Курская битва. Огненная дуга - Александр Михайлович Золототрубов
— И что же Верховный? — спросил Рокоссовский с огорчением, которое он не скрывал, так как ему не хотелось, чтобы представитель Ставки покидал Центральный фронт: если ситуация осложнится, ему не с кем будет посоветоваться.
— Товарищ Сталин согласился со мной и приказал выехать к генералу Попову (командующий Брянским фронтом. — А. 3.) и вводить в дело Брянский фронт. Я даже согласовал с Верховным дату начала наступления.
— Когда же, если не секрет? — поинтересовался генерал Малинин.
— 12 июля.
— Выходит, через три дня, — уточнил Рокоссовский.
— А чего время терять? — усмехнулся Жуков. — Кстати, когда войска Брянского фронта начнут продвигаться к Орлу, немцы наверняка станут снимать свои войска из группировки, которая действует против Центрального фронта. Ты, Константин Константинович, постарайся этим воспользоваться. Усёк?
Последние слова маршала вызвали в душе Рокоссовского прилив тёплых чувств, и ему захотелось хоть как-то отблагодарить Жукова.
— Мне бы ваше умение, Георгий Константинович, разгадывать замысел врага, — с грустинкой в голосе произнёс командующий фронтом.
— Не прибедняйся, Костя, ты сам умеешь это делать, — осёк его маршал. — К тому же с ситуацией на Центральном фронте ты неплохо справляешься, и моя помощь тебе не потребуется. А вот генералу Попову и особенно генералу Соколовскому, недавно ставшему командующим фронтом, она не помешает. — Жуков вскинул пытливые глаза на Рокоссовского. — Ты, надеюсь, не забыл, кто командовал Западным фронтом во время сражения с немецко-фашистскими захватчиками под Москвой в сорок первом?
— Как же, помню, — неожиданно покраснел Рокоссовский. — Такое не забывается...
В 1941 году в районе Истры на 16-ю армию генерала Рокоссовского навалились полчища врага. Потребовалось отвести наши войска на заранее подготовленный рубеж, чтобы эффективнее бить фашистов. Это был район реки Истры и Истринского водохранилища. Рокоссовский позвонил на КП Жукова, чтобы взять разрешение. Но Жуков в категорической форме отказал ему: «Приказываю стоять насмерть, не отходя ни на шаг».
— Было такое, — подтвердил Жуков, усмехнувшись.
— Но я был уверен, что если отведу свои войска на рубеж Истры, то сохраню боеспособной свою 16-ю армию. И тогда я обратился с просьбой к начальнику Генштаба маршалу Шапошникову. Борис Михайлович дал мне своё согласие. Не успел я отдать приказ своим войскам, как в штаб 16-й армии поступила ваша грозная телеграмма. Я до сих пор помню её наизусть. «Войсками фронта командую я! — телеграфировали вы, Георгий Константинович. — Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать!» Когда я прочёл вашу депешу, — продолжал вспоминать Рокоссовский, — меня словно облили ледяной водой. Но я ваш приказ выполнил...
Жуков ответил не сразу. Видно, этот эпизод надолго отложился и в его памяти, и он думал, что сказать.
— Тогда под Москвой сложилась особенно тяжёлая обстановка, — наконец заговорил маршал, — а наши войска без приказа высшего командования отступали. Что было делать? Заставить всех стоять насмерть на своих рубежах! А тут как раз ты решил отвести свою армию на новый рубеж. И я поступил так, как позволяла моя совесть... Так что не сердись, Костя. Сейчас у нас сотни, тысячи танков, а тогда под Москвой их были единицы. Я просил Сталина дать мне хотя бы ещё двести танков, чтобы одолеть фашистские войска. — Жуков в раздумье передохнул. — Ладно, пойду я...
Рокоссовский резко поднялся из-за стола.
— Я провожу вас, товарищ маршал...
— Не надо, Костя, занимайся делом. — Он тронул его за плечо. — Гляди тут в оба и бей вражину без пощады. Желаю всем вам успехов в боях!..
Когда Жуков уехал, Рокоссовскому позвонил по ВЧ генерал армии Ватутин.
— Привет, Костин, как у тебя дела? — спросил он, разочарованный тем, что коллега ему так и не позвонил, когда вопрос о 27-й армии Ставка решила в пользу Ватутина. Слышимость из-за атмосферных помех была слабой, но слова Николай Фёдорович разобрал.
— Дела, товарищ Фёдоров, как сажа бела, — шутливо отозвался Рокоссовский.
Он уже догадался, зачем ему позвонил коллега, хотя об этом Ватутин ещё не говорил.
— Сражаемся, дружище. Немцы стремятся прорвать фронт обороны, а мы даём им надлежащий отпор.
— У меня ситуация не лучше, и кое-где фрицам удалось вклиниться в нашу оборону.
— Тяжело небось? — выдохнул в трубку Константин Константинович.
— Потому и звоню, — отозвался Ватутин, и тут же последовал вопрос, ради чего он звонил: — Ты на меня сердит?
— Чего вдруг? — не понял Рокоссовский.
— Ставка передала мне 27-ю армию, которую готовили к отправке на Центральный фронт, но я тут ни при чём.
— Я знаю, мне звонил товарищ Иванов и всё объяснил. Так что сердиться на тебя у меня нет оснований. Да и не рядовые мы с тобой бойцы, а командующие фронтами, и коль так, делить нам нечего! Оба служим своему Отечеству, а не каким-либо князькам.
— А ты, Костин, молодчина, — вновь послышался в трубке басовитый голос Ватутина. — Отбиваешься от врага своими силами, а я вот попросил у Верховного резервов.
— Такое случается, коллега: сегодня ты просишь Ставку дать подкрепление, а завтра, быть может, я буду просить его. Сам понимаешь, война, тут кто кого, и рисковать мы не можем.
— Я рад, что у нас с тобой, Костя, полное единодушие, — с горячностью отозвался Ватутин и неожиданно предложил: — Давай встретимся, а? Нам ведь есть о чём поговорить. А хочешь, я к тебе на часок заскочу? Прихвачу с собой бутылку армянского коньяка, а? Я храню её на случай победы в большом сражении, какое идёт сейчас.
— Согласен, дружище, — весело ответил Рокоссовский. — Разобьём врага и в честь победы
