Вильхельм Муберг - Ночной гонец
Вдруг Анника схватила девицу за руку:
— Ты к кому это в лес ходишь?
Ботилла онемела от страха. Стало быть, кто-то проведал об этом.
— Знаю, с кем ты встречаешься в лесу.
— Ничего вы не знаете, — Ботилла крепко сжала рукой валек — подарок жениха.
— Я шла за тобой следом. Ты встречаешься с мужчиной!
— Ни с кем я не встречалась.
— Ты водишься с нечистым.
— С нечистым?
Ботилла с криком попятилась:
— Да простит вам господь эти слова, Анника!
— Ты ходишь к лукавому, — зашипела Анника. — Он принимает обличье красивого парня.
— Оговорить меня хотите?
— Нечего мне тебя оговаривать. Сама свою вину знаешь.
— Да простит господь мою обидчицу!
— Отпираешься. Когда он отметил тебя своим знаком?
— Нет у меня никакого знака.
— У тебя его красная метка!
— Врете вы все!
— Глянь-ка! — Анника одной рукой крепче сжала руку Ботиллы, а другой рванула ворот ее платья. — Глянь-ка на свою левую грудь! Вот он, знак-то! Я его видела. Вот где нечистый сосал.
— Никакой это не знак!
— Отпираешься, ведьма! Гляди! Показать тебе?
Но Ботилла в страхе вырвалась и побежала прочь от ручья.
Анника осталась стоять, не выпуская валек из рук:
— Видно, нечистый окрестил тебя! Окропил водой твою задницу!
Оставив белье на берегу, девица убежала и скрылась в дальних кустах. Тело билось в ознобе, в огне полыхала душа.
— Хоронись в кустах! — крикнула Анника ей вслед. — Все бесовки в ивняке прячутся.
Ботилла бежала, пока не очутилась в самой гуще кустарника. Потом она оглянулась и, убедившись, что ее никто не видит, начала дрожащими пальцами расстегивать корсаж. Смутное воспоминание промелькнуло у нее в голове. Пятнышко, красное пятнышко. Она совсем забыла про него.
Девица расстегнула платье, обнажила левую грудь и увидела красное пятнышко. Оно было на том самом месте, на которое указала Анника, — волдырек, маленький, но красный, как кровь.
Откуда у нее это пятно на теле? Это всего лишь метка от ожога; она появилась у нее той ночью, когда Ботилла, сидя у очага, ждала своего суженого и заснула. Она думала, что это уголек выскочил из огня и обжег ей голую грудь. Обожженное место поболело день-другой, а потом она и забыла про него. Метка была не больше ногтя на ее мизинце.
«У тебя его красная метка!» В чем винила ее Анника? До сих пор ей казалось, что красную метку на ее груди выжег уголек. Что же на самом деле случилось с ней, когда она заснула у очага? Во сне ей явился Сведье. Она почувствовала плотское желание, а потом ей стало сладостно и покойно, будто все ее желания исполнились. Душа ее наполнилась радостью; ей было с ним так же хорошо, как при встречах на лесной луговинке, где они виделись после того. И вдруг она почувствовала жгучую боль на левой груди и проснулась. Но ведь до этого к ней ночью подходил палач, он коснулся ее тела, отчего она в страхе закричала. Может, это вовсе не уголек из очага обжег ей грудь? Она и сама толком не знала. Видела ли она этот уголек? Брала ли его в руки? Этого она не помнила.
Дрожа от страха, она застегнула платье на груди. А что, если то был не уголек? Что, если кто-то неведомый коснулся ее груди и оставил на ней метку? Ей приснился во сне суженый, но вдруг это кто-то другой явился к ней и коснулся ее груди? Может, не горячий уголек обжег ей грудь, а губы мужчины? Может, это был нечистый в облике заплечных дел мастера? Может, это сатана коснулся ее груди своими жгучими губами? Может, это он заклеймил ее своею меткой? Может, он сосал ее кровь, прокусив кожу?
Хоронясь за густыми кустами, опустилась девица на землю. Тело билось в ознобе, в огне полыхала душа. Земля была мокрой от дождя, и юбка ее намокла.
С кем она повстречалась в лесу?
«Не бойся! Я твой суженый!» А что, если это был кто-то другой? Что, если это был вовсе не ее нареченный? Что, если ее обманули? Что, если это был враг рода человеческого?
Говорил он с ней мало, но ведь Сведье и всегда-то больше молчал, когда они были вместе. Она почти вовсе не смотрела, а, закрыв глаза, наслаждалась его близостью. В глазах у нее все меркло, она видела его как бы сквозь пелену. Ей не удавалось разглядеть его глаза, хотя она не раз пыталась встретиться с ним взглядом. Но она прижималась к нему, она касалась его тела, его рук, она сердцем чуяла, что это был Сведье. «Не бойся! Я твой суженый!»
Но ведь лукавый может принять обличье любого человека. Он может обернуться ее суженым, а она не сумеет отличить его от Сведье. Она не смела назвать его по имени. Даже про себя не смела она назвать его по имени. Ее дрожащие от страха губы прошептали:
— Нечистый…
Неужто он явился в образе Сведье и обманул ее? Неужто это с ним она встречалась в лесу? Его родовой знак горит красным огнем. Он отметил своим знаком ее левую грудь. Он метит всех, кого опоганил. Ботилла тоненько застонала и принялась снова расстегивать платье. Метка на груди была ярко-красная, горела огнем.
Ботилла зачерпнула воды из лужи и стала тереть красное пятнышко. Но оно не сходило. Она поливала его водой, скоблила и терла. Пятнышко никак не стиралось и белее не становилось. Оно алело, будто кожица перезрелой вишни. Она терла его так сильно, что ей стало больно, терла и заливалась слезами, но ничто не помогало. Пятно ей было никак не стереть. Долго сидела она в лозняке, укоряла себя и плакала. Ей не хотелось возвращаться к Чистому ручью, где Анника колотила белье. Она воротилась домой и сказала матушке, что занемогла и не станет нынче стирать. «Любезные мои матушка и батюшка, — думала она, — вы и знать не знаете, что дочь ваша может лишиться жизни вечной».
Когда стемнело, она прокралась в чулан, отыскала под половицей железный гвоздь и отправилась к озеру Ростокшён. Она подошла к берегу, выбрала место поглубже, где вода покрывает взрослого человека с головой, и опустила гвоздь в воду. Она увидела, как он в один миг погрузился в воду и канул в глубине. Затем она пошла прочь. На сердце у нее полегчало.
С тех пор она больше не ходила в лес, не молилась там об исполнении желаний. Кто мог услышать ее, когда она молилась, сжимая в руке гвоздь палача? Она не называла по имени того, кому молилась, но в мыслях у нее был господь всемогущий. Неужто молитву ее услышала нечистая сила, хоть она ее и не призывала?
По вечерам, лежа в постели, она истово молила господа всемогущего спасти ее грешную душу.
Просыпаясь утром, она сразу же смотрела на свою левую грудь. Красное пятнышко не сходило; ей казалось, что оно стало больше и краснее, чем вчера. Она мыла его горячей водой, молоком, терла снадобьями из трав, мазями. Клеймо не сходило, точно было выжжено навек.
Она думала, что очистится, как только выбросит гвоздь. Но красная метка не сходила, стало быть нечистая сила все еще не отставала от нее.
Анника Персдоттер выследила Ботиллу и проведала про все ее тайные дела. А сама девица только теперь узнала про свою тайну — страшную тайну колдуньи.
* * *Пока Ботилла сама не узнала о своей беде, ей неведомо было, что про нее уже давно ходит худая слава. О ней судачили втихомолку во всех домах, а она не замечала косых взглядов, которые на нее бросали украдкой, не слышала, как шептались за ее спиной, как умолкали соседки у колодца, когда она подходила к ним. Анника разглядела красную метку у нее на груди, выследила ее, когда она ходила одна в лес, и рассказала женщинам про все, что увидела и узнала. Ботиллу Йонсдоттер винили в колдовстве.
Все женщины, не имевшие за собой вины, знали, что говорит господь в Пятикнижии Моисеевом о тех, кто занимается волшебством. А те из них, кто умел грамоте, знали твердо: страшная кара положена по Пятикнижию Ветхого завета за сне злодейское деяние. Грех этот так велик, что у честных людей язык не поворачивается назвать его.
Многие колебались и еще не знали, верить ли слухам про тайные дела Ботиллы в лесу. Но Анника говорила, что ее надо испытать, что испытывают всех, кто на подозрении. Тут-то уж ее вина всем откроется. Если среди них в деревне живет ведьма, все должны знать о том, дабы лишить ее силы и не давать ей насылать порчу на невинных людей.
Ибо что речет господь в Пятикнижии? Он речет:
«Колдунью должно лишить жизни».
* * *Дни становились короче. Приближался рождественский пост. Ботилла начала сторониться людей. Она поняла, что о ней идет худая слава. Теперь она увидела, как люди переменились к ней.
И все же она не переставала думать о том, что она невиновна. Ей только хотелось снова быть вместе со своим суженым, она вовсе не просила помощи у того, кого не называют по имени. Она была крещеная, ее крестил пастор, как крестят всех детей, — окропил водой ее темя.
Она лежала со своим женихом по чести и уговору и осталась честной девушкой, у нее и в мыслях не было призывать кого-нибудь другого. Да и никаких примет не било к тому, чтобы не считать ее за честную девицу.
