Франсуаза Шандернагор - Селена, дочь Клеопатры
До сегодняшнего дня она думала, что у нее не было другого имени, кроме маленькой куропатки или медовой голубки, когда она была послушной, и дрянного шакала, когда она вела себя плохо. Ведь из-за того, что ее звали так же, как Царицу, нянечки никогда не решались сказать ей: «А ну-ка, Клеопатра, подойди ко мне, сейчас я задам тебе трепку!» Они предпочитали не называть ее и принцессой, поэтому обходились многочисленными названиями птиц или сюсюканьями – целым собранием имен всевозможных животных, среди которых был даже крокодил… Сам Цезарион ее так называл.
Но когда его не было, когда он надолго уезжал в Мемфис, куда мать отправляла его учиться египетскому диалекту у местных жителей и поклоняться богам с бычьими головами, когда Цезарион не жил в Синем дворце Царского квартала, – она снова становилась маленькой принцессой без отца, без матери и без имени. Ящерицей на камнях, облаком на пасмурном небе.
Глава 4
Обстановка изменилась: детям по три с половиной года, их вещи упакованы, потому что Царица вместе с ними отбывала в Сирию.
Наступил переломный момент в жизни маленькой девочки, ведь это путешествие отлучит ее от груди кормилицы, от синевы мозаики и позолоченного неба и подарит то, чего ей так не хватало: непохожесть на других, а также боль, которую не почувствует ее брат-близнец, и привилегии, которые он с ней не разделит. Она внезапно ощутит свою неповторимость, поверит в собственную исключительность, она будет становиться и в конце концов станет Селеной. Ей предстояло настоящее рождение.
Но в тот момент, находясь на палубе корабля, она по-прежнему была только безымянной личинкой, зародышем маленькой девочки, едва вышедшей из пеленок, свернувшимся клубочком страдающим телом, которое плакало, кашляло, шмыгало носом, требовало Сиприс и чувствовало тошноту. Как только царские галеры достигли берегов Иудеи, ей стало холодно: постоянно шел дождь, пронизывающий насквозь ледяной дождь. Вопреки обыкновению, Царица с детьми села на корабль в самый разгар зимы. Обычно с октября по март суда стояли в порту: жители Средиземноморья, опасаясь неистовых штормов, объявляли о прекращении навигации в неблагоприятный сезон и снова торжественно «открывали» море с первыми погожими днями. Но Клеопатра хорошо переносила качку, потому что часто и помногу путешествовала, да к тому же ничего не боялась. Разумеется, она не была безрассудной, однако необходимость постоянно торопиться и делать сотни дел, как Цезарь, привела к тому, что Царица стала фаталисткой. Неужели после четырех лет молчания и забвения Марк Антоний вызвал ее к себе? Бросая вызов волнам, ветру и богам, она отправилась к нему, ведь от этого зависела судьба ее царства.
Потому что Египет был легкой добычей. Богатый и древний, но обескровленный, он утратил присоединенные греческими царями колонии, перестав быть могучей империей; даже Кипр совсем недавно ускользнул от него. Слабая и ненадежная армия не смогла противостоять тому, что страна снова обрела свои первоначальные границы и оказалась зажатой между долиной Нила и портом Александрии. У международной политики имелись свои правила, похожие на законы джунглей: любое государство, не способное завоевать другое государство, было приговорено к растерзанию. Щедрый и мирный Египет был обречен, римляне могли проглотить его одним махом. И давно проглотили бы, если бы не противостояние внутри Империи: Цезарь против Помпея, затем Антоний и Октавиан против убийц Цезаря и вскоре – это уже почти происходило – Антоний против Октавиана…
Отныне царство держалось только на ловкости своей правительницы, которая продавала римлянам свои сокровища и свое тело еще до того, как они сами того требовали. Она ложилась в постель победителя, когда его победа еще не была окончательной, когда он нуждался в сокровищах Египта и его политической поддержке, и Клеопатра их предоставляла. Каждый раз ей приходилось делать ставку, желательно выигрышную. По общему мнению, она ни разу не ошиблась. Конечно, ей повезло с Цезарем. С таким человеком нельзя было колебаться, тем более если ты всего лишь двадцатилетняя царица: он был настолько выше других! Гений. Бог. Но она не могла предвидеть, что этот бог будет убит, что этот гений будет истекать кровью, как раненое животное, зарезанное безумцами… К тому же она и подумать не могла, что ей будет так не хватать пятидесятитрехлетнего любовника! При александрийском дворе считали, что она по-прежнему тосковала по нему, стараясь представить советы, которые он мог бы ей дать, и вспоминали покровительственную улыбку римлянина, когда она излагала ему свои идеи:
– Ты делаешь успехи, моя маленькая царица!
Конечно, вздыхали придворные всех рангов – и самые приближенные первые друзья, и просто друзья, и остальные; вздыхали все, от высших чинов до низших: им не хватало Цезаря.
После смерти этого великого человека Клеопатра чуть было не сделала опрометчивую ставку на сына Помпея, но вовремя опомнилась и поставила все на двойной номер «Октавиан-Антоний», решив соблазнить первого, кто войдет в ее дверь. В тот период союзов и альянсов один стоил другого. Впоследствии ситуация стала более деликатной. Официально двое мужчин, ставших почти братьями, поддерживали отличные отношения. А на самом деле они были двумя челюстями, готовыми растерзать друг друга! Но имела ли она выбор? Нет, объяснял евнух Мардион (первый царский советник) очень уважаемому военачальнику Верхнего Египта; нет, говорил евнух Теон (диоисет царства) заслуженному гимнасиарху[16] Навкратиса[17]. Нет, так как именно Антоний вызывал Царицу, настойчиво просил у нее корабли и требовал отчетов. Разве после раздела мира, который начали римские правители, Антоний не получил весь Восток? А Клеопатра – восточная женщина, стало быть, она попадала в сферу влияния Антония…
Раздел территорий – знали ли об этом евнухи? – создал массу неудобств. Как бы там ни было, Царице исполнилось всего двадцать восемь лет, когда она встретила своего нового «покровителя». С Цезарем она узнала, что такое божественные объятия; с Антонием она познает объятия мужчины. Боги в любви решительны, но скрытны. Даже Зевс, царь богов, не заботился об удовольствии смертных, хотя делал их плодородными. Итак, подытожим… Сначала была Леда[18]. Чтобы сблизиться с ней, Зевс превратился в лебедя; это, безусловно, грациозная птица, но в любовных утехах ей не сравниться с быком, хотя это не помешало Леде родить четверых близнецов. Чтобы соблазнить Данаю[19], Зевс снова сменил облик и стал золотым дождем. Следует признать, что даже всепроникающий и даже золотой, дождь все-таки лишен содержания… Что касается Ио[20], то ей, бедняжке, повезло меньше остальных: царь богов, который также был царем маскировки, превратился в туман – а какая женщина, скажите мне, хотела бы, чтобы ее целовал туман?
Можно ли целовать Царицу? Вероятнее всего, да. Потому что Антоний произносил слово «поцелуй» и много других слов, которых прежде не слышали при дворе. Когда он не цитировал Гомера или Еврипида, то говорил языком военных. Клеопатра тоже обладала способностью к языкам: помимо греческого, она владела арамейским, персидским, арабским, эфиопским и свободно разговаривала на египетском наречии… Почему бы ей, пользуясь случаем и учитывая сложившуюся ситуацию, не выучить язык Антония?
В постели мужчины произносят непристойности. Они сжимают вас в объятиях, наваливаясь всем телом, оскорбляют, избивают, терзают, но после того как получают оргазм – а вскоре, насыщенные, моментально засыпают, – их глаза излучают счастье ребенка, напившегося молока. Антоний был мужчиной. Он смеялся, плакал, ругался, злился, лгал, лукавил, предавал, ошибался, доверял, страдал и заставлял страдать. Просто мужчина.
Давным-давно жила царица, которая держала свое царство на вытянутой руке. Руке, до самых плеч украшенной золотыми змеями, символом бессмертия. В царской каюте на борту корабля она сняла все свои украшения, даже браслеты с ног. Она готовилась к выходу, выбирая подходящий наряд. Ей всегда удавалось выглядеть восхитительно. Чтобы предстать перед Цезарем, она вышла полуобнаженной, закутанной в покрывало, – да, неплохо для девственницы и опальной правительницы. Во время первой встречи с Антонием в городе Тарсе, в Киликии, на юге Каппадокии[21], она была уже менее скромной, решив разыграть целый спектакль, наполненный аллегориями. Одетая – хотя, скорее, раздетая – в богиню любви (в очень прозрачной тунике из тончайшей сидонской ткани), она поднялась по руслу реки на золотом корабле с пурпурными парусами и серебряными веслами. Вместе с ней были только женщины, одетые наядами и нереидами; на бортах корабля и канатах сидели совсем маленькие голенькие дети, представляющие купидонов. Лежа в сладкой истоме под золотым балдахином, окруженная ароматом благовоний, «Исида-Венера-Афродита» велела купидонам обмахивать себя опахалами, а наядам – убаюкивать звуками кифар. И ни о чем не думала…
