Дмитрий Абрамов - Гражданская война. Миссия России
Никогда не сможет потом забыть бывший главнокомандующий Юга России, как давились «его войска» у трапов перегруженных судов. Ясно было, что многих красные не помилуют, а сразу без суда и следствия «прислонят к стенке» здесь же в порту. Перед лицом надвигающейся смерти в душах и сердцах значительной части людей проснулись низменные чувства борьбы за существование. Так начинался великий «исход» старой, патриархальной России за пределы своих границ.
«Много звериного чувства вылилось наружу перед лицом нависшей опасности, когда обнаженные страсти заглушили совесть и человек человеку становился лютым врагом», – со скорбью писал впоследствии об этих событиях Деникин. И лишь несколько сотен человек были способны оказать сопротивление и погибнуть здесь, в порту, прикрывая бегство своих соратников.
Но тысячи других, понимая, что не достойно человеку спасать свою шкуру в часы великих потрясений Родной страны, со скорбью, болью и печалью, опустив оружие, стояли па пирсе, в порту и смотрели на перегруженные корабли, отваливающие от причалов и берущие курс на запад – в порты Крыма. Они не бежали, не спешили спастись, они молча ждали своей участи и молились. Красные одержали верх. Белое дело обрекло их на поражение. Они были уже не нужны белым. Сопротивляться красным тоже не имело смысла. Они оставались с Россией и теперь уже принимали ее такой, какой она стала. Пропасть легла и стала расти между теми, кто уходил, и теми, кто оставался. А корабли, распаляя топки котлов, угольными дымами чернили небо и стонали, ревели тревожными, прощальными гудками. Среди людей, что остались с Россией, был и Петя Усачев – уже бывший поручик бывшей русской и белой армий. Он стоял и молча плакал тихими и скупыми мужскими слезами. Винтовка и портупея с наганом лежали у ног. А руки его сами собой рвали погоны с плеч серо-голубой офицерской шинели…
В числе последних А. И. Деникин вступил на борт русского миноносца «Капитан Сакен». Сопровождал его только начальник уже не существующего штаба генерал-лейтенант И. П. Романовский. Миноносец рвануло вперед от удара винтов о воду, и он, слегка покачиваясь на волнах, взял курс на запад. Очертания Новороссийска еще виднелись резко и отчетливо. Что творилось там?…
Какой-то миноносец повернул вдруг обратно и полным ходом пошел к причалам. Бухнули орудия, затрещали пулеметы. Корабль вступил в бой с передовыми частями красных, занимавших город и порт. Это был «Пылкий». На нем генерал Кутепов ринулся на выручку добровольцев, получив сведения, что не погружен еще 3-й дроздовский полк, прикрывавший посадку. Полчаса шел бой. Потом все стихло. Контуры города, берега и дальних гор обволакивались туманом, уходя вдаль, в невозвратное прошлое, такое тяжелое и мятежное…
* * *Командование РККА на этот раз было хорошо осведомлено о намерениях западного соседа – политического руководства и командования армии Речи Посполитой. В условиях назревающего вооруженного столкновения решением СНК (совета народных комиссаров – правительства Советской России), ЦК РКП(б), Реввоенсовета Республики в короткий период времени на западное направление перебрасывались наиболее прославленные и боеспособные части Красной армии. С Северного Кавказа на Украину форсированным маршем шла Первая Конная армия. С Южного Урала эшелонами по железным дорогам на запад направлялась 25-я стрелковая Чапаевская дивизия. Из Сибири, также эшелонами, везли Башкирскую кавалерийскую дивизию, прославившуюся в боях с армиями Колчака.
Командование Красной армии в сильнейшей степени уже с середины 1919 года беспокоила возможность установления тесного контакта и союза между тремя враждебными Советской России силами: Деникиным, Петлюрой, Пилсудским – на основе единства целей в борьбе с большевизмом. И Деникин жаждал этого соединения и был уверен в возможности его осуществления.
Но, сколькими бы опасностями ни угрожало большевизму это соединение и как бы страстно ни желал его сам Деникин, жизнь показала всю тщетность его надежд и разрушила опасения командования Красной армии. Все три противника (Деникин, петлюровская Украина и шляхетская Польша) были настоль разнородны и чужды друг другу, что никакого ни взаимодействия, ни тем более союза не получилось, хотя на первых порах Петлюра и поддержал Пилсудского. В отношениях с белыми поляки были до циничности откровенны. Еще в сентябре 1919 года один из членов польской «миссии» у Деникина, майор Пшездецкий, изъяснился на этот счет: «Большевизма мы не боимся… Мы можем двигаться вперед самостоятельно… Мы дошли до своей границы (польской, линии Керзона. – Д. А.) и можем помочь вам (Деникину. – Д. А.), но мы желаем знать заранее, что нам заплатят за нашу кровь, которую нам придется пролить за вас». Глава же этой «миссии» по продаже польской крови, генерал пан Александр Карницкий, имел инструкции настаивать перед Деникиным на присоединении к Речи Посполитой территорий: Курляндии, балтийского побережья Литвы, Белоруссии и Волыни. Так Киев не оправдал надежд Деникина и привел только к растягиванию фронта и сил летом – осенью 1919 года.
Не лишенный юмора и здравого смысла Пилсудский писал еще в начале 1919 года: «…Возможно, я и смог бы дойти до Москвы и прогнать большевиков оттуда. Но что потом?.. Места у них много. А я Москвы ни в Лондон, ни в Варшаву не переделаю. Только, видимо, отомщу за гимназическую молодость в Вильне и прикажу написать на стенах Кремля: „Говорить по-русски запрещается“…»
Если в противостоянии с Советской Россией, стремившейся зажечь пламя пролетарской революции по всему миру, Польша могла рассчитывать на помощь держав Антанты, то в случае прихода к власти в Москве Деникина – сторонника «единой и неделимой России» – Пилсудский уже не мог полагаться на англо-французскую поддержку польской независимости, пожелай российское «белое» правительство восстановить в той или иной форме контроль над Польшей. «Начальник Польского государства» явно считал большевиков, все-таки заявивших о признании независимости Польши, меньшим злом по сравнению с Деникиным, Колчаком и Врангелем. До Москвы поляки осенью 20-го, наверное, дойти бы смогли – но что потом? Менять одно недружественное российское правительство на другое, не менее враждебное польским интересам? Пилсудский был слишком опытным политиком, чтобы поддаться соблазну водрузить в Кремле русского генерала с помощью польских штыков.
* * *Советская Россия пыталась наладить дипломатические переговоры с Речью Посполитой. Успехи польских войск в Белоруссии во многом были связаны с тем, что руководство РККА основные силы направляло на оборону южного направления и разгром наступающих войск Деникина. Тот, как и подавляющее число представителей Белого движения, признавал независимость Польши. Однако он был противником польских претензий на земли к востоку от Буга, считая, что они должны входить в состав единой и неделимой России. (Но, как ни удивительно, Советская Россия уже приняла Советскую Белоруссию в состав РСФСР на федеральных началах, как Республику.)
Позиция Антанты по этому вопросу совпадала с деникинской. Уже 8 декабря 1919 года была оглашена Декларация о восточной границе Польши (линии Керзона), совпадающей с линией этнографического преобладания поляков. При этом Антанта требовала от Пилсудского оказать военную помощь войскам Деникина и возобновить наступление в Белоруссии. Однако на тот момент польские войска находились значительно восточнее линии Керзона, и правительство Пилсудского было не намерено оставлять занятые территории. Плевать хотели Пилсудский и иже с ним на указания Антанты. После того как многомесячные переговоры в Таганроге между Деникиным и представителем Пилсудского генералом Карницким закончились безрезультатно, начались польско-советские переговоры. В Микашевичах состоялась беседа между представителем Советской России Юлианом Мархлевским и представителем Польши капитаном Игнаци Бернером. Предполагалось освободить политических заключенных. Был составлен список из 1574 поляков, находящихся в заключении в РСФСР, и 307 коммунистов, находящихся в польских тюрьмах. Советы потребовали проведения в Белоруссии плебисцита среди местного населения по вопросу государственного устройства и территориальной принадлежности. Поляки, в свою очередь, потребовали передачи Латвии города Двинска. А затем прекращения боевых действий против Украинской Народной Республики и Петлюры, с которым к этому времени вступили в союз. На этом все временно затихло.
Но в октябре 1919 года возобновились польско-советские переговоры в Микашевичах. Непосредственной причиной, по которой польская сторона вновь пошла на переговоры, была ее обеспокоенность успехами армии Деникина в борьбе с Красной армией. Взятия белыми Курска и Орла по пути на Москву всполошило поляков. По оценкам Пилсудского, поддержка белых не отвечала интересам Польши. Подобное мнение высказал Юлиану Мархлевскому уполномоченный главы Польского государства на переговорах в Микашевичах Игнаци Бернер, отметив, что «помощь Деникину в его борьбе с большевиками не может служить интересам Польского государства». Прямым следствием переговоров стала переброска элитной Латышской дивизии РККА с польского фронта на Южный. Победа над белыми после Воронежа и Касторной была закреплена и стала возможной благодаря правофланговому действию Ударной группы красных. Латыши дрались на ее острие. В декабре 1919 года переговоры в Микашевичах были прекращены по инициативе поляков. Это объясняется во многом низкой оценкой боеспособности и Красной армии, и Вооруженных сил Юга России со стороны Пилсудского. Перед началом боевых действий польских войск против красных в январе 1920 года британский дипломат сэр Маккиндер имел встречу с лидером Польского государства. Британский дипломат сообщал об этом примерно следующее: «В начале беседы он (Пилсудский) пессимистически выражался об организации вооруженных сил генерала Деникина… Он выражал мнение, что в настоящий момент большевистские вооруженные силы по своей организации превосходили вооруженные силы Юга России. Пилсудский утверждал, что Деникин никогда не сможет в одиночку свергнуть большевистский режим. Тем не менее о большевиках он говорил, что они в тяжелом положении, и решительно утверждал, что польская армия могла самостоятельно войти в Москву следующей весной, но в этом случае перед ним встал бы вопрос, что далее делать в политическом плане».
