Эмигрант. Испанская война - Калинин Даниил Сергеевич

Шла весна 1939 года, и страшная война в Европе уже озаряла горизонт кровавыми всполохами, как ещё невставшее на рассвете солнце озаряет багряным небосвод… И никто не сомневался в том, что противники по Испанской войне – СССР и Третий Рейх – сойдутся в этой битве.

Эмигранты делали свой выбор.

…………………………………………………………………………………………

Это был погожий, светлый весенний денёк. С моря дул свежий бриз; весело пели птицы, а прохожие радовали искренними улыбками. У них был повод: война закончилась!

Из толпы выделялись двое респектабельно одетых мужчин. Их движения были размерены и экономичны, а лицо одного из спутников (высокого, сухопарого и желчного блондина преклонных лет) выражало лёгкое раздражение. Второй, среднего роста, коренастый, с усами и бородкой аля Николай Второй, излучал сдержанную радость. Он разделял победное настроение людей, но выработанная годами привычка ограничивать эмоции на людях не позволяла улыбаться в полный рот. Кроме того, мужчина немного волновался: он рассчитывал встретить одного важного для себя человека.

Однако, как и предупреждал спутник, в квартире, которую он покинул два года назад, жили другие жильцы. Они ничего не смогли рассказать ни про русскую женщину, ранее живущую в этом доме, ни про её сына.

Сухопарый спутник позволил себе короткую, ободряющую улыбку: «я же говорил. Ну да ничего страшного». Да, действительно, говорил. Но не заехать сюда, не попробовать использовать даже крохотный шанс – это было против жизненных убеждений коренастого мужчины.

Выйдя во двор, он бросил прощальный взгляд на растущий перед домом бук.

Это дерево ещё в прошлый раз запомнилось ему, так сильно оно напоминало другое, растущее в парке перед училищем (эх, всё это осталось в прошлой жизни) …И вдруг взгляд мужчины упал на вырезанный в коре знак.

Он подошёл поближе. Так и есть, литера «Д». Вверху на русском написано – «Марсель», внизу – 1937. И ещё чуть ниже: Банк. Н. А. Мещ. И код из нескольких цифр.

Коренастый торжественно заулыбался. Желчный господин лишь вопросительно приподнял бровь.

– В банк.

– В банк? Хорошо.

…Молодой служащий приветливо улыбается посетителям:

– Господа желают сделать вклад или может быть снять деньги?

– Нет. Принесите содержимое ячейки 374. Код 5781.

– Одну минуту…

Буквально 10 минут спустя улыбчивый юноша вернулся с небольшим пакетом.

– Я прошу прощения, но мне необходимо узнать, кто является получателем. Лицо, зарезервировавшее ячейку, поставило условие передать содержимое конкретным личностям.

– Надеюсь, что содержимое ячейки всё-таки предназначено мне. Климов Илья Михайлович.

– Всё верно. Господин Климов, распишитесь, пожалуйста, о получении пакета…

Выйдя из здания, оба господина сели на скамью в небольшом скверике неподалёку от банка. В пакете была приличная сумма денег, но Илью Михайловича заинтересовал конверт с письмом. Невольно волнуясь, он вскрыл его, достал листок исписанный ровным, аккуратным подчерком и начал читать:

«Уважаемые Илья Михайлович и Владислав Михайлович! Я очень рад тому, что вы читаете это письмо. Надеюсь, вы оба живы и находитесь в добром здравии (тут уголок губ господина Климова раздражённо опустился вниз).

Дорогие мои соратники! В первую очередь я должен сообщать вам горькую новость: господин прапорщик, Аркадий Юрьевич, погиб на высоте Пингаррон. Это случилось на следующую ночь после злополучного для нас всех боя (тут Илья Михайлович горько покивал). И я должен сказать, что погиб Аркадий Юрьевич как настоящий русский офицер, спасая боевого товарища, то есть меня. Он закрыл своим телом брошенные к нам гранаты.

Также я считаю своим долгом сказать, что убийцы дорогого нам человека пали в туже ночь от моей руки.

Смею вас уверить, дорогие мои наставники, что я честно выполнял свой долг – и на высоте Пингаррон, и на Севере, в стране Басков. Четыре раза я был ранен (это не считая контузий).

Я также должен честно вам сказать, что всё, о чём мы с вами, Илья Михайлович, разговаривали, оказалось совершенно непохожим на то, с чем я столкнулся на Испанской земле. Вы говорили, что все беды идут от «красных», что на русской земле они устраивали целые побоища, измывались и глумились над беззащитными; во множестве насиловали женщин. Но разве орды свирепых и безжалостных марокканцев не истребляют невинных, не зверствуют над беззащитными? Разве не подвергаются изнасилованиям с их стороны бесчисленное количество испанок?

Большевики разрушали заводы, уничтожали Храмы. А вы видели целиком сожжённые или разбомблённые города? Или как на безоружного охотится целый истребитель? Смотрели на тела детей, пронзённых пулями авиационных пулемётов? Я вот всё это видел и на всё смотрел своими глазами.

Вы разбивали большевиков, когда вас была горстка, а их многотысячные толпы. Но на моих глазах, советский танкист полез в горящий танк спасти товарища, хотя на плечах висели преследователи. Я видел, как «красный» лётчик один вступил в схватку с целой эскадрильей! И погиб, идя на таран.

А баски? «Красные»? Да. Но они сражались за свою землю! И вы бы видели как! Имея численный перевес, подавляя их позиции артиллерийским огнём и авиацией (на что они ответить ничем не могли), храбрые наваррские рекете не могли сдвинуть их с места! Баски сражались, даже если их оставалась горстка! Они кидались в атаку и шли вперёд на пулемёты, и даже если в строю оставался хоть один солдат, он шёл вперёд…

Они не могли биться так без веры, без чести, без осознания своей правоты. А вот я почувствовал свою правоту и вкус истинной победы, лишь когда защитил от марокканцев (ведь союзники!) невинную девушку.

И вот что я понял. У вас, тех кто знал и видел прошлую Россию, тех, кто сражался с истинным врагом, своя правда. Очевидно, вы смогли её найти и на этой войне. Я же последовал за вами, но ваших чувств и идей разделить не смог.

От моей руки пало столько испанцев, и сам я был столько раз на волосок от гибели, что думаю так: мой долг чести за Марсель перед вами отдан полностью. Мне также не в чем виниться перед отцом. Теперь-то я понял, что он остался на Крымском берегу для того, чтобы я жил, а не для того, чтобы я мстил. Он не языческий божок и не язычник, чтобы радоваться смерти «врагов», которых никогда не знал. Отец хотел, чтобы я жил как человек, а не погиб как воин. Он хотел, чтобы я любил, чтобы женился и родил детей, чтобы позаботился о маме. Вот мой истинный путь и мой долг перед родителями.

Сегодня в моей судьбе настали разительные перемены, но главное – я возвращаюсь домой. Во Францию. И начну там новую жизнь. Спасибо Марселю. Кстати, я взял только треть, всё остальное ваше, мои дорогие «дроздовцы».

Желаю вам доброго здравия и долгих лет мирной жизни. Как бы там не было, для меня война закончена. И вам я желаю того же.

Илья Михайлович с непроницаемым лицом свернул листок пополам, а затем разорвал по линии сгиба.

– Мой дорогой юнкер, вы должны не отцу и не мне, а своей истинной Родине. Для НАС всё только начинается…

Сухопарый со скрытой усмешкой смотрел на манипуляции «дрозда».

– Гер гауптманн, я вижу, что ваш многообещающий кандидат исчез?

– Нет, гер оберст. Он только отложил время нашей следующей встречи.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ.