Петр Фурман - Саардамский плотник
— Конечно, конечно, но день–то сегодня рабочий.
— На один раз можно сделать исключение, в честь дня моего рождения. Слушай, хозяин, ты не откажешь мне, когда я сообщу тебе радостную весть.
— Радостную весть? — спросил Блундвик, устремив свои маленькие серые глаза на Михайлова.
— Да, весьма радостную для тебя.
— Ну, ну, говори.
— Я нашел покупщика, — сказал Михайлов, значительно улыбнувшись.
— Покупщика? Какого покупщика?
— Такого, который купит твой корабль, если ты запросишь не слишком дорого.
— А кто этот покупщик? — спросил хозяин, недоверчиво смотря на молодого человека.
— Мой добрый приятель.
— Пошел ты! — вскричал Блундвик, отвернувшись. — Я вижу, ты с утра уж подгулял на радости! Что же будет еще после обеда, если я дам тебе позволенье? Теперь ты торгуешь корабль, который стоит около полумиллиона гульденов, а после обеда, пожалуй, захочешь купить целый флот!
— Тебе же лучше будет, — отвечал Михайлов, улыбаясь, — ибо, уверяю тебя, мой покупщик верный плательщик. Итак, ты просишь около полумиллиона гульденов за этот корабль, когда он будет совершенно готов и освящен.
— Да, да, около полумиллиона! — насмешливо отвечал Блундвик.
— Хорошо, я подумаю, соображу, и, если требования твои благоразумны, то мы сделаемся.
— Экой шутник! — воскликнул хозяин, громко захохотав. — Уж ты, любезнейший, не переодетый ли принц какой?
— Нет! — отвечал молодой плотник. — Я твой послушный работник, просящий у тебя позволения угостить сегодня здесь, на палубе, моих товарищей.
— Ну ладно, ладно, — отвечал Блундвик, продолжая смеяться. — Да только смотрите, не слишком кутите, так чтобы завтра вы опять могли приняться за работу.
— Ура! — закричали все плотники. — Виват нашему мейстеру! Виват Михайлову!
В то самое время, как Блундвик, спокойно усевшись в кресло, опускался вниз, он встретился на полпути с бочкой пива, подымавшейся вверх и нимало не уступавшей в объеме почтенному корабельному мастеру.
ГЛАВА VII
ЗУБНОЙ ВРАЧ
В тот же день вечером дети Гаардена Фриц и Анна подошли к хижине, в которой жил русский плотник. Огонек светился в окне, но, против обыкновения, дверь была плотно заперта. Фриц, державший в руке блюдо, накрытое тарелкой, постучался сперва тихо, потом крепче, но так как Михайлов не отворял, то он подошел к окну и, поднявшись на цыпочки, заглянул в него.
Михайлов сидел у стола, на котором лежали разные бумаги, которые он рассматривал с большим вниманием. Возле него стоял мужчина высокого роста, закутанный в плаще и почтительно отвечавший на вопросы молодого плотника, который, прочитывая бумаги, делал заметки на полях.
Фриц постучал в окно и закричал:
— Отворите, герр Михайлов, отворите!
Михайлов поспешно вскочил, отворил дверь и спросил сердитым голосом:
— Что вам надо?
— Маменька приказала вам кланяться, — отвечал мальчик, оторопев, — и поздравить с днем рождения. Она вспомнила, что последний раз, когда вы у нас обедали, вам очень понравились блины, а потому напекла вам их сегодня.
С этими словами он подал Михайлову блюдо, накрытое тарелкой.
Лицо молодого плотника прояснилось.
— Войдите, — сказал он детям, взяв у Фрица блюдо. Он показал незнакомцу горячие еще блины и сказал:
— Видишь ли, у меня и здесь есть друзья, заботящиеся обо мне. Отведай со мною: блины эти превкусные. Спасибо, дети, — продолжал он, обратившись опять к детям, — поблагодарите от меня вашу маменьку и скажите, что я не забуду ее внимательности. Теперь идите с Богом, я занят.
— Ах, герр Михайлов! — сказал Фриц, — у меня есть еще до вас просьба… Извините, пожалуйста!
— Ну, говори, говори!
— Мы знаем, что вы искусны, не хуже самого амстердамского лекаря. Когда вы вынули Якову щепку из глаза, я видел, что у вас есть в кармане коробочка с разными щипчиками, клещами, ложечками, ножницами. Вот у моей бедной сестры Анны крепко ноет зуб, так что она ничего не может есть; посмотрите, пожалуйста, может быть, вы ей поможете.
— Слышишь, Лефорт! — сказал Михайлов незнакомцу, весело улыбнувшись. — Ты видишь, какие чудеса я здесь делаю.
Потом он придвинул лампу на край стола и посадил Анну на деревянный табурет.
— Ну, покажи мне твой больной зуб, — сказал он. Рассмотрев его внимательно, он продолжал:
— Этот зуб надо вырвать. Ты не боишься?
— А очень больно будет? — спросила Анна дрожащим голосом.
— Будет больно, только недолго, — отвечал Михайлов. — Зато после боль совершенно уймется. Лефорт, подержи ей голову, а ты, Фриц, посвети мне.
Михайлов вынул из своей лекарской готовальни зубные клещи, осторожно захватил зуб и проворно выдернул его, так что Анна успела только вскрикнуть.
Вместе с нею вскрикнул Фриц и чуть не уронил подсвечника.
— Что с тобою? — спросил Михайлов.
— Ничего!.. Ничего!.. — отвечал мальчик дрожащим голосом, устремив глаза на незнакомца, закутывающегося опять в плащ, по окончании операции. — Ничего… я испугался… я думал, что Аннушке очень больно…
— Нет, — отвечала девочка, — теперь мне гораздо легче.
Михайлов улыбнулся и, погладив Анну по голове, сказал:
— Ну, теперь ступайте, дети, поблагодарите маменьку.
Дети поблагодарили еще раз доброго и искусного врача–самоучку; потом Фриц поспешно вышел в сопровождении Анны.
Бегом вернулся он домой и, войдя в комнату, бросился к матери.
— Маменька, маменька! — вскричал он. — Что я видел…
— Что такое, дитя мое? — спросила Марта, встревоженная испуганным видом своего сына.
— У Михайлова был господин в мундире, со шпагой и с орденом на груди.
— Неужели? — вскричал в это время голос человека, которого Фриц и не заметил второпях. — Неужели? В мундире? Со шпагой? С орденом?
Человек этот был знакомый уже нам Польдерс, работник мельника Фоэрбука.
— Полно, Фриц! — сказала Марта, обеспокоенная неосторожностью сына. — Тебе показалось.
Фриц замолчал. При виде Польдерса, принесшего куль муки, он сам раскаялся в своей неосторожности.
— У русского был какой–то господин, — сказала Анна. — Я не заметила ни мундира, ни шпаги, ни ордена; он был закутан в плащ.
— Ага! — сказал Польдерс. — Закутан в плащ?
— Полно тебе слушать детей, — сказала Марта. — Как тебе не стыдно! Им померещилось, а ты и уши развесил!
— Да, да, им померещилось! — сказал Польдерс, исподлобья смотря на Марту. — Прощай, хозяйка, прощай! Остальной куль я принесу послезавтра.
— Спасибо, теперь не к спеху! — отвечала Марта, провожая работника. Потом она скоро вернулась в комнату и сказала сыну: — Как ты неосторожен, Фриц! Какой тебе господин в мундире примерещился?
— Право, маменька, — отвечал Фриц, — право, я видел господина в богатом мундире. Михайлов сидел, а он стоял перед ним почтительно.
Марта покачала головой.
— Странное дело! — сказала она. — Но все равно, не рассказывай никому того, что видел.
Польдерс между тем возвращался домой и твердил про себя:
— А! Герр русский плотник! К тебе ходят гости в мундире, со шпагами, в орденах! И гости твои кутаются в плащи! Ага, ага! Увидим!..
ГЛАВА VIII
ПРОГУЛКА ПО МОРЮ
Вы помните, милые друзья мои, что Михайлов обещал постараться уговорить старого Гаардена не противиться природному призванию Вильгельма. Несколько раз заговаривал он со стариком, но тот всегда прерывал разговор об этом предмете.
— Вильгельм — негодяй! — говорил он. — И только одно чудо в его пользу может заставить меня простить ему.
Видя упорство Гаардена, Михайлов не настаивал, хотя и не отказывался от надежды помирить отца с сыном.
Между тем время спуска корабля приближалось. Плотники разбирали мало–помалу огромные леса, служившие подпоркой колоссу, покоившемуся кормой на бревнах, а носом обращенному к морю, на котором он должен был вскоре начать свою деятельную жизнь. Большая часть строителей этого корабля решилась спуститься вместе с ним, собравшись на палубе. Разумеется, что и Михайлов не хотел отстать от других в этом отношении. Товарищи не скрыли от него, что не каждый корабль сходит благополучно со штапеля и что носовую часть, с быстротою погружающуюся в воду, часто покрывают волны.
Это обстоятельство заставило задуматься Михайлова. Несмотря на необыкновенную твердость воли, он не был еще вполне убежден в победе, одержанной над собою относительно врожденного отвращения его к воде.
Итак, не желая показать робость или смущение перед другими, привычными плотниками, он решился испытать себя и велел сказать Вильгельму, что намерен предпринять с ним маленькую поездку в открытое море. Михайлов желал воспользоваться этим же случаем, чтобы ближе познакомиться с молодым человеком и убедиться, достоин ли Вильгельм того участия, которое он принимал в нем.
В условный день у берега покачивалось маленькое судно. Пока Вильгельм приводил в порядок паруса и весла, в чем помогала ему жена моряка, за отсутствием своего мужа, Михайлов внимателно рассматривал судно.
