Слав Караславов - Низверженное величие
Пришлось обсуждать этот вопрос с Его величеством, но царь поостерегся принимать решение. Все откладывал. Хорошо зная царя, Филов был уверен, что тот боялся и своих военных, и немецких союзников. Что скажут в Берлине, когда выяснится, что армия нестабильна? Там и без того косо смотрели на придворную суету. Подозрения Филова подтвердились действиями царя Бориса незадолго до его последнего визита к Гитлеру. Некто неизвестный посоветовал ему вычеркнуть генерала Никифорова из списка подсудимых, да и с судом не спешить… И вышло так, что после неожиданной смерти Его величества дело это легло на плечи регентов.
Филов только сейчас начал понимать, как легкомысленно он относился к колебаниям царя, когда настаивал на быстром завершении дела Пеева. После смерти царя он потребовал скорейшего вынесения приговора — он хотел этим подтвердить свою верность фюреру и отмести все сомнения, которые мешали ему занять место регента. Руководствуясь теми же соображениями, его поддержали и князь Кирилл, и генерал Михов. Последний был особенно нетерпелив, потому что речь шла о чести мундира. Делу дали ход. Здесь сыграло роль и то обстоятельство, что князь Кирилл и Богдан Филов готовились посетить фюрера и хотели ехать в Берлин свободными от всяких подозрений. Здесь сыграли роль престиж и жажда власти. Каждый стремился показать себя достойным доверия рейха и фюрера. В этом рвении они не думали о завтрашнем дне.
Со времени исполнения смертного приговора Александру Пееву и его единомышленникам прошло несколько месяцев. Генерал Никифоров вышел в отставку, за ним — генерал Марков, но Филов ни на миг не забыл, что нужно заняться Генеральным штабом, чьи последние промахи стали хорошим поводом для перемен. Для генерала Лукаша было найдено почетное, «синекурное» место, с генералом Янчулевым, правда, поступили не очень красиво, хотя он добросовестно относился к работе. На их места тут же поставили генерала Трифонова и генерала Попова, прежнего заместителя Янчулева.
Богдан Филов был доволен собой, он одержал верх и на этот раз. В душе он торжествовал. Торжествовал, что сумел так хитро отстранить Лукаша и Янчулева. Людей, которые благодаря занимаемому ими положению и пониманию своего долга были неуязвимы. В свое время царь очень дорожил ими. А за ними стоял и этот опасный архитектор Севов. И все они теперь оказались вне игры… Филова всегда раздражала их самоуверенность, но он не смел открыто выступить против них. Лукаш много лет был царским адъютантом, а Его величество не давал в обиду своих приближенных. Когда Филов узнал, что Никифоров замешан в делах резидентуры с ее глубокими корнями и длинными щупальцами, он понял, с какой стороны нанести удар. Никифоров входил в состав Генерального штаба, а Константин Лукаш был начальником этого штаба, следовательно, повод для атаки появился. И Филов поспешил дать Его величеству разумный совет. По тому, как задумался царь, он понял, что попал в точку. Помог тут и генерал Кочо Стоянов, который вел расследование. А впрочем, может быть, и не помог, а только все усложнил… Он назвал имена стольких генералов, причастных к делу, что только насторожил царя… Последовало распоряжение не спешить с переменами в штабе, чтобы некоторые недоброжелатели не связывали перемены с предстоящим процессом…
Думая над этими обстоятельствами, Богдан Филов пришел к одному открытию. Недавно его посетил Любомир Лулчев, знаменитый прорицатель, личный друг покойного царя. Богдан Филов понял намерения Лулчева — тот нащупывал возможности стать приближенным нового правителя. От него Филов узнал, что десятого августа, за четыре дня до своего последнего визита к Гитлеру, царь советовался с Лулчевым, как поступить с разоблачением Александра Пеева и генерала Никифорова. И Лулчев посоветовал не впутывать офицерство. Только сейчас Филов уразумел, что крылось за царским «не спешить»… Прорицатель произвел на него впечатление своим мягким и любезным тоном в сочетании с дерзкой самоуверенностью. Этот тон и эта самоуверенность могли смутить человека малодушного, но не таким был регент Богдан Филов, которого все считали первой скрипкой в оркестре власти. Советы Лулчева выдавали ярого англофила. Слушая его, можно было подумать, что говорит не Лулчев, а дочка Петрова, которая настойчиво предсказывала по лондонскому радио крах немцев и сыпала безответственными оценками деятельности регентов и положения Болгарии. Эти интонации были хорошо знакомы Филову, он знал, чего хочет Лулчев. Ничего удивительного, если человека, прошедшего курс военной авиации в Лондоне, занесли в какой-нибудь реестр тайных агентов. Англичане — не столь почтенные люди, как считают. У них все сводится к собственным интересам, и неким прорицателем с прочными связями в царском семействе едва ли следует пренебрегать. И вовсе неплохо, что министр внутренних дел правильно сориентировал своих людей. Кто только не приходит за советами к Лулчеву туда, в его хибарку на опушке леса! Даже друзья Филова пытаются прочитать свою судьбу в его предсказаниях…
В сущности, если быть справедливым, он дает дельные советы, да и сам он неглуп, но эти советы могли бы помочь Филову, если бы прорицатель явился к нему в самом начале его карьеры государственного деятеля и предсказал дальнейшее развитие событий. А сейчас события так спешат к трагической развязке и Филов так завяз на этом пути, что о возвращении обратно не может быть и речи…
Он, Богдан Филов, взял на себя ответственность за множество смертей. И он не заблуждается насчет того, будто их никто не регистрирует. Для всего есть свои люди. И враги, и бывшие друзья, и завистники. И все же это отдельные лица. А когда целые государства вроде Советской России, США или Англии внесут его в список своих врагов, когда организованная сила, которая скрывается сейчас в лесах, отметит его знаком неминуемого возмездия — это уже совсем другое. Тут не до шуток. И пути назад нет… Путь выбирают однажды, и он свой выбор сделал, плохой ли, хороший — но сделал… Ему ничего другого не остается, как уничтожить тех, кто находится в лесах, всех до единого…
Филов сел на кровать, опустил ноги. Луна уселась на верхушку ближайшей сосны и заглянула в комнату. На соседней кровати спала Кита. Она скинула одеяло, и большая ее грудь выступала из-под шелковой ночной рубашки. В последнее время Кита стала очень нервной. Упрекала его, что он не выполняет свои супружеские обязанности, а когда он сам хотел этого, она не была расположена… Это начало его раздражать, но он не хотел усложнять себе жизнь. Женские капризы бесконечны. Да и долгое заточение в Чамкории всем осточертело. Поначалу он радовался, что князь Кирилл зачастил к ним, — у жены не остается времени для ссор и дрязг. Но вскоре радостное чувство испарилось. В присутствии князя Кита становилась совсем на себя непохожей, мягкой, томной, а когда он уходил, начинала говорить о его одиночестве, о том, каким подавленным он выглядит, какую печаль читает она в его глазах. Такое сочувствие начинало беспокоить Филова. Того и гляди они преподнесут ему сюрприз. От князя всего можно ожидать, да и в ней он не очень-то уверен. Детей у них нет, Кита честолюбива, и не будет ничего удивительного, если она бросится на шею князю Кириллу. В эти напряженные времена только рогов ему не хватает. Он обернулся и посмотрел в окно. Темнота уже прокралась во двор, притаилась под деревьями за оградой. Темнота и неизвестность, с которыми никак луне не справиться… А над всем этим горы, которые давят, как проклятие, и мысли о завтрашнем дне…
12Машина генерала Попова остановилась перед штабом германской военной миссии. По сравнению с разрушенным центром столицы Красное село напоминало волшебный оазис, утопающий в буйной пестроте мая. На фоне чистого неба виднелись очертания синевато-фиолетовой, эфирной и заманчиво близкой Витоши. Но не зеленый океан был причиной того, что немцы укрылись в тени величавой горы. Их привлекала скрытность этих мест, близость к столице и возможность контроля над главными дорогами. Двор, окруженный крепкой оградой, был посыпан крупнозернистым песком, смешанным с толченой черепицей, — он походил на немецкий плац. Всякая растительность была уничтожена, и только перед самым штабом в двух раскрашенных бочках из-под бензина цвели красными язычками олеандры. Перед лестницей стояли часовые. Встречал Попова сам генерал Геде, скорее как своего человека, чем как заместителя начальника штаба болгарской армии. Поздоровались по-приятельски. Приветствие «хайль Гитлер» оставили для встречи с офицерами миссии.
В зале для заседаний собрались командиры всех сухопутных немецких войск, подполковник Дарье, новый руководитель военно-воздушной миссии и капитан-лейтенант Просинаг из южной группы военно-морских сил. Генерал Попов сел на указанное ему место и почувствовал себя как на экзамене. Он знал, что место генерал-майора Янчулева он занял с помощью немцев, и теперь они, по-видимому, хотели убедиться в его послушании и преданности…
