Колин Маккалоу - Травяной венок. Том 2
Если из этого побоища можно было сделать какие-то положительные выводы, то (хотя выборы в Риме уже прошли) оно избавило сенат от необходимости управиться с Филиппом без посторонней помощи. Луций Юлий Цезарь и Публий Рутилий Лупус стали новыми консулами. Порядочный Цезарь по экономическим соображениям оказался связанным с тщеславным и богатым, но некомпетентным Лупусом. Это был еще один восьмипреторный год с обычной мешаниной патрициев и плебеев, людей подходящих и неподходящих, пролазов. Косоглазый младший брат нового консула Луция Юлия Цезаря, Цезарь Страбон, стал курульным эдилом. В число квесторов включен был не кто иной, как Квинт Серторий, завоевавший Травяной венок в Испании, что давало ему право на любой официальный пост. Гай Марий, двоюродный брат его матери уже обеспечил для Сертория сенаторский ценз, и, когда избиралась новая пара цензоров, тот был уверен, что войдет в сенат. В судебных делах он, может быть, понимал мало, но для своих лет имел достаточно славное имя и обладал таким же магическим влиянием на основное население, какое имел Гай Марий.
Среди необычайно впечатляющей группы плебейских трибунов особенно зловреден был Квинт Варий Север Гибрида Сукроненс, который поклялся, что, когда новая коллегия займет свои должности, те, кто поддерживал идею гражданства для Италии, заплатят за это, все – от мала до велика. Когда весть о бойне в Аскуле достигла Рима, она дала Варию в руки превосходное оружие. Не будучи еще в должности, он неутомимо собирал голоса всадников и завсегдатаев форума в поддержку его программы возмездия, выдвигаемой в плебейской ассамблее. Что же касается сената, то, раздраженные постоянными упреками со стороны Филиппа и Цепиона, избранники старого года не могли расслабиться слишком быстро.
Вскоре после событий в Аскуле из новой столицы Италики в Рим прибыла депутация, состоящая из двенадцати италийских аристократов. Они конечно не упоминали ни Италии, ни Италики, а лишь требовали, чтобы их приняли в сенате по вопросу признания гражданства для каждого человека, живущего южнее – не рек Арн и Рубикон, но – Падуса в Италийской Галлии! Эта новая граница была точно рассчитана, чтобы перессорить всех в Риме – от сената до самых нижних слоев, поскольку в действительности предводители новой страны Италии вовсе не хотели теперь признания гражданства. Они хотели войны.
Уединившись с делегацией в Сенакуле, небольшом доме по соседству с храмом Согласия, глава сената Марк Эмилий Скавр попытался договориться с этими крикливыми наглецами. Он был лояльным сторонником Друза, но после его смерти не видел смысла в упорной борьбе за признание гражданства; ему хотелось остаться в живых.
– Вы должны передать вашим хозяевам, что не может быть и речи о переговорах, пока не будут получены репарации от Аскула, – надменно заявил Скавр. – Сенат не желает вас видеть.
– Аскул – лишь доказательство того, как решительно настроена вся Италия, – ответил глава депутации Публий Веттий Скатон, представитель марсов. – Не в нашей власти требовать чего бы то ни было от Аскула. Это должны решать сами пицены.
– Подобное решение, – сурово сказал Скавр, – принято Римом.
– Мы снова настаиваем на встрече с сенатом, – сказал Скатон.
– Сенат не намерен встречаться с вами, – непреклонно ответил Скавр.
После этих слов двенадцать посланцев встали и направились к выходу, причем, как заметил Скавр, вовсе не выглядели удрученными. Прежде чем выйти, Скатон сунул в руку Скавра свернутый документ.
– Прошу тебя, Марк Эмилий, возьми это от имени народа марсов.
Скавр не заглянул в документ, пока не пришел домой, где его писец, которому он доверил письмо, принес его для прочтения. Развернув документ с некоторой досадой, потому что успел забыть о нем, Скавр начал разбирать его содержание со все возрастающим удивлением.
На рассвете он созвал заседание сената. Филипп и Цепион, как обычно, не удосужились прийти. Однако Секст Цезарь явился, как и все вступающие в должность консулы и преторы, пришли все уходящие плебейские трибуны и большинство новых – при подозрительном отсутствии Вария. Бывшие консулы тоже присутствовали. Подсчитав по головам, Секст Цезарь с удовлетворением заключил, что кворум все-таки есть.
– Вот документ, – сказал глава сената Скавр, – подписанный тремя людьми от имени марсов – Квинтом Поппедием Силоном, который именует себя консулом, Публием Веттием Скатоном, называющим себя претором, и Луцием Фравком, который именует себя членом совета. Я должен ознакомить вас с ним.
«Сенату и народу Рима! Мы, избранные представители народа марсов, действуя от имени нашего народа, объявляем об отмене нашего статуса союзников Рима. Исходя из этого, мы не будем платить Риму ни налогов, ни десятины, не станем исполнять никаких повинностей, которые могут быть потребованы от нас. Мы не будем предоставлять войск для Рима. Мы намерены забрать назад у Рима город Альба Фуцения со всеми его землями. Просим считать данное объявлением войны.»
Палата загудела. Гай Марий протянул руку к документу, и Скавр передал ему письмо. Присутствующие, не спеша, ознакомились с текстом, и каждый сам смог убедиться, что он подлинный и недвусмысленный.
– Кажется, нам предстоит война, – произнес Марий.
– С марсами? – удивился верховный понтифик Агенобарб. – Когда я говорил за Коллинскими воротами с Силоном, он сказал, что будет война – но ведь марсы не могут победить нас! У них нет достаточного количества людей, чтобы воевать с Римом! Те два легиона, которыми располагает Силон, – это все, что могли бы наскрести марсы.
– Это выглядит смешно, – согласился Скавр.
– Пока – да, – заметил Секст Цезарь, – но есть и другие италийские народы, замешанные в это дело.
Однако никто не мог поверить всерьез в объявление войны, включая и Мария. Заседание закончилось, решение так и не было принято, если не считать того, что все согласились с необходимостью уделять более пристальное внимание Италии – но не с помощью еще одной пары странствующих преторов! Сервий Сульпиций Гальба, претор, назначенный для «расследования италийского вопроса» к югу от Рима, получил указание ехать в Рим. Когда он прибудет, палата решит, какие действия следует предпринять. Воевать в Италии? Возможно. Но не теперь.
– Когда Марк Ливий был еще жив, я был абсолютно уверен, что война с Италией не за горами, – обратился Марий к Скавру после заседания. – Но теперь, когда его нет, я не могу в это поверить. Я спрашивал себя, не тот ли это вариант, на который он рассчитывал? И сейчас честно скажу – не знаю. Одни ли марсы здесь замешаны? Получается, что так! И все же – я никогда не считал Квинта Поппедия Силона дураком.
– Я готов повторить все, что ты сказал, Гай Марий, – согласился Скавр. – О, почему я не прочитал этот документ, пока Скатон был еще в пределах Рима? Боги играют с нами, я явственно чувствую это.
Разумеется, время года «работало» против любых сенаторских замыслов, затеваемых вне Рима, невзирая на то, сколь серьезны и головоломны они были. Никто не хотел принимать решений в момент, когда одна пара консулов почти закончила свой срок, а новая пара еще только пробовала свой курс относительно сенатских объединений.
Поэтому внутренние проблемы занимали основное место как в сенате, так и на форуме в течение всего декабря. Самые обычные дела, близкие и исключительно римские, легко оттеснили марсийское объявление войны. Среди таких повседневных вопросов был вопрос о вакансии жреческого места Марка Ливия Друза. Даже много лет спустя верховный понтифик Агенобарб все еще чувствовал обиду из-за того, что это место досталось не ему, а Друзу. Поэтому он поспешил выдвинуть на этот пост своего старшего сына, Гнея, ранее обручившегося с Корнелией Цинной, старшей дочерью патриция Луция Корнелия Цинны. Понтификат, разумеется, предназначается для плебеев, поскольку Друз был плебеем. К моменту, когда список кандидатов был завершен, он читался как плебейский свиток почета. В него был включен Квинт Цецилий Метелл Пий по прозвищу Поросенок, еще один человек, в котором тлел огонек негодования, поскольку место его отца в результате выборов ушло к Гаю Аврелию Котте. И в самый последний момент глава сената Скавр ошеломил всех, добавив патрицианское имя – Мамерка Эмилия Лепида Ливиана, сводного брата Друза.
– Это незаконно по двум причинам, – проворчал верховный жрец Агенобарб. – Во-первых, он патриций, во-вторых, он из рода Эмилиев, а ты уже являешься понтификом, Марк Эмилий, и это значит, что еще один Эмилий не может к ним принадлежать.
– Ерунда, – резко возразил Скавр. – Я выдвинул его не как приемного Эмилия, а как брата умершего жреца. Мамерк тоже Ливий Друз, и я считаю, что он должен быть выдвинут.
Коллегия жрецов-понтификов в конце концов решила, что Мамерк в этой ситуации может считаться Ливием Друзом, и допустила, чтобы его имя было присоединено к списку кандидатов. Скоро всем стало ясно, как любили выборщики Друза; Мамерка поддержали все семнадцать триб, и он унаследовал жреческое место своего брата.
