Бенджамин Дизраэли - Алрой
«О, драгоценная моя Мирьям! На что мне услады мести, славы, свободы, самой жизни, если все это упоенье — без тебя? Я остаюсь!»
«Пришла беда — и утешит сестра,В устах любящих нас — мудрый совет»,
— вновь послышалось наставление.
Раздалось лошадиное ржание.
«Они идут!» — в отчаянии выкрикнула Мирьям.
«О, Бог наш! За что испытания эти?
Ведь мы помним Тебя и уставы Твои, и пути свои не кривим!» — заголосили девушки.
«Снова слышится ржание! Лошадь зовет седока. Не бойся, Мирьям, конь врага нам не враг, а в трудный час — друг. Это рысак Алчирока, великолепный конь.»
«Смотрите, смотрите, ветви в лесной чаще ухватили барана за рога!» — закричала одна из девиц, к случаю вспомнив, как Бог послал жертвенное животное Аврааму и в последнюю минуту спас сына его Ицхака от заклания.
«Бог не оставил нас! Быстрее, подружки, приведем коня! Да не дрожите вы так, я сама возьму его под уздцы!» — забыв о близком обмороке, воскликнула Мирьям.
«Стой, сестра! Предоставь это мне. Я сам управлюсь со своенравным, как вихрь, скакуном!»
Алрой остановил Мирьям и привел из рощи рысака. Царственного вида животное надменно потрясает ухоженной гривой. Горящие глаза. Раздувающиеся ноздри выдают чистоту и благородство породы. Масть его — цвет ночного неба, освещенного тысячью звезд. Он бьет сильным копытом, как орел бьет крутым крылом.
Всадник вскочил в седло и твердой умелой рукой взнуздал коня.
«В этом седле я победитель, не беглец! Прощай сестра, прощайте милые девушки и берегите мою драгоценную Мирьям!»
Алрой наклонился к сестре, обнял ее и прошептал: «Скажи нашему доброму дяде Бостинаю, пусть не скупясь тратит золото. Я чувствую, очень скоро оно сильно упадет в цене. Я вернусь, чтобы принудить тиранов наших бессчетными богатствами искупить это горячечное бегство и горькое прощание! А сейчас — вперед!»
Глава 2
Каббалист
2.1
Лети вперед, быстрый смелый конь! Спорь с пространством, тори путь непроторенный. Под копытами гудит серый чугун земли, над головою звенит красная медь небес. Мчись вперед добрый верный скакун! Покоряй пустыню, прокладывай тропу непроложенную.
Ты надеешься, благородный конь, соленая равнина приведет тебя к зеленым лесам Йемена, и ноздрей твоих коснется ароматный зефир Аравии? Блажен, кто не в силах отрешиться от своего видения. Не заблуждайся, терпеливый рысак, безжизненная целина не обратится в прохладные рощи Йемена, и ноздри твои не вдохнут благоуханный ветерок Аравии.
Окончился день. Поднялись в небеса звезды. Низко до самой земли спустилась ночь, принесла желанную прохладу. Глядят сверху на землю ночные светила, видят хрупкую фигуру и бледный лик юного Предводителя.
Неутомимый конь все скачет вперед — покуда сердце стучит и ноги крепки. Мили и часы, раскаленная земля и тугой воздух — все уступает азарту и силе.
Ни пищи, ни воды, ни тени не уготовит бескрайнее плато всаднику и коню его. Ни зверя крупного, ни твари мелкой не видать на голой горячей земле. Ни единый шорох не вторгнется в пределы царства тишины. Вот, нарушая обет молчания пустыни, зашуршала крыса в низкорослых кустах. Шевелит белыми усами, несет в желтых зубах молодую змею, скалится — рада добыче. Лишь эти двое за целую ночь скрасили одиночество беглецов.
Наступает утро, мимолетные свежесть и аромат над землей сулят скорый зной. Песок поддается лучам, как воск послушен печати. Справа и слева — плоская твердь, впереди — горная цепь, туда направляет коня Алрой.
Это великие горы Эльбурс. Из-за вершины выползло жестокое солнце. Конь остановился и жалобно заржал, прося воды. Мучимый жаждой, Алрой лишь лаской мог утешить верного скакуна. Тот, должно быть, понял общность беды, заржал веселей.
Прошел еще час-другой, все медленней движется конь — душат жар и нестерпимая жажда. «Скоро достигнем подножия гор, там непременно должна быть вода — колодец или родник», — сказал Алрой себе и коню. И рысак, казалось бессильный уже, ускорил шаг, как мог, спасая себя и хозяина от гибели в безводном краю. В бедствии жажда и голод хорошие учителя.
Глубоко несчастным чувствовал себя беглец. Не раз подумал уже: «Не лучше ль спешиться, отпустить животное, самому лечь на землю и тихо умереть? Остался бы в Хамадане, и никакие пытки не превзошли бы теперешних мук!» Алрой заметил, что пересекает клочок земли цветом темнее окружающего песка. «Здесь должна быть вода!» — мелькнуло в голове. С трудом остановил коня, тяжело покинул седло. Трясущимися от слабости руками стал разгребать землю. И впрямь вскоре добрался до воды. Разочарование сменило минутную радость — вода солонее морской. Лошадь нагнулась, коснулась языком соленой влаги, заржала горестно.
«Увы, мой верный конь, поторопились радоваться! Я — причина твоих страданий. Я был бы отличным тебе хозяином, но целый мир ополчился против меня. Ах, если б очутиться сейчас у нашего фонтана в Хамадане! Безумная мысль! И Мирьям безумна! А я, разве я не был безумен, мягкосердечно уступив ей?» Изможденный, он облокотился на шею коня и безудержно зарыдал.
Конь вздохнул, как человек, нагнул голову и нежно коснулся губами почерневшей от земли руки. Дав выход чувствам, Алрой приободрился, лошадиная ласка добавила душевных сил. Он набрал в ладони воды, умыл коню морду, вытер пену и заслужил благодарное ржание.
Четвероногий друг подогнул колени, принял к себе на спину ослабевшего седока и двинулся навстречу горам. К вечеру почти достигли цели. У близкого уже подножья гор Алрой разглядел купол. «Под этой крышей нас ждет вожделенная вода. Должно хватить сил добраться», — подумал всадник, и конь побежал.
На закате солнца подъехали к колодцу. Наездник соскользнул с коня, взявшись за узду, повлек его к воде. Но конь — ни с места. Задрожал всем телом. Глаза остекленели. Издал тяжкий стон, упал и умер.
2.2
Ночь, как водится, несет добрые перемены. Усталому — отдохновение, несчастному — утешение, и только отчаявшемуся добавляет отчаяния.
Луна нырнула за облако, но тысячи звезд остались на ночном посту. Могучие горы сурово глядят вниз, и воздух неподвижен и чист. Утомленный ветер не бродит меж ветвей, обернулся мантией листвы и замер. Кажется, ничто под небом не решится оборвать тишину, лишь вода едва слышно журчит. Неподалеку от источника примостился Алрой. «Погружаясь в ночь, я ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не люблю…» — подумал Алрой. Быстро уснул.
За черными камнями послышался шорох. Это шакал учуял запах разлагающейся лошадиной плоти. Подкрался, огляделся по сторонам, принюхался. Роскошный пир ждет этой ночью шакалов, лис и куниц. Надо торопиться, покуда крупные звери не пробудились и не отняли добычу.
Шакал лакает лошадиную кровь, из горла его рвется стон утонченного наслаждения. Вот он сдирает мясо с ребра, и вновь слышен плач упоения.
Послышался отдаленный лай. Живо примчались еще шестеро и еще трое сородичей пирующего счастливца. С дерева спрыгнула куница, но шакалы не позволили ей подступиться к источнику восхитительного аромата. И, отверженная, стоит она поодаль, сияет красотой глянцевой шкуры, дышит часто, и в глазах — бессильная ярость.
Наполовину насытившийся, отяжелевший шакал оторвал от трупа добрый кусок. Зазевался. Улучив мгновение, куница ринулась вперед, ухватила свою долю и скрылась с ней на дереве.
Ликующий визг куницы разбудил льва в его логове. Вдали возник его могучий, цвета черного дерева, силуэт. Лев зарычал. Шакалы тут же перестали жевать, глотать, разрывать зубами мясо. Повернули головы в сторону всевластного голоса. Лев медленно, степенно приближался. Шакалы отступили. В ущерб царскому достоинству властитель с любопытством обнюхал разбросанные части трупа. Опомнился и с презрением отвернулся. Направился к воде. Шакалы вернулись к своему занятию. Лев заметил человека. Грива грозно поднялась, хвост бешено забился. Зверь нагнулся над спящим юным Предводителем и дико взревел.
2.3
Алрой пробудился. Его взгляд встретил горящие глаза огромного зверя — вожделение и изумление смешались в этих глазах. Глубокое забытье без сновидений вернуло силы телу и душе одинокого странника. Мигом он собрался с мыслями, припомнил недавние перипетии и вполне и по достоинству оценил настоящее свое положение. Алрой уставился на льва твердо и бесстрашно. Скрестились надменные взоры царственных соперников. Дух человека сломил инстинкты зверя. Лев отвел глаза, опустил голову, попятился и, храня достоинство, удалился в лес.
2.4
Врывается утро, и новый свет разливается по небу. Отступает ночная тишь. Дахание рассвета, коловращение дня.
Одинокая птичья трель разливается в вышине, одинокая птица поет свой радостный гимн. Легкие, ясные, чистые звуки льются в небе, соперничая с его красой.
