Дмитрий Абрамов - Гражданская война. Миссия России
В столице еще стояли суровые морозы. Порой начинало мести. Воробьи и снегири, нахохлившись, стайками сидели на ветках деревьев. А затем вдруг срывались и летели клевать семечную шелуху, которой были повсеместно усеяны рыночные и привокзальные площади. Звонили и гудели церковные колокола. Москвичи шли или ехали на извозчиках и на трамваях по своим будничным делам. Словом, жизнь шла своим чередом.
Вздохнув полной грудью, Кирилл ощутил знакомый, с юных лет близкий ему запах Москвы. Перекрестился. Понял, что он дома и что ему пора писать рапорт и просить краткосрочный отпуск, чтобы съездить в Кадом и привезти домой свою семью.
* * *Директиву о переходе войск в общее контрнаступление генерал Деникин отдал 8 февраля. Но боевой потенциал его армий был практически исчерпан. Дальнейшая борьба обретала форму военно-политической авантюры, за которой следовали новые, уже неоправданные жертвы.
Тем временем командование Кавказского фронта, проанализировав причины неудач красных армий в январе, перенесло центр тяжести противостояния с западного (ростовского) участка фронта на восточный (ставропольско-тихорецкий). Туда стягивались Конная армия Буденного, пополненная личным составом, и главные силы 10-й и 11-й армий. Деникин, разгадав замысел командования красных, спешно направил наиболее сильную конную группу генерал-лейтенанта Павлова вверх по Манычу. Она должна была ударить во фланг и тыл коннице Буденного. Но разыгралась метель. Занесло и устелило глубокими снегами всю Манычскую степь. Вслед им грянули морозы. Провидение словно отвернулось от белых. Павлов потерял почти половину своей конницы. Люди и кони частью померзли, частью обморозились. Больных сотнями увозили в санях на Кубань. Павлов не смог выполнить поставленную перед ним боевую задачу. Но 20 февраля части Добровольческого корпуса, использовав ослабленное красными ростовское направление, ворвались с боем в Ростов…
* * *Солнечный, морозный день Северного Причерноморья и низовьев Дона. Грохочет канонада. Гремит и льется колокольный звон над столицей южной России. Смелый звонарь поднялся на колокольню и сзывает городской люд. На «сполох» или на общую торжественную молитву и ликование звонит он? Над городским собором с криком парят и летают голуби, вороны, галки. Мирные обыватели с любопытством и страхом выглядывают из окон и из дверей домов на улицу: мол, что там, опять власть переменилась?! Радоваться тому али нет?
Красные, отстреливаясь и матерясь, оставляют город. А добровольцы, утирая пот и кровь, опуская винтовки, снимают папахи и фуражки, крестясь на собор. Кто-то потянулся к портсигару. Знали ли, думали ли в тот момент поручик Усачев и многие другие его соратники, что видят «Русское Чикаго» в последний раз?..
* * *Завершив перегруппировку, войска Красной армии Кавказского фронта перешли в наступление на фронте от устья Дона до станицы Егорлыкской 26 февраля. Деникин бросил навстречу красным оставшийся конный резерв. У Егорлыкской – последняя массовая кавалерийская сеча Гражданской войны. Конная армия Буденного столкнулась с конной группой Павлова. В кавалерийской сече с обеих сторон схлестнулись и бились насмерть до 25 тысяч всадников. Час, другой не уступали казаки, отходили, маневрировали, опять гнали коней в напуск в сабельный смерч. Сотнями удалых и лихих бойцов – побитых, пострелянных, посеченных, поколотых белых и красных покрылась мерзлая, заснеженная степь близ той станицы. Пересилили буденовцы…
По всему фронту, растянувшемуся аж на четыреста верст, начался отход белых армий. Остатки вооруженных сил Юга России откатывались все далее и далее от Ростова на Кавказ по трем направлениям. Добровольческий корпус уходил через станицу Тимашевскую к нижнему течению Кубани на Таманский полуостров. Донская армия шла на Екатеринодар и Новороссийск. Кубанская – на Майкоп и Туапсе. Отступление усилило разложение армий и вызвало панику в тылу. Но Деникина все еще не оставляли надежды на «пробуждение» и подъем Кубанского казачества, как это было в конце «ледяного похода» 1918 года. По той же аналогии генерал рассчитывал, что в войсках еще сохранилось крепкое ядро – Добровольческий корпус.
Порой казалось, что оживает прошлое. Ведя арьергардные бои, дроздовский полк во главе с полковником Туркулом пробивался сквозь конные массы противника. Красные стремились зажать его железным кольцом и покончить с дроздовцами. Но Туркул вновь и вновь стремительно сворачивал полковые колонны, строил полк в каре и под барабанный бой и флейты вел дроздовцев в штыковую. Красных отбрасывали с большими потерями с обеих сторон…
Много чему научились у белых красные командиры, вспоминая и реализуя опыт Гражданской войны в грядущих войнах. На дворе-то был уже 1920-й.
* * *Женя со слезами охватила плечи мужа в серой шинели. Слезы сами текли рекой. А с ними слова радости и вопросы.
– Милый, я знала, что ты живой. Мне явилось это… Я молилась…
– Все хорошо, родная. Я приехал за вами…
– Милый, Кирюша, ты по-прежнему в армии? Но у тебя красная звезда на фуражке и нет погон…
– Да, Женя, я у красных. Ничего не оставалось делать, чтобы увидеть вас и быть с тобой.
– И тебе поверили?
– Да, милая. Но теперь я не Космин. Запомни, мы с тобой теперь Изгнанниковы.
– Я все поняла. Но все ж какая странная и трагическая фамилия теперь у нас!
– Трагическая? Как и все, что происходит ныне с Россией. Думаю, придет время, и наши потомки утратят ее…
Еще в Москве Кирилл посетил храм, исповедовался у священника, рассказав ему о том, в каком положении он оказался с первой женой. Батюшка выслушал его внимательно и, скрепя сердце, благословил венчаться второй раз. На следующее утро после приезда в Кадом он и Женя тихо и незаметно обвенчались в городском соборном храме. Из Москвы Кирилл привез бутылку водки. Они выпили на радостях, закусив хлебом и картошкой с солью. Расцеловали маленькую Наташу и стали собираться в столицу.
* * *Решив использовать левый берег Кубани как последний рубеж обороны, генерал Деникин 17 марта отдал директиву армиям переправиться через реку и закрепиться за рекой. Однако устоять на левобережье белым армиям было уже не суждено. Развал достиг такого уровня, за которым следовали лишь наплевательское отношение к приказам начальства и спасение собственной шкуры. За Кубанью белые армии, не оказывая никакого сопротивления, просто побежали на юг. Кубанская армия, совершенно дезорганизованная, разрозненными отрядами откатывалась к Туапсе, уводя с собой мирное население, не желающее принять советскую власть. Донская – перемешалась с добровольцами и всем табором, порой с женами, детьми и скарбом на возах, уходя от красных, двигалась к Новороссийску. Приказ главнокомандующего – занять оборону на Таманском полуострове и стоять там до последнего – канул в Лету, как мертворожденное дитя. Второй раз за годы Гражданской войны низовья Кубани и Таманский полуостров видели столь массовое отступление бессчетного количества военных и гражданских с семьями и без семей на Кавказское побережье Черного моря. Только в 1918 году туда отступали красные, а в 1920-м туда бежали белые. Новороссийский порт неудержимо влек к себе расстроенные и побитые остатки белогвардейских войск.
Это были дни крушения всех надежд и честолюбивых замыслов генерала Антона Ивановича Деникина, позволившего себе возомнить себя спасителем России. Последнее, что оставалось ему исполнить перед долгом и совестью, – спасти остатки армии и мирное население, поддерживавшее белых эти годы. И он отдал приказ на эвакуацию войск из Новороссийска в Крым…
Улицы и площади Новороссийска забиты до отказа, запружены возами, телегами, артиллерийскими передками, брошенными орудиями, автомобилями, бронемашинами. Крики, шум, ругань. Пьяные драки и между солдатами, и между офицерами. Вооруженные и невооруженные люди, в форме с погонами и в штатском, священники и монахи, женщины и дети бегут, несут, катят, тащат – и все в сторону порта. А разрозненные части белых армий, теснимых красными, все прибывают и прибывают в город. Красным уже никто почти не оказывает сопротивления. Начальником «обороны» Новороссийска 26 марта назначен генерал Кутепов. Он лично докладывает Деникину, что в частях Добровольческого корпуса царит крайне нервное, возбужденное настроение и недовольство. Оно не дает возможности оборонять город и продержаться до следующего дня. Но и при эвакуации, погрузке на корабли порядок обеспечить невозможно никакими силами. К ночи город необходимо оставить при любых обстоятельствах…
Никогда не сможет потом забыть бывший главнокомандующий Юга России, как давились «его войска» у трапов перегруженных судов. Ясно было, что многих красные не помилуют, а сразу без суда и следствия «прислонят к стенке» здесь же в порту. Перед лицом надвигающейся смерти в душах и сердцах значительной части людей проснулись низменные чувства борьбы за существование. Так начинался великий «исход» старой, патриархальной России за пределы своих границ.
