Давид Бек - Раффи
Толстый слой золы вскоре впитал в себя всю влагу. Потом хозяйка расстелила на полу циновку, а поверх палас. Сиденье для гостя было готово. Несмотря на все эти приготовления, князь не пожелал сойти с сундука, сказав, что ему там удобнее. На палас сел Гарун. Его жена все еще кружила по комнате, не зная, чем бы еще заняться. Ей бы полагалось вымыть ноги, но об этом она и не подумала, только спустила юбку, закрыла голые икры и так, с грязными ногами, присела около детей. Один из них проснулся и стал плакать. Чтобы успокоить, мать влепила ему сильную оплеуху. Ребенок заревел пуще прежнего. От его крика проснулся второй и, не зная еще в чем дело, присоединился к брату.
— И его тоже успокой, его тоже, — сказал отец.
Мать и второго приструнила тем же порядком.
Князь Степанос с неудовольствием ждал, когда дети угомонятся, чтобы поговорить с хозяином. Тогда мать, наклонившись, что-то прошептала на ухо детям, и оба сейчас же замолчали. Широко раскрыв испуганные глазенки, они посмотрели на незнакомого человека и, как бесенята, нырнули в постель.
— Я к тебе по делу, Гарун, — заговорил князь Степанос.
— Ослепнуть мне, если вру, нет у меня ни медяка! — заговорил Гарун, решив, что к нему пришли за деньгами.
— Я сам принес тебе денег, — прервал его князь.
Морщины на лице Гаруна разгладились, в глазах зажегся алчный огонек, словно у голодного волка.
— Мне нужно несколько печатей. Я хорошо заплачу.
— Гарун твой слуга, ага. Но разве Гарун возьмет деньги, чтобы сделать печати для аги? — ответил старик, притворяясь бескорыстным.
— Печати должны быть на чужое имя, понимаешь?..
— Понимаю, — ответил еврей многозначительно — Но пусть не обижается ага, Гарун скорее отрежет себе пальцы, чем сделает такое.
— За каждую печать получишь по пять золотых.
Старик отрицательно покачал головой.
— Десять, — добавил князь.
Тот снова помотал головой.
— Пятнадцать.
— Нет, ага, дело не в деньгах. Хоть озолоти, не могу. Если бы мог, я бы даром сделал.
Он сказал, что поклялся не изготовлять фальшивых печатей. Как-то черт попутал его совершить такой грех, и с этого дня дела его идут из рук вон плохо. Наверное, господь прогневался, и потому подделка обнаружилась. Судья едва не вынес решение отрубить ему руку. Пришлось дать огромную взятку, и вместо руки ему отрезали только бороду. А для еврея это большой позор. Моисей велел не брить бороды. Чтобы иметь право ее носить, евреи платят особый налог персидским ханам. Прежде борода была у него очень длинная, а с тех пор, как обрили, плохо растет.
— Ну, так я ее сейчас удлиню, — сказал князь Степанос, приходя в раздражение.
— Как это?
— А вот так…
Степанос схватил Гаруна за бороду — кстати сказать, не такую уж короткую — и сильно дернул несколько раз. Еврей стукнулся головой о стену и запричитал:
— Вай! Вай! Сделаю, сделаю! Только отпусти бороду!
При виде такой расправы жена стала кричать и бросилась спасать муженька. Потерявший было сознание еврей пришел в себя и, не открыв еще глаза, выпалил:
— Сделаю, но не меньше, чем за двадцать золотых!
— Плут, ты же хотел сделать их даром! — рассмеялся князь Степанос.
— А моя борода, которую ты сейчас выщипывал, разве она ничего не стоит? — ответил старик, тоже смеясь.
Князь поразился его бесстыдству.
— И еще твой слуга отвесил мне пощечину, — добавил Гарун. — Тяжелая у него рука, будь он проклят…
Гарун говорил об этом так, точно был рад, что его побили. Золото помогло забыть боль. Он спросил, на чьи имена и какие нужны печати.
Степанос вынул из кармана пачку бумаг, на которых было проставлено около сорока печатей различной формы на разных языках. Были среди них печати епископов, архимандритов, князей, меликов и сельских старост, выполненные армянскими и персидскими буквами.
— Кое-что тут — моя работа, — сказал мастер, насадив на нос очки и внимательно просмотрев печати. — Однако нужен адский труд, чтобы в точности все скопировать.
Старик тут же подсчитал в уме кругленькую сумму, которую получит за изготовление сорока печатей и, не скрывая ликования, спросил:
— Пусть не гневается господин за мою смелость, но когда я получу свои деньги?
— Половину — сию минуту, остальное — по окончании работы.
Старик не поинтересовался даже, зачем понадобились князю печати, а пространно стал разъяснять, чем он рискует, соглашаясь выполнить заказ. Придется закрыть лавочку на целый месяц и работать дома. Сколько убытков он понесет, прикрыв на месяц магазин! Торговля ювелирными изделиями на это время будет прекращена. И все эти жертвы он берет на себя единственно из уважения к аге.
— Спасибо, — ответил князь Степанос, — но если только ты осмелишься проболтаться, знай, что я зарежу тебя, твою жену и этих детей, непременно зарежу.
— Знаю, — ответил еврей испуганно.
Торг кончился. Князь Степанос отдал образцы печатей и обещанный задаток. Блеск золота окончательно ослепил Гаруна и его жену, которая все еще сидела рядом с детьми и молча слушала разговор своего мужа с почетным гостем.
Золото это князь взял в долг у богатого агулисского ростовщика, обещав вернуть при первой возможности. Но так как было очень сомнительно, чтобы такая возможность когда-либо представилась, ростовщик все не соглашался давать денег. Однако когда Степанос схватил его за горло и пригрозил отрубить голову, скупец раскрыл мошну. Услышав эту историю, Гарун со смехом воскликнул:
— Вот молодец, бог свидетель, молодец!
— А если бы я то же самое сделал с тобой?
— Господи, да что у меня осталось-то? Было несколько грошей — и те потерял. Денег не вернули, пропали даже проценты. Чтоб им подавиться!
Еврей продолжал сетовать на судьбу, говоря, что с трудом сводит концы с концами, — такие ведь нынче времена, все очень дорого. Эти дети пустят его по миру, без конца едят и не наедаются. И зачем только он женился? Хотя его вины тут нет. У него и в мыслях не было обзаводиться семьей. Проклятые соседи насильно женили его, а теперь вот приходится терпеть адские муки…
Последние слова показались жене Гаруна столь оскорбительными, что она позабыла восточную стыдливость, предписывающую женщине
