Михаил Попов - Тьма египетская
Аменемхет подошёл к «Комнате испытания». Это было самое трудное место для работников. Если во всех прочих залах они лишь расширяли и спрямляли пределы естественной пещеры, приспосабливая её к нуждам великого погребения, то тут им надо было долбить сплошной камень, для того чтобы вырыть большое углубление в полу. Это углубление с вмурованными в дно острыми деревянными кольями, затянутое сверху полотном, — последнее препятствие для подлого грабителя. Аменемхет не верил, что кто-либо на свете способен преодолеть все препоны, которые он задумал на пути грядущих негодяев, но яму вырыть приказал. Первые, самые наивные грабители удовлетворятся разграблением отдельно стоящего кенотафа — ложной гробницы. Более умудрённые в своём нечестивом ремесле будут искать гробницу тайную, но те, кто, потратив, может быть, годы, найдут её, должны будут убедиться, что добраться до её входа нет никакой возможности. Надо наугад долбить скалу на глубину в полсотни локтей. А какая добыча стоит таких трудов?! Аменемхет улыбнулся, как бы услышав стоны будущих проклятий, что будут изданы обманувшимися преступниками.
У старательно вырываемой ямы было, кроме практического, ещё и символическое значение. После сцены Великого суда Озириса она представляла собой как бы опрокинутое небо, небо для чёрных, отягощённых душ. Во времена прежние здесь изображали сцены охоты и рыбалки с гарпунами — они должны были говорить о преодолении плоти и вступлении в царство духа. Теперь ни охота, ни рыбалка не сопрягается с работой духовной, и верховный жрец продолжал думать о том, какое тут дать задание резцу.
И вот он «Дом золота».
Аменемхет встал на то место, что предназначено для будущего саркофага, испытывая прилив тихой, спокойной радости. Тут он всё уже придумал. По углам будут устроены четыре кладовые. В нишах там будут стоять божества четырёх сторон света: Амсет, Хапи, Дуамутеф и Кебексенуф. На потолке - изображение Нут, богини космического созидания. Надписи на стенах расскажут обо всех превращениях усопшего в течение его удивительной жизни, от незаметного глазу муравья до «уподобленного Озирису».
Есть три материала, из которых можно вырубить саркофаг, — алебастр, красный песчаник или гранит. Стоя на том месте, где будет установлено последнее его ложе, Аменемхет думал не об этом выборе, он просто претерпевал состояние полного тихого счастья. Смотрел в самую глубину себя и одновременно обозревал всю доступную мысленному взору окружность мира. Теперь он видел не только дельту и пороги, восточную и западную пустыни, глаз его зрил и Пунт, и северное море с малярийным берегом, и мрачные глыбы дворцов Хаттушаша, и гонку колесниц на каменной равнине у стен Вавилона. И в самом центре сердца собственная его глубина уравновешивалась широтой мира, ибо и то и другое было подвластно этому сердцу, через овладение всей представимом далью времени.
Саркофаг будет гранитным, ибо гранит долговечнее и алебастра, и песчаника. Заклятия на его стенах обезопасят заключённого в саркофаге во время любого его путешествия но путям внутренней жизни.
Когда сзади раздался человеческий голос, верховный жрец обернулся, даже не гневно, а удивлённо. Никто, никогда не смел его беспокоить во время этих подземных медитаций. Это было не просто смертельно опасно для ослушника, это было непредставимо.
Нарушителем оказался Хека. Он жалобно топтался у входа в комнату ожиданий, не смея приблизиться к звёздной яме. С самого начала он не собирался сопровождать верховного жреца в дом его вечной жизни, но нырнул в город за новостями. Раз он здесь, значит, выловил больших рыбин.
Увидев, что верховный жрец заметил его, Хека опрометью бросился к выходу, чтобы ни одного лишнего мгновения не оскорблять своим присутствием великое место.
Аменемхет понял, что в прежнее состояние высшего блаженства ему уже не вернуться, и тоже пошёл к выходу. Оказавшись под солнечным светом, он сдержанно-поощрительно кивнул старшему каменотёсу, тот расплылся в нервной улыбке, обнажая провал рта с вырванным языком. Старший сделал знак своим людям, и они начали по одному спускаться внутрь, все столь же немые, как и он сам.
Верховный жрец обратил взгляд на негодного колдуна с поганой бородкой. Один глаз у него был прищурен, как у человека, ожидающего, что его сейчас ударят. Прежде чем наказывать, Аменемхет предпочёл выслушать. Оказалось, что Хека торопился не зря и сегодняшним утром ещё раз доказал свою полезность.
Во-первых, стало известно, что людьми Птахотепа убит Неферкер — старик-учитель, многие годы верно и скромно служивший делу Амона в самом логове взбунтовавшегося Птаха. Ведь это он помог Хеке под видом учителя Ти проникнуть во дворец Бакенсети.
Во-вторых, явилось, и неизвестно от кого, краткое послание, из которого следует, что командир воинов Птаха Небамон направился в Фивы с неким «подарком» для воителя Яхмоса. «Подарок» более всего напоминает видом упакованное особым образом человеческое тело.
— Мериптах, — тихо сказал верховный жрец и спросил, не слыхать ли чего о Са-Амоне.
Выяснилось, что ничего. Зато есть известия, что корабль Небамона уже недалеко от Фив и что пристать готовится ночью, может статься, что и в одну из ближайших. Послание доставил скороход из дома Бакенсети, что очень странно, потому что князь к этому времени был уже мёртв. Допросить скорохода нет возможности, ибо послание доставлено два дня тому назад и он уже поспешает обратно.
Наконец прошёл слух о том, что пострадал на львиной охоте брат номарха.
— Погиб?
— Нет, но якобы доставлен утром в свой дворец под пологом, и раны его рассмотреть было нельзя.
Аменемхет решительно двинулся к выходу с каменной поляны. Хека заспешил за ним, озабоченным сопением показывая, что новости ещё не все. Оказалось, что у ворот храма Амона-Ра уже четырежды с сегодняшнего рассвета появлялись люди Шахкея, начальника гиксосского гарнизона, с вопросом, когда верховный жрец сможет выделить время для беседы офицеру Авариса.
Усевшись в кресло и поднявшись на высоту чёрных плеч, Аменемхет опять посмотрел на однорукого своего слугу, потного, пыльного и всё ещё чем-то озабоченного. Поймав на себе вопросительный взгляд господина, Хека прошептал:
— Давай его убьём. Ты же видишь, сколько у нас первейших забот: мыслимое ли дело держать за пазухой скорпиона, когда пускаешься в пляс.
Мысль однорукого была понятна. Никто так не опасен, как Мегила, потому что он опасен неизвестной опасностью. Но колдуну невдомёк, что из того места, из которого исходит угроза, исходит и возможность. Угроза и возможность вместе — тайна. Пока Мегила окружён тайной, он неприкосновенен.
По дороге к берегу Аменемхет отдал первые приказания. Са-Ра должен был с помощью своих шпионов выяснить, что на самом деле произошло с Яхмосом, каково обошёлся с ним лев. Хека должен был лететь во дворец старшего из славных фиванских братьев и сделать так, чтобы страдалец уже к утру следующего дня способен был не только лежать, но и сидеть.
Свои стопы верховный жрец направил к храму Амона-Ра.
35
Некрасивый и невесёлый человек в мундире гиксосского офицера прогуливался по роскошному саду вокруг большого прохладного бассейна, без интереса следя за ленивыми перемещениями больших рыбин в глубине воды. Начальник фиванского гарнизона Шахкей был из тех редких служак, кто, не пройдя через аристократические школы Авариса, проведя всю жизнь в походах и строгой гарнизонной службе, всё же сумел возвыситься до уровня, уготованного только «друзьям царя». Широкое, коричневое, изъеденное оспой лицо с вечно прищуренными умными глазами, квадратный торс, кривые волосатые ноги — настоящий солдат из племени азиатских кочевников. Ему доверили командование в Фивах ещё и потому, что никто из природных «друзей царя» не вожделел этой службы.
За те годы, что Шахкей нёс службу здесь на краю царства, он изучил этот жаркий, богатый и лукавый край и ещё каких-нибудь три года назад мог пребывать в спокойствии, зная доподлинно, что творится в гареме Камоса, в казарме у Яхмоса, и догадываясь, сколько, примерно, золота каждый урожай откладывает в хранилища Аменемхета. Он не одобрил переворот, в результате которого братья пришли к власти с помощью шумных и пугающих храмовых фокусов верховного жреца, несмотря на то что благодаря этому перевороту он из вечных заместителей начальника гарнизона сделался его хозяином. Он честно известил царскую канцелярию о своих сомнениях, но дело в том, что вместе со списком подозрений он вынужден был отправить в столицу в полтора раза больше золота, чем это бывало в прежние годы. Об этом позаботился Аменемхет, и Аварис промолчал. Первые годы правления братьев немного успокоили радивого воеводу, но вскоре червь сомнения вновь зашевелился в его сердце. Началось всё с болезни старшего из братьев, очень необычной. Она длилась месяц за месяцем, не убивала, но и не отпускала Камоса. Усиливалась, когда следовало принимать какие-то важные решения, из-за чего становилось непонятным, кто же решение принял, человек или болезнь. Второй брат вёл себя хотя и по-другому, но тоже странно. В городе он почти не жил, убивая время и львов на своих бесконечных охотах и напоминая скорее не разнеженного, развращённого египетского аристократа, но вождя степного грабительского племени, которому пустыня, населённая тарантулами, милее дворца с садом, бассейном и кухнями.
