Эмигрант. Испанская война - Калинин Даниил Сергеевич
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Эмигрант. Испанская война - Калинин Даниил Сергеевич краткое содержание
Первый роман о Никите Мещерякове, приквел «Выбора чести» и «Лесных призраков», признанный лучшим в трилогии.…Возможно, вы знаете о его судьбе – схватки с немцами во Франции 40-го, подготовка в «Бранденбург 800»; знаете, какой Мещеряков сделал выбор между местью и честью. Возможно, вы знаете о боях в Белоруссии – но вам ещё многое неизвестно… О схватках на тотализаторе и конфликте с мафией, о встрече с дроздовцами и боевом крещении в Испании…Вам понравилось продолжение? Этот роман для вас!
Эмигрант. Испанская война читать онлайн бесплатно
Эмигрант. Испанская война
Даниил Калинин
© Даниил Калинин, 2018
ISBN 978-5-4493-6288-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
…Звучит гонг. Мы начинаем сближаться скользящими шагами. Два левых прямых – ныряю под второй со встречным джэбом в туловище. Акцентированный кросс и короткий хук приходятся в защиту; завершающий серию круговой удар ноги встречает локоть. Мгновенная контратака таким же круговым в голову – едва-едва успеваю закрыться предплечьем. Ничего не скажешь, соперник опытный.
Разрываю дистанцию прыжком. Несколько секунд выжидаем, присматриваемся друг к другу. Первым начинает действовать мой оппонент, рывком сократив разделявшие нас два метра, и обрушив серию мощных ударов рук в корпус и голову. Все они приходятся на защиту, но даже сквозь поставленные блоки я в полной мере ощущаю тяжесть ударов.
Однако эта атака имела лишь одну цель – ошеломить: резво отпрыгнув назад, противник наносит мощнейший круговой удар ногой по бедру. Чудом успев подставить колено под голень, я контратакую левым свингом в челюсть. Но на мгновение опущенная рука француза вновь находит своё место в защите. Мой кулак утыкается в предплечье.
Ничуть не обескураженный, выстреливаю сильнейшим кроссом по корпусу, третий удар серии – левый боковой в подбородок. Кросс достигает цели, сбив дыхание, но под повторный свинг соперник уходит нырком. Понимая, чем это кончится, лихорадочно закрываю челюсть. Но француз сумел меня удивить: вместо бокового рукой я получаю высекающий удар ногой под колени. Падение на настил выбивает дух; рефери начинает считать секунды. Конечно, симпатии судей на стороне земляка. Ну, ничего. На пару секунд задерживаюсь на коленях. Встаю.
Француз машет рукой зрителям. Его атлетическое сложение и ослепительная улыбка вызывают восторженные возгласы девушек, находящихся в зале. Он уже видит себя победителем в этом бою, а его подсознание уже рисует соблазнительные сцены близкого общения с какой-нибудь глупенькой, но симпатичной болельщицей… Не говори «гоп», парень.
О моём приближении его предупреждает окрик рефери и встревоженное гудение в зале. Связку прямых ударов в голову он снова принимает на руки, но прямой удар стопой в живот отбрасывает его к канатам. Резкая подсечка слева – и теперь уже фаворит поединка обрушился на настил. Звучит гонг.
Я его разозлил. Со своего места вижу, как бешено он смотрит на меня, как в гневе кривится его лицо. Однако тренер говорит что-то резкое, и на француза будто надевают маску ледяного спокойствия. Плохо. Очень плохо, когда противник умеет так быстро взять эмоции под контроль.
– У тебя хорошо проходят связки ударов в голову и прямых в корпус. Сможешь акцентировано пробить печень или солнечное сплетение – считай победа твоя. Но старайся не вязаться с ним в клинче, парень резвый.
Благодарю тренера кивком головы за советы. Звучит гонг.
Не вязаться в клинче? Ну да, ну да… Мощный удар ноги с разворота, направленный в челюсть, заставил меня попятиться. Пользуясь секундным замешательством, оппонент бросается в атаку. Двоечка прямых, левый боковой приходятся в подставленные руки, но от контратакующего джеба француз уходит уклоном. И в туже секунду мою голову сотрясает правый прямой.
Меня швыряет к канатам. Этот удар мог и закончить схватку, но не так-то много бойцов с нокаутирующим прямым. Тем более, удар пришёлся не точно в ямочку на подбородке, а в челюсть сбоку. Но это нокдаун, который я пытаюсь выстоять, прижавшись к канатам. Перед глазами всё плывёт, будто я долго кружился.
– Соберись!
Разве окрик тренера может мне помочь? Я и так пытаюсь собраться. Даже поднимаю руки к голове и сгибаю спину. Так длины предплечий хватит закрыть и подбородок, и корпус.
Но его удары принимать в блок просто невозможно. Бьёт сразу по нескольким уровням: если первую связку в голову я ещё как-то терплю, то переход на корпус заканчивается пропущенными апперкотами. И тут же невероятно сильный правый хук бросает меня в угол. Я, правда, успел подставить предплечье – и только потому ещё стою на ногах. На защиту обрушивается очередная серия ударов…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Жак! Жак! Жак!!!
Зал скандирует имя любимца, имя очевидного победителя. Действительно, я держусь последние секунды. Сейчас он меня уложит на канвас, и я уйду отсюда без франка в кармане. Вместо денег, которые могли бы вытащить семью из долговой ямы, я приду домой пустой и избитый… Там меня ждёт мама. И в её глазах я не увижу ни злости, ни раздражения – одну только бесконечную любовь и заботу… И жалость ко мне, избитому, ни на что не годному… Но материнское сердце не предаст своего ребёнка. Некогда красавица, быстро состарившаяся от бесконечного потока несчастий и тяжёлой работы, графиня Калязина вновь пойдёт мести улицы Марселя только для того, чтобы выходить побитого сына…
…Крики толпы, восхваляющей своего бойца, возвращают меня в детство, когда местная шпана тузила меня на глазах у всей школы. Маленькие французики с удовольствием наблюдали, как русского мальчишку втаптывают в грязь. Всем им ненавистны русские, которые спасли Францию от разгрома в 1914. Они не хотят вспоминать этих дней, они хотят видеть победителями только себя. И наблюдать, как русского избивают в драке или поединке – для француза это сплошное удовольствие.
Эти мысли, эти образы пронеслись перед глазами за считанные мгновения. И бешеная волна гнева, пробуждённая отчаянием, жалостью к матери и к себе, несправедливостью мира и неблагодарностью французов, даёт мне силы. Злой азарт заглушает растерянность и боль.
Удар в мою голову, ещё один, ещё… Я терплю.
«Ты же сейчас будешь бить по печени, чтобы я поднял руки, и ты смог меня добить. Ну же, давай!». Невольно сжимаюсь в единый комок.
На секунду мой противник опускает руку, чтобы пробить корпусной апперкот. На долю секунды. Если я уберу руку от корпуса, этот удар может меня убить.
Но не сегодня. Диагональные хуки – самые мощные в моём арсенале. Причём левый абсолютно не уступает правому.
Его кулак режет воздух у меня под боком: вкладываясь в удар, доворачиваю корпус. Мой хук приходится в челюсть и подбрасывает его голову вверх. Правый боковой получается неточным, но его сила сотрясает тело противника. Левый апперкот теперь уже в его печень… Француз делает шаг назад, он плывёт так же, как несколько секунд назад плыл я. И так же как я, он пока ещё держится на ногах.
Пока ещё. Крутой разворот тела – и моя стопа летит точно в солнечное сплетение противника. Это мой самый сильный удар. Оппонент прямо подлетает в воздух и с размаха приземляется животом на настил. Нокаут!
Время с начала раунда кажется мне вечностью. На самом деле прошло не более двух минут, а развязка боя и вовсе заняла всего несколько секунд.
Зал замирает. Не слышно ровно ничего. Или у меня заложило уши от ударов? Но не успел я ещё испугаться за потерянный слух, как в тишине раздаётся первый хлопок ладоней. Он повторяется, его подхватывает кто-то ещё, а затем весь зал взрывается аплодисментами. Люди не знают моего имени, но знают национальность, и десятки человек начинают скандировать:
– Руссе, руссе, руссе!!!
Как же всё-таки переменчива любовь толпы…
Глава первая. История семьи
Мне было 2 годика, когда мама сумела эмигрировать со мной из практически захваченного «красными» Крыма. Чего стоило моему отцу добиться, чтобы нас взяли на мелкое судёнышко румынских контрабандистов – мне неведомо. Но они взяли нас, а отец остался на берегу, прикрывать с немногочисленными подразделениями эвакуацию армии и гражданских. Мы ничего не знаем о его дальнейшей судьбе, и я давно уже смирился с потерей. Но мама до сих пор живёт безумной надеждой, да и как ей по-другому?! Ведь она так хорошо знала его, так сильно любила и любит по-прежнему… Так что как бы там ни было, в её памяти и в её сердце он действительно жив.