уже не было на пути преград, и вначале призрачная дума свершить крещение в стольном граде православия теперь приближалась и стала ощутимой. Вон на берегу Днепра высятся быстрокрылые ладьи, челны, насады — все суда, кои пойдут по первой воде к морю и дальше, за него. И в Киеве Ольгу уже ничто не удерживало. Сын Святослав вернулся из похода в Тмутаракань и снова встал с дружиной в Вышгороде. Добрыня, что приехал из Новгорода похоронить мать, остался при Ольге. И сестра его Малуша была при княгине. Росла она на удивление пригожая и рукодельница прилежная. Княгиня ей уже и место определила возле себя: быть Малуше ключницей. Того места и боярыни добивались. Все складывалось у Ольги удачно перед поездкой. А главное, отец Григорий находился неразлучно при княгине. И был в числе первых лиц, кого Ольга определила для поездки с нею в Царьград.
Княгиня Ольга так свыклась с мыслью, что священник Григорий есть истинный духовный отец ее, что по этой причине он теперь дневал и ночевал в княжеских теремах. Лишь изредка Ольга отпускала его в храм исполнять богослужение. Но княгиня Ольга не была бы мудрой, если бы держала при себе Григория только как духовного отца. Нет, он нужен был ей как советник во многих ее светских делах. Ольга не пустилась бы в дальнее путешествие только ради крещения, ради удовлетворения самолюбия. Поездка в Византию носила и дипломатическую цель. Византия являлась великой державой, и это было ведомо всем в подлунном мире. А Русь? Какое место ей отводилось в западном мире? Считали ли ее великой державой? А ежели не считали, то почему? Да и в чем кроется само величие? Ежели в пространстве, то Русь и есть великая держава. Равной ей по просторам степей, лесов, гор среди европейских государств нет. А успехи разума? Тут Ольге мог открыть глаза только отец Григорий. Он лучше, чем кто‑либо другой из киевлян, знал, что представляет собою Византия и что Русь. Даже в торговле и ремеслах державы ромеев он знал многое. И уж конечно Ольге не удалось бы обойтись без отца Григория, когда дело коснулось бы церковных книг. Они же, как считала Ольга, нужны на Руси, потому как без книг, без грамоты — пребывать державе во тьме язычества. Ольга не отделяла себя от тех, кто ее окружал, от всех своих подданных. Она считала, что свет новой веры должен преобразить не только ее жизнь, но и всех россиян.
Еще задолго до отбытия из Киева княгиня Ольга назвала всех, кто должен был ехать с нею. И первое место занимали послы великой Руси и послы от малых княжеств — от Древлянского, от Полоцкого, от больших городов — Чернигова, Новгорода, Смоленска, Ростова — всего числом двадцать два. Еще Ольга брала с собой близких Святославу воевод, и воевода Претич был первым из них. Но о Свенельде княгиня словно забыла. Он оставался на Руси при Святославовой дружине. Да больше всех брала Ольга купцов — торговых гостей — их было сорок два от разных городов Руси. Всем им было наказано везти в Царьград для торговли самое что ни есть на Руси бесценное — пушнину. Велено было взять соболей, горностаев, куниц, бобров, белок, лисиц. Да и крупного зверя шкуры собирали купцы — медвежьи, волчьи, рысьи: греки любили русские меха.
Знала Ольга из рассказов отца Григория о том, что Византия нуждается в меде и воске, что с готовностью купит лен — сырец на паруса, полотна ткать и конопляное волокно — на канаты. Да и сала разного наказала взять, без коего ни в одном флоте не обходятся. Еще кожи на седла, на упряжь и обувь. Все эти товары уже были свезены в Киев по санному пути и теперь хранились в амбарах близ Днепра, дабы лечь в трюмы судов, лишь только приспеет время и сойдет полая вода.
ч
Но товары товарами, а о княжеской свите все‑таки забот больше. Надо отобрать из множества дворных боярынь самых надежных и умных, к тому же чтобы были помоложе — тяготы дальнего похода пожилым не по силам. И вошли в свиту Ольги восемь бояр, шестнадцать особ женского пола — боярынь, воеводш, еще дочерей боярских. С ними же восемнадцать человек женской челяди. Состояли при Ольге Добрыня и Малуша. Из боярынь же Ольга приблизила к себе подругу Павлы еще по Новгороду — боярыню Аксинью, многим схожую с Павлой и преданную Ольге. Еще при ней были три переводчика и тридцать три телохранителя во главе с Дамором. Среди них были и Микула с Акуном — христиане. Да ужились с язычниками.
Всего же в свите Ольги было три христианина. Но верила княгиня Ольга и держала сие в тайне, что ее великое посольство вернется на Русь из Византии не языческим, а хотя бы наполовину христианским. Говорили же князья дружине, вступая в битву: «Князь пошел, дружина — за князем!» И не было такого воина при князе, который не внял бы призыву. Так и Ольга скажет — позовет: «Княгиня пошла, и двор — за нею!» Верила она, что все примут крещение, когда воочию увидят величие христианской веры и ее торжество в великой Византии. На все это Ольга надеялась, потому была больше озабочена ожиданием весны и судоходства на Днепре.
Весна в нынешнем году пришла ранняя, дружная. Ледоход на Днепре с громом и грохотом промчал за три дня. Большая вода, залившая до окоема низменные берега против Киева, держалась недолго. И когда Днепр начал входить в свои берега, княгиня Ольга повелела не мешкая выводить суда на Днепр, загружать их товарами, дабы по первому ее зову уйти в плавание.
Но едва повргение княгини дошло до тех, кому следовало собираться в путь, как возникла серьезная преграда. С берегов Дона, от рубежей, за коими царствовали хазары, с русских сторожевых застав примчали в Киев гонцы, принесли весть о том, что к Саркелу — стольному граду Хазарии — стекаются орды. Купцы же новгородские, коим вовремя удалось уйти из Саркела, передали на заставах, что каган хазарский задумал идти войной на Киевскую Русь, дабы обложить ее данью.
