Смерть императору! - Саймон Скэрроу
- Сотня? Мы идем туда, чтобы получить оплату по счетам, а не вторгаться в долбанное место.
- Я приказываю тебе предоставить сотню твоих ветеранов. Так что устрой все как следует!
- Есть другие требования?
- Если я что-нибудь надумаю, я дам тебе знать.
- А как скоро мы тебе будем нужны?
Дециан холодно улыбнулся. - Завтра утром будет прекрасно. Лучше бы мы покончили с этим делом как можно скорее, а?
ГЛАВА XV
Колонна пересекла границу территории ордовиков в последний день марта. Солнце уже вышло и ярко сияло с безоблачного неба. Несколько конных патрулей Восьмой Иллирийской когорты шли впереди, осматривая местность и высматривая признаки врага. Позади за ними маршировала остальная часть нового подразделения Катона, оставшиеся всадники шли во главе колонны, за которыми следовала пехота и скромный обоз, состоящий из нагруженных мулов и небольших повозок c палатками, кормом и провизией. В сотне шагов позади когорты шла первая из легионерских когорт, тяжелая пехота, отягощенная доспехами и оружием, в то время как их широкие и длинные прямоугольные щиты, а также остатки снаряжения свисали с фурок, закрепленных на их плечах.
Спустя много месяцев на зимних квартирах, готовившиеся к походу, люди почувствовали облегчение, что им больше не нужно сидеть взаперти в лагере и волноваться о перспективе боев и добычи, которую они могли захватить. Они были в приподнятом настроении, когда шли маршем по дороге, ведущей из Вирокониума сквозь холмы.
Катон вспомнил свои первые дни в армии, ту радость от ношения военной формы и нагруженности снаряжением, когда он шел вместе со своими товарищами, стремясь применить свою подготовку на практике в первом же испытании. Ничто тогда не казалось невозможным, а мысли о старости, и перспективе смерти, или того хуже, калечащей травме, были далеки от его текущих забот и радостного предвкушения. Память о времени, которое он никогда не сможет вернуть, соблазняла и насмехалась над ним, и он заставил себя вернуться к настороженному, расчетливому способу мышления, который у него выработан не хуже обычной привычки. Более чем пятнадцатилетний опыт подсказывал ему, что приподнятое настроение парней, отправлявшихся на войну, долго не продержится против жестоких реалий изнурительных переходов, неудобства разбития лагеря под открытым небом, неизбежного сокращения пайков и, как только начнутся бои, потери бовых товарищей, отношения с которыми порой расценивались куда ближе, чем с родными братьями.
Откуда-то в рядах передовой части легионеров, идущих за ними, раздался голос, начавший петь популярную маршевую песню, и через несколько мгновений его непосредственные товарищи присоединились до того, как пение распространилось на остальную колонну. Слова и шум, прибитые подбитыми гвоздями калигами к каменистой дороге, эхом отдавались от каменистых же склонов холмов по обеим сторонам.
Катон повернулся в седле, чтобы оглянуться назад с хитрой улыбкой, когда он заговорил с Галерием, который маршировал рядом с ним.
- Слышишь, центурион? Думаю, наши люди могли бы добиться большего успеха.
Галерий рассмеялся и кивнул.
- Думаю, да, господин.
Он сошел с дороги и повернулся к шедшим позади ауксиллариям, глубоко вздохнул и запустил другую маршевую песню. Солдаты быстро присоединились к нему и громко начали подпевать.
Солдаты Рима,
Они не знают дома.
Через горы и бушующие реки,
Они идут издалека.
На табличке они отмечают свой символ
Затем выстраиваются и идут в линии.
Стать братьями на всю жизнь
Сквозь битвы и раздоры.
Пение сквозь времена хорошие и плохие:
Лучшая долбанная работа, которую я когда-либо имел!
Ауксилларии проревели последнюю строчку, а затем от души расхохотались. За ними легионерская когорта ответила пением громче, и бойцы Восьмой когорты снова повысили тон своего пения, подстраивая ритм под темп своего марша, стремясь перепеть легионеров.
Галерий оставил их наедине и побежал вдоль строя, чтобы присоединиться к Катону. Два римских офицера разделили ухмылку.
- Они в хорошем настроении, - заметил Катон.
- Да, господин. А кто бы ни был в такой прекрасный день? После всего холода и дождя и жизни взаперти в казармах, и вот, наконец, мы на пути к Моне.
Упоминание о логове культа друидов заставило Катона ухмыльнуться, когда он вспомнил друидов, с которыми он воевал в прошлом, и их яростную ненависть к Риму. Зверства с обеих сторон все еще ужасали его до костей.
- Ты сражался с ними раньше? - спросил он у Галерия. - Друидами?
- Нет, господин. Ходили слухи о друидах среди племен по ту сторону Ренуса, но я никогда не видел кого-либо из них. Я слышал, что у них идет пена изо рта, как будто в них вселилась нечисть, и они могут драться с силой десяти человек и использовать магию против своих врагов. Но ты наверняка знаешь больше об этом, чем я, господин, учитывая годы, которые ты прослужил в Британии.
- Конечно, они фанатики, - ответил Катон, - но они сражаются, истекают кровью и умирают, как и все мы. Я ни разу не видел доказательств их магии, но это помогает их делу, если их последователи верят, что они могут накладывать заклинания. И это помогает еще больше, если их враги тоже верят в это. Так что не будем придавать значения этому вздору, а? Если ты услышишь, как такие слухи ходят по когорте, вступай и разъясняй людям. Я не хочу, чтобы они шарахались от своей тени. Понял?
- Да, господин.
- Хорошо. - Катон ехал молча некоторое время, прежде чем снова заговорил. - Я собираюсь догнать Туберона. Ты принимай командование здесь.
Они обменялись салютом, и Катон пустил лошадь галопом, опережая пехоту, а за ними и парней, которые спешились, чтобы вести своих лошадей по ухабистой дороге. Почти в километре впереди он смог разглядеть одну из турм на вершине холма рядом с дорогой. Можно было отчетливо разглядеть конного сигнифера на фоне неба, что обозначало позицию, где должен был находиться Туберон. Уводя своего скакуна с дороги, Катон поднялся по склону и остановился рядом с центурионом и его сигнифером.
- Добрый день, господин, - поприветствовал его Туберон. - Вы прибыли в благоприятный момент. Мы заметили врага в первый раз. Он поднял руку и указал на гребень, идущий параллельно дороге, почти в двух километрах отсюда.
Катон напряг глаза, оглядывая скалы и пучки кустов и деревьев, разбросанные по полям, уходящим от линии хребта. Затем он заметил
