Николай Алексеев - Заморский выходец
Вино было старое, крепкое, и Джузеппе заметно пьянел. Лицо его все более багровело, речи становились менее связными. Но он все продолжал пить; казалось, он намеренно старался привести себя в пьяное состояние. В его маленьких воспаленных глазах все чаще и чаще стали посверкивать злобные огоньки, и все чаще и чаще стал он угрюмо посматривать то на Бригитту, то на Марка. Вдруг он громко расхохотался, перегнувшись назад туловищем. Джованни и его приятели с удивлением посмотрели на хохотавшего.
— У меня руки чешутся дать хорошего тумака этой пьяной скотине, — проворчал сквозь зубы Беппо.
— Марго! — вскричал Джузеппе, продолжая смеяться и указывая пальцем на Бригитту. — Ну, разве не смешно смотреть, как твоя девчонка пялит глаза на красивого еретика!
Марго взвизгнула и напустилась на дочь.
— Бесстыдница! Развратница! Люди замечают. Хоть бы при матери сдержалась.
Девушка готова была расплакаться. Беппо сидел, сжав кулаки, глубокая морщина прорезалась над переносьем у Марка. Джовании вспылил.
— Ты много на себя берешь, господин кабатчик! — закричал он. — Какое тебе дело до моей сестры? Пока ты не появлялся в нашем доме, мы жили мирно, а теперь ссоры каждый день. Ты, как злой дух, внес раздор к нам. Провалился бы ты лучше в свой кабак, в ад или в другое подходящее для тебя место.
— Ты на меня не кричи, мальчишка, щенок! — яростно завопил Каттини. — Ты — не хозяин тут, й я не твой гость, а твоей матери, ты еще и не родился, когда я с ней был знаком. А что я сказал про девчонку, так это — сущая правда: вся Венеция знает, что она бегает за еретиком. И раздор внес не я, а он — принимайте больше еретиков-безбожников, так и не то еще будет. Я, слава Богу, верю в римского отца и во все, чему учит католическая церковь, за то Бог и взыскал меня своими милостями: я вас всех, сколько тут есть, могу купить и продать.
— Только чистой совести не купишь, — вставил замечание Беппо.
— Ишь, все на меня! Понятно, от чего вы злитесь: я — богач, а вы — голыши, зависть берет! Но хоть бы вас напало на меня и втрое больше, все же я скажу, что девчонку развратил безбожный еретик, и девичья честь ее, должно быть…
Не успел он еще договорить последнее слово, как кубарем скатился со скамьи от полновесной пощечины Марка. Каттини, не помня себя от ярости, быстро поднялся с пола и кинулся на оскорбителя. Но Марк не дал ему возможности нанести даже одного удара; он схватил кабатчика за плечи и тряс в воздухе, потом отшвырнул его к дверям.
Все примолкли во время этой сцены. Даже Марго не посмела вступиться за своего друга и только размахивала руками от ужаса: слишком страшен был этот «северный варвар» в своем гневе, чтобы рискнуть к нему подступиться. Отбросив свою жертву, Марк опустился на скамью и залпом осушил кружку вина.
— Молодец! — хлопнув его по плечу, промолвил Беппо.
Между тем Джузеппе медленно поднялся, кровь струилась по его лицу, он обтер ее рукавом и потом надел шапку.
— Прощай, Марго, — тихо заговорил он, — больше я не появлюсь в твоем доме: хоть и не по твоей вине меня здесь оскорбили, избили. С божьей помощью я отплачу за обиду. Прощай и ты, Бригитта! Советую тебе меньше заглядываться на проклятого еретика и пожалеть мать.
Марко грозно повернулся к Каттини, но тот поспешил выйти за дверь.
С его уходом все оживились. Джованни и Беппо наперебой хвалили своего приятеля, Бригитта молчала, но в ее глазах выражалось восхищение. Одна Марго сидела насупившись. Ее угрюмость мало мешала беседовать молодежи, как не мешала веселому смеху Бригитты.
Была уже ночь, когда Беппо й Марко ушли от Джованни. Гондола тихо скользила по темной лагуне. Друзья молчали, занятые своими думами. Только прощаясь, Беппо сказал приятелю:
— Счастливец ты, Марко!
Тот ничего ему не ответил.
VI
Таинственные поездки Марго
Вот уже несколько дней подряд Бригитта замечала, что ее мать уходит из дома в определенное время. Куда она ездит, об этом невозможно было узнать, так как сосед, старик Маттео, отвозивший в своей гондоле Марго, куда ей требовалось, молчал, словно немой, на все расспросы. Гораздо удобнее для Марго было бы велеть Джованни отвезти себя, но она почему-то предпочитала ездить в чужой гондоле. Возвращалась она обыкновенно в очень хорошем расположении духа и даже с ней, с Бригиттой, была ласкова, от чего девушка за последнее время почти отвыкла. Что отлучки эти не были случайными, в этом Бригитта не сомневалась, и предчувствие говорило ей, что так или иначе дело касается ее. Долго раздумывала она над тем, как бы выведать материнскую тайну, и наконец прибегла к помощи брата.
Однажды она сказала ему:
— Джованни, заметил ты, что наша матушка очень часто куда-то отлучается?
— Еще бы не заметить!
— Не спрашивал ты ее, куда она ездит?
— Спрашивал.
— Ну, и что же она?
— Говорит, по делам.
— Какие такие дела, по которым нужно ездить так часто, да еще в чужой гондоле! Тут что-то таится!
— Я и сам о том подумываю.
— Надо бы разузнать.
Брат пожал плечами.
— Как узнаешь!
— Я и придумала кое-что.
— Ну?
— Когда матушка с Маттео отправится в путь, кто тебе мешает поехать незаметно следом за ними в своей гондоле?
— Гм… Можно попытаться,
В следующую же поездку матери Джованни «попытался» и вернулся взволнованным.
— Открыл! — сказал он сестре, едва вошел, — Она ездит к Джузеппе Каттини.
Бригитта слегка побледнела.
— Я так и предполагала, — прошептала она.
— Должно быть, дело идет о Марко, — мрачно проговорил ее брат. — Проклятый толстяк не может забыть его пощечины.
— Ой поклялся отомстить. Наша мать — его союзница. Что устроить придумали они? Я узнаю, узнаю непременно! — закончила она так решительно, что Джованни с удивлением посмотрел на нее.
— Можно ли говорить «непременно»? Сказала бы лучше «если Бог даст». Впрочем, раз дело идет о Марко, пожалуй, ты на все решишься. Признайся, сестренка, он совсем заполонил твое сердце? — шутливо добавил он.
— Я его люблю, — просто ответила девушка.
Лицо Джованни стало серьезным.
— Марко — славный парень, что и говорить! Если б ты вышла за него замуж, наверно, была бы счастлива. В одном я не уверен: любит ли он тебя?
— Не знаю.
— У вас не было разговора?
— Нет. Я знаю одно, что я его люблю и готова отдать жизнь за него, — побледневшими губами шептала Бригитта.
— Даже если он тебя не любит?
— Ах, все равно, все равно! Послушай, Джованни, я не могу больше говорить… Сил нет!
Она закрыла лицо руками и заплакала.
— Бедная ты! Ну какая же ты хорошая! — проговорил тронутый ее горем Джованни, подойдя и обнимая сестру.
VII
Хитрость за хитрость
Косы лучи клонящегося к закату солнца проникли в комнату и осветили белые чисто вымытые столы и скамьи, кинули светлые отражения на стены из серого камня, с прибитыми вдоль них полками, уставленными незатейливой утварью, на выточенное из дерева изображение Пресвятой Девы. Уютной и мирной кажется эта комнатка, трудовой и скромной жизни служит она приютом. На самом деле не то.
Далеко не мирно на душе у двух женщин, которые сидят здесь за работой. Разнообразных страстей полны их сердца, и возмущенный дух заставляет угрюмо сдвигаться их брови и чертить морщины на лбу.
Вяло работает Бригитта, больше делает вид, что занята трудом. Не до работы ей, не таковы думы в голове, чтобы работе спориться. Прошло уже немало времени с того дня, как Джованни открыл цель таинственных отлучек матери, а тайна совещаний Марго с Каттини оставалась неразгаданной, и Бригитта напрасно пускалась на всякие хитрости, чтобы вызвать мать на откровенность. А между тем сознание говорило ей, что, чем больше проходит времени, тем больше усиливается таинственная опасность, грозящая Марку. Девушка страдала. Ее душа была постоянно полна страха и беспокойства. Она побледнела и осунулась, как будто перенесла тяжкую болезнь. Теперь, сидя за работой, она посматривает на мать. У матери сегодня какое-то зловещее лицо, а в глазах, когда она смотрит на дочь, выражается что-то похожее на злорадство. У Бригитты зреет план. Собственно говоря, план этот зародился давно, только не нравился он ей тем, что слишком много в нем было обмана и лжи. Она берегла его, как крайнее средство. Если нет иного способа, надо прибегнуть к нему. Грех? Правда, но разве ради спасения Марка не сладко принять и грех на душу? За грехи, говорят, ждут адские муки… Бог милосерд. Он простит ту, кто умеет «много» любить.
Марго отбросила работу и, прищурясь, посмотрела сквозь окно на солнце.
— Пора! — тихо сказала она и направилась к двери, открыла ее и крикнула: — Маттео!
— А? — отозвался сосед.