Уилдер Пенфилд - Факел
— Мы с ним знакомы. — И Олимпия засмеялась своим низким грудным смехом. — Он ведь тоже с Коса! Мне очень грустно, что Фаргелия так больна. И как же должен страдать ты сам, Гиппократ!
Она улыбнулась ему. Сочувственно? А может быть, насмешливо? Или злорадно?
— Иди же к ней. Фаргелия будет рада. Я подожду здесь. Но потом мне хотелось бы поговорить с тобой. Судя по словам Дафны, она вообще решила не выходить замуж. И ничего не хочет мне объяснить. Безрассудное упрямство!
Гиппократа внезапно охватило желание уйти и больше не возвращаться. Несколько мгновений он колебался. Вдруг из его горла вырвался звук, больше всего напоминавший рычание. Олимпия решила, что он выругался. Она с улыбкой смотрела, как он прошел через дворик и скрылся в комнате больной.
Дафна стояла в ногах кровати — очень красивая, одетая с особым тщанием. В ее позе чувствовалась настороженность, чтобы не сказать большего.
— Гиппократ! — воскликнула Фаргелия, повернув к нему лицо с очевидным удивлением и радостью. — Как хорошо, что ты пришел! — Вновь посмотрев на Дафну, она спросила с недоумением; — Кто ты? Я не расслышала.
— Я Дафна, дочь Эврифона, — ответила Дафна. — Олимпия сказала, что ты хочешь меня видеть. — Повернувшись к Гиппократу, она пояснила: — Когда я вошла, она спала и только что проснулась. Я ей сказала, кто я. Наверное, мне не следовало приходить!
— Дафна? — переспросила Фаргелия. — Да, правда, я хотела видеть Дафну. Подойди поближе — у тебя есть все то, чего мне не было дано, и ты получишь все то, к чему стремилась я. Когда ты вошла, мне снился радостный сон, и я, наверное, не хотела просыпаться. Может быть, я и сейчас грежу… Нет-нет, это явь. Я что-то хотела сказать Дафне, Гиппократ. Но что?
— Не знаю, — ответил он растерянно.
Фаргелия взяла его руку и приложила ее ко лбу.
— Подержи ее здесь, — сказала она. — Так мне легче,
— Я лучше пойду, — сказала Дафна.
— Нет-нет! Не уходи! — воскликнула Фаргелия. — Я ведь должна была что-то тебе сказать…
— Тебе было бы полезно опять уснуть, — пробормотал Гиппократ.
Он не мог собраться с мыслями: им владели два противоречивых чувства — жалость к Фаргелии, и любовь к Дафне. Слишком разного требовали они от него. А Дафна держалась холодно и не смотрела на него. Ему хотелось крикнуть ей: «Это тебя я люблю, тебя!»
Но он не мог так больно ранить Фаргелию — особенно теперь. Ее непоколебимое мужество внушало ему почти благоговение. Большинство тех, кто умирал на его глазах, держались достойно, но это было нечто большее. Трагедия смерти сочеталась здесь с трогательной беззащитностью обиженного ребенка и с красотою женского провидения. Он должен играть роль, которую она ему поручила, пока трагедия не кончится и зрители не разойдутся по домам.
Он не смел посмотреть на Дафну. И вдруг его силы иссякли. Не сказав ни слова, он выбежал из комнаты. Краем глаза он заметил, как Олимпия метнулась за дверь соседней комнаты. Значит, она слышала каждое слово. Ну и что же? Она подстроила все это ради Клеомеда. Пусть радуется. Он задержался, только чтобы взять плащ, и опрометью кинулся на улицу.
Дафна тоже направилась к двери.
— Ну, не торопитесь же так, прошу вас обоих, останьтесь, — сказала Фаргелия. — Это ведь самые драгоценные для меня дни. Дафна, ты, может быть, не знаешь, что я скоро умру.
Дафна остановилась на пороге, быстро повернулась и сделала шаг к ней.
— Не говори так! — воскликнула она.
— Это правда. И я рада, что это так. Я хотела, чтобы ты видела, как я счастлива в мои последние дни. — Она обвела взглядом комнату. — Гиппократ ушел? Но он скоро вернется. Сейчас он не покинет меня.
Глаза ее закрылись, но вдруг она вздрогнула и снова их открыла.
— Вспомнила! Я знала, что могу чем-то тебе помочь. Я слышала, как Олимпия говорила твоему отцу Эврифону, что я была любовницей Гиппократа. Она и тебе это говорила?
— Да, — ответила Дафна. — Только я не поверила.
— Это неправда, — сказала Фаргелия. — Я была беременна, но не от него. Хоть и очень жалею, что не от него, — добавила она с грустной усмешкой.
Олимпия, подслушивавшая за дверью, окаменела. Как смеет Фаргелия… Она подалась вперед, чтобы не только слышать, но и видеть, и увидела, как Дафна, подбежав к Фаргелии, ласково взяла ее протянутую руку.
— Ты могла бы не поверить, если бы это сказал тебе он, — говорила Фаргелия. — Но мне ты должна поверить. Я никогда не была его любовницей. Я была только его преданным другом — любящая, но не любимая.
Тут случилась странная вещь — Дафна расплакалась. Если бы Гиппократ вернулся в эту минуту, он не поверил бы своим глазам: Дафна и Фаргелия нежно обнялись.
Но Олимпия видела все и покинула дом так же поспешно, как перед этим Гиппократ, даже не попрощавшись с хозяйкой. Когда она вышла на улицу, поджидавшая ее там рабыня услышала, что она бормочет:
— Будь проклята Фаргелия! Будь проклята, проклята!
* * *На следующее утро Гиппократ был спозаранку разбужен Клеомедом, который, по-видимому, не ложился всю ночь. Он сказал, что должен поговорить с ним. Гиппократ догадывался, что мучит молодого человека, но не позволил ему начать разговор, пока они не позавтракали. Когда ячменная каша, лепешки и сардины были съедены, Гиппократ улыбнулся Клеомеду и сказал:
— Ну, о чем же ты хотел со мной поговорить?
— Дафна мне отказала! — выпалил Клеомед. — Я ждал всю ночь, чтобы спросить тебя, что мне теперь делать. Отец говорит, чтобы я вернулся домой и занялся охотой. Старик Буто говорит, что он сам пойдет к Эврифону и добьется его согласия, а не то… Тут он начинает ругаться. Можно подумать, что он мне отец, а не просто наставник. Мать… ну, она много чего говорит. Только я ее больше не слушаю.
— А по-твоему, как тебе лучше поступить? — спросил Гиппократ.
— Ну, я и сам хорошенько не знаю. Мне нужно показать Дафне, что я умею быть кротким и буду ей хорошим мужем… как ты говорил после нашей драки. Мне хотелось бы остаться на время здесь в Книде. Пожалуй, я пока не вернусь на Кос.
Гиппократ кивнул.
— Это все разумно. Женщины непостоянны в своих решениях. Мой брат Сосандр говорит, что я не понимаю женщин. — Он задумчиво улыбнулся. — Видишь ли, я ведь всего только мужчина. Однако я убежден, что одно о женщинах можно сказать твердо: они непостоянны в своих решениях. Я думаю, ты мог бы завоевать Дафну, совершив что-нибудь, чем она могла бы восхищаться. Пожалуй, потеряв венок победителя, самый большой подвиг — это скромно заняться каким-нибудь обычным трудом. Может быть, твой отец найдет для тебя настоящее дело на своих кораблях, прежде чем ты уйдешь служить во флот. Я восхищаюсь тем, как ты принял свое поражение, и, наверное, не я один.
Гиппократ встал, собираясь уйти. Клеомед, продолжая сидеть, следил за ним взглядом преданного пса.
— Спасибо, — сказал он. — Вот если бы я мог стать асклепиадом, как ты! Да только я, наверное, слишком туп. Олимпия вчера сказала, что я глуп, как Буто. Она, когда сердится, много чего говорит.
Помолчав, он добавил.
— Я слышал, у тебя горе. От всего сердца желаю тебе, чтобы Фаргелия не умерла. Да будут боги милостивы и к тебе и к ней.
Гиппократ остановился и, посмотрев на юношу, положил руку на его могучее плечо.
— Это очень хорошо с твоей стороны. Спасибо. Только то, что говорят о ней и обо мне, — неправда. Я не на ней хотел бы жениться. Когда-нибудь ты поймешь все это. Нам с тобой следует помнить, что в любви, как и в атлетических играх, поражение и победу надо принимать равно спокойно. Истинный грек во всем соблюдает меру.
* * *Когда Гиппократ пришел в дом вдовы Ликии, ему сказали, что Фаргелии стало хуже.
— Она не узнает меня, — сообщила вдова, — и говорит всякие странные вещи.
Гиппократ нагнулся над больной и прижал руку к ее пылающему лбу. Артерия на виске билась так часто, что он еле успевал считать.
— У нее очень распухла нога, — сказала Ликия.
Гиппократ откинул простыню, поглядел и, нахмурившись, покачал головой.
— Пошли кого-нибудь за Эврифоном, — сказал он Ликии, — и поскорее.
Фаргелия пошевелилась и взглянула на него. Она улыбнулась и что-то зашептала. Он нагнулся пониже, чтобы расслышать ее слова.
— Я знала, что ты придешь, — говорила она.
Он смотрел, как ее веки вновь сомкнулись. Волна золотых волос разметалась по подушке. Вдруг Фаргелия очнулась, снова посмотрела на него и попыталась приподняться.
— Не уходи, Гиппократ. Не оставляй меня сейчас.
— Конечно, я никуда не уйду, — сказал он, беря ее за руку.
Она бессильно опустилась на подушку.
— Вот ты и идешь со мной, — сказала она.
Потом улыбнулась и закрыла глаза.
Гиппократу показалось, что она уснула, и он вышел приготовить лекарство, оставив с больной Ликию, но тут же раздался испуганный голос вдовы:
