Тамара Каленова - Университетская роща

Единственная осложненность заключалась в том, что с ним ехали для ботанической практики пятеро второкурсников. Это была их с Коржинским идея совместного со студентами научного экскурсирования.

— Разумеется, нельзя изучать флору только по рисункам, — поддержал ботаников ректор Великий; разговор происходил в кабинете попечителя учебного округа. — Хорошо бы вообще вменить в традицию подобные летние вояжи.

— Ну, до традиции еще далеко, — остановил его Флоринский и задумчиво погладил позлащенную портфель, подарок сослуживцев к дню ангела. — Однако ж попробовать можно.

И он позволил ботаническую практику на… «демократических началах». Попросту говоря, на собственные средства, страх и риск.

Со страхом и риском для Крылова все было понятно: многажды приводилось ему путешествовать в незнакомых местах, нередко без сотоварища, без проводника. А вот со средствами вопрос выглядел сложнее.

Во-первых, Машеньку на курорт следовало бы отправить. Во-вторых, в доме оставались матушка Агриппина Димитриевна, Пономарев, Габитов, Немушка и Дормидонтовна. Им тоже средства к жизни необходимы. В-третьих, давно пора зимние вещи освежить, прикупить новое… И так далее. Неотложных либо желательных трат в этом скучном списке оказалось столько, что когда Крылов мысленно произнес «в-одиннадцатых», то совсем пригорюнился.

Неплохо, если бы хоть какие-то деньги оказались у студентов.

Да где им быть-то? Смотреть больно, как в макушинской дешевой столовой иной раз стоит молодой человек и колеблется, что взять: гречку без масла за одну копейку или котлету за шесть. И в конце концов склоняется к первому решению. Какие уж из студентов деньгодержатели, так, с пуговки на петельку перебиваются…

— Что случилось, мой друг? Ты невесел? Не рад лету? Перестал сушить свои любимые соленые сухари? — заметила Маша.

Как ни отнекивался, пришлось рассказать о терзавших сомнениях.

— И всего-то? — нараспев сказала Маша и, подойдя к мужу, сидевшему за своим рабочим столом в кабинете, нежно поцеловала в редеющую макушку. — Это еще не беда! Я давно хотела тебе сообщить, что никуда, ни в какие европы нынче не поеду. Мы уже решили: снимем с матушкой Агриппиной Димитриевной где-нибудь на лето дачку. В Городке или на Басандайке. Можно и с Архимандритской заимкой уговориться… Я узнавала, дом стоит двадцать-тридцать рублей в лето, а комната — восемь-десять. Снимем, конечно, дом. Иван Петрович с Немушкой за провизией будут ездить, а мы с матушкой — варенье варить…

— Лечиться тебе надобно, Маша, — с грустью покачал головой Крылов, растроганный сочувствием жены к его научным заботам.

— Отчего ж не полечиться? — согласилась с готовностью Маша. — Снимем дачку на Степановке. Там подороже — сто рублей в лето, да зато один татарин пригоняет кобылиц — вот тебе и кумыс!

— На все у тебя ответ найдется…

— А станешь перепоры устраивать, — и вовсе раззадорилась Маша, — с тобой в экскурсирование ударюсь! То-то будет славно! Алтай посмотрю, горным воздухом подышу… Нет, в самом деле, а?

Она шаловливо уселась к мужу на колени и принялась разделять его совсем уж высветленную годами бороду на три части, намереваясь заплести «косочку».

Крылов «косочек» не любил и мягко отвел Машины руки. Чтобы не обидеть жену, ласково погладил узкие, так и не ставшие «бабьими» плечи…

Это бы хорошо — вместе… Когда-то Крылов всерьез мечтал об этом. Он рассказывал Маше о замечательных женщинах-путешественницах — ими он восхищался искренне. О жене зоолога Алексея Павловича Федченко, которая сопровождала мужа по Тянь-Шаню. Она служила в экспедиции ботаником и художницей. Позже, когда муж трагически погиб на Монблане в Альпах, Ольга Александровна помогала сыну Борису, тоже ботанику и написала «Флору Памира».

В пятидесятые годы в России не сходило с уст имя госпожи Невельской, последовавшей за мужем адмиралом Невельским на Сахалин и на Амур.

Екатерина Николаевна Клеменец разделила с мужем не только участь революционера-землевольца, сосланного в Сибирь по делу «чайковцев», но и славу археолога и этнографа. Лет пять-семь назад она ездила в Монголию и составила большой гербарий.

По ее примеру нынешним летом, сообщают газеты, в Монголию и Китай вместе с мужем-монголистом отправляется госпожа Позднеева…

Примеров было не так изобильно, но они имелись. Особое уважение у Крылова вызывали два имени, две отважные женщины: Мавра Павловна Черская и Александра Викторовна Потанина.

Не прошло и года с того момента, когда русская географическая общественность России потрясенно узнала о северной одиссее супругов Черских, о неженском подвиге Мавры Павловны. Дочь иркутской прачки, от природы чуткий и пытливый человек, Мавра Павловна стала сначала женой гонимого польского восстанца, сосланного в Сибирь, а затем достойной подругой ученого-путешественника. Иван Дементьевич страдал чахоткой, однако определил себя на длительные исследования на Колыме, на Севере. Умирающий, вел наблюдения, собирал коллекции. Предчувствуя кончину, просил жену: «Когда умру, положи меня на карбасе лицом на север…» Мавра Павловна так и исполнила. Она завершила это трагическое путешествие, ночевала на голой земле, преодолевала снежные бури. Продолжала вести научные наблюдения. Более того, сумела доставить в Петербург все материалы экспедиции, совершив двенадцать тысяч верст пути на собаках, на оленях, через горы и сибирскую тайгу. До этого из женщин только Мария Прончищева отваживалась путешествовать по Северу.

Александра Викторовна и Григорий Николаевич Потанины… С этими людьми Крылов давно мечтал познакомиться. Как путешественники и исследователи Азии они стояли в славном ряду с Пржевальским, Великим Охотником, и Певцовым. Эти люди — Пржевальский, Певцов и Потанин — создали географический лик Внутренней Азии. Трудно даже решить, кто сделал больше. У Пржевальского больше географических открытий, он первым проник в Ордос, в Нань-Шань, Тибет и на Лобнор. Михаил Васильевич Певцов, геодезист и астроном, прославился тремя экспедициями в Гоби, Кашгарию, Куньлунь, открыл способ определения географической широты — «способ Певцова». Но зато в ботанике и этнографии Потанин сделал больше, чем Пржевальский и Певцов, взятые вместе… Что касается Александры Викторовны, замечательной путешественницы, то следует особо заметить, что ее мужество и терпение не знают границ: все свои маршруты она совершила с безнадежно больным сердцем.

«Палатки не было… Ночевали прямо на снегу около большого костра. Просыпались рано, пили чай и сейчас же пускались в путь», — пишет Потанина о том, как они с мужем «налегке» возвращались в Иркутск при двадцатиградусных морозах, после второго своего путешествия в Китай. Сдержанно, по-мужски пишет.

Хотелось бы повидать этих людей. Да приведет ли судьба? Дороги — это всего лишь ниточки следов на громадной земле. Потанины сейчас в Китае, а он, Крылов, собирается на Алтай…

— Ну, что молчишь? — Маша искательно заглянула в глаза Крылова. — Говори: берешь меня с собою или нет?

— В другой раз, — улыбнулся Крылов. — А нынче, так уж и быть, на Степановские дачи… Кумыс пить.

И он возобновил подготовку к походу. Собрал мешок ржаных сухарей. Вместе с Немушкой и Габитовым сшил две парусинные палатки; одну побольше — для молодежи, вторую маленькую для себя. Изготовил папки-ботанизирки. Выпросил в госпитальных клиниках кое-какие необходимые лекарства. Оставалось получить в канцелярии проездной лист — и в дорогу.

Ранним июльским утром две подводы-долгуши остановились у Дома общежития. Студенты, отъезжающие на ботаническую практику, начали выносить немудрящий походный скарб: сундучки, плащи, узлы с одеялами. Немушка старательно укладывал пожитки, одаряя всех широкой улыбкой. Уж как рад был помощник, что Крылов решил взять его с собою!

Провожающих было немного: студенты, остающиеся на время летних вакаций в городе, два педеля, дозиравшие за образом жизни студентов, да Степан Кирович Кузнецов.

— Господа, господа… Привезите медведя! — шумели провожающие.

— Телеграфируйте о своем прибытии на Алтай.

— Ха-ха… Дятел простучит!

— Nikola, зачем вы учебники с собой берете? Кто их таскать за вами станет?

Кузнецов крепко пожал Крылову руку и, кивнув в сторону молодежи, с легкой завистью заметил:

— Веселая у вас компания, Порфирий Никитич. И мне бы нынче в поле… Раскопом заняться. Да нельзя.

Крылов сочувственно склонил голову. Он понимал глубокую обиду Степана Кировича: в окрестностях Томска обнаружились могильники со следами стоянок древнего человека, а господин попечитель предписал из библиотеки ни шагу. Дескать, не все пожертвованные фонды разобраны. Имелась в виду, прежде всего, библиотека самого Флоринского, которую он недавно подарил университету. Можно подумать, что не от работы с этими фондами, будто у рыбы окуня, покраснели глаза библиотекаря, не от сидения над карточками глаголем согнулась его спина!