Дмитрий Смирнов - Золотая Ладья
— Наконец, правители тех далеких земель пожаловались ромеям и попросили у них помощи. Надеюсь, про ромеев все вы слышали? Ромеи прислали огромное войско, но даже оно не отважилось напасть на Господа нашего, а дождалось, пока Он и воины его уснут. Увы, в дружине нашелся предатель, именем Иуда. Он провел ромейские легионы к месту отдыха своих собратьев, позволив внезапно захватить в плен Иисуса и всех его спутников. Только один из дружинников, Святой Петр, проснувшись, сумел отбросить нападавших, державших его, ранил одного из них и скрылся в темноте! Много позже именно он основал Церковь, к которой я имею счастье ныне принадлежать.
— Но что было дальше с Иисусом? — нетерпеливо спросил Олав.
— На него сразу надели тяжелые цепи, ибо боялись хоть на миг дать ему свободу, — продолжал рассказывать Августин, сам поражаясь собственному вдохновению. — Страшась, что стороники могут освободить его, казнили Господа нашего вдали от города, на горе — но так, чтобы все видели, что он умер. Боясь его даже мертвого, они положили его тело в пещеру и закрыли вход в нее тяжелым камнем. Однако на третий день он воскрес из мертвых! Откинул этот камень и явился во всем блеске своего величия. Враги его были повержены, передравшись между собой, а его самого, за все его славные деяния, живым взяли на небо.
Августин устало вытер пот со лба. Хирдманны были поражены.
— Да, это достойно саги, — признал Бови. — Я, пожалуй, мог бы сложить на этот мотив новую драпу.
— И мы с удовольствием ее послушаем, когда она будет готова, — уже совсем дружелюбно рассмеялся Медвежья Лапа. — Только объясни мне, монах, к чему нам еще один бог? Разве у нас нет нашего Одина?
— Но разве ваш Один может дать вам такую силу, каковой наделяет наш Бог? Судите сами — я пришел к вам один, без охраны, без оружия и без доспехов. Как вы думаете, почему?
— Неужели ты тоже воскреснешь, если тебя казнить? — усмехнулся ярл.
— Я готов показать истинные умения последователей нашего Бога любому из твоих воинов, — поклонился Августин, перехватывая посох. — Вот ты! — он указал на Агнара Земляную Бороду, выхватив взглядом знакомое лицо из окружающей массы Волков Одина. — Бери свою секиру, и ты узнаешь, что может простой монах!
Агнар неуверенно посмотрел на Олава Медвежью Лапу.
— Это малый не понимает, что говорит, — хирдманн покачал головой. — Я просто прихлопну его, как муху.
— Что ж, значит, одним проповедником Мертвого Бога будет меньше, — отозвался Олав лениво. — Дайте ему секиру и пусть докажет правоту своих слов делом!
Однако Августин жестом остановил ярла.
— Это лишнее, — заявил он. — Я берусь побить твоего воина одним своим дорожным посохом.
— Твое право, — разрешил Олав Медвежья Лапа. — Попытай свою удачу.
Братья освободили пространство, достаточное для поединка. В центр круга встали Августин и Агнар. Проповедник снял с головы капюшон и пробормотал одними губами молитву. Сам вид его преобразился: плечи расправились, глаза загорелись ярким огнем, а серое одеяние словно задвигалось от проснувшейся под ним телесной крепи. По знаку ярла он сблизился с Земляной Бородой, который остался на месте, лишь пошире расставив ноги. На лице хирдманна играла беспечная улыбка.
Некоторое время монах кружил вокруг своего грозного противника, не пытаясь наносить удары. Наконец, он сделал шаг вперед — и тут же рядом просвистело сверкающее лезвие «Хродвальда». Августин едва успел уклониться.
Однако он не растерялся и в следующий миг был уже с другой стороны от Агнара. Снова блеснула секира Земляной Бороды. Монах отпрянул. Это повторилось несколько раз, пока хирдманн внезапно не замедлился, словно натолкнувшись на какое-то невидимое препятствие. Конец посоха Августина ударил его в незащищенный лоб — зрителям даже показалось, будто из него выпорхнула яркая молния. На миг ослепнув, Агнар махнул «Хродвальдом», не понимая, что происходит, но проповедник был уже за его спиной.
Теперь он нанес удар посохом по загривку силача. Земляную Бороду словно окутало облако тьмы. Он сделал шаг, другой, вслепую размахивая секирой. Хирдманн слегка растерялся, будто боролся не с человеком, а с незримой тягой земли, утяжелявшей его длани, и с взбунтовавшимся против него воздухом, который облекал глаза пеленой. Привыкнув за свой немалый жизненный век к схваткам с всевозможными противниками, Агнар впервые столкнулся с чем-то совсем иным — тем, что выходило за пределы обычного ратного умения и воинской подготовки.
Но Земляная Борода был упрям. Осознав, что иноземный монах использует против него какую-то неведомую силу, мешающую нанести точный и верный удар, хирдманн решил полагаться не на глаза и уши, а на природное чутье, которое его никогда не подводило. Заревев, как дикий вепрь, он подался вперед. «Хродвальд» взлетел словно смерч — молниеностно и неотвратимо. Должно быть, ничто в этот раз не спасло бы Августина, столь долго искушавшего судьбу, от участи быть рассеченным пополам, если бы не какой-то лесной корень, что внезапно возник под ступней хирдманна, заставив его оступиться и упасть.
Агнар поднялся быстро. Глаза его стали совсем безумными, рот хищно раскрылся. Он уже хотел вновь устремиться на своего противника и руками разорвать его на части под улюлюканье зрителей, однако Олав Медвежья Лапа поднял ладонь.
— Довольно, — сказал он Агнару. — Остынь. Похоже, этот человек нам еще пригодится.
Августин приблизился к ярлу. Волки Одина негромко гудели, выражая одобрение ловкости иноземного монаха.
— Твои способности поистине необыкновенны, — задумчиво проговорил Олав, покачивая головой. — Ты умеешь заставлять противника делать то, что тебе нужно. Давно такого не видел. Можешь остаться гостем в моем хирде, или, если пожелаешь — примкнуть к Братьям. Я не бессмертен, как твой бог, но пока удача от меня не отворачивалась.
— Однако мне известно, что последнее ваше предприятие окончилось неудачей, — заметил на это Августин, отдышавшись. — Именно потому я и прибыл сюда от Сбыслава. Без моей помощи вам не обойтись.
Ярл не стал спорить.
— Ты доказал, что проворен, как Алсвидер[127], и многосведущ, как Альвис[128]. Быть может, по воле Норн ты и впрямь принесешь хирду пользу.
Среди Волков Одина никто не возразил решению Олава. Успех схватки с Агнаром Земляной Бородой, расколовшим своим «Хродвальдом» не одну сотню самых прочных голов, изменил отношение к чужаку. Теперь к словам монаха прислушивались, а самого его воспринимали всерьез. Августин сразу решил использовать возникшее к нему доверие в полной мере.
Во время трапезы у костра он уже восседал по правую руку от ярла, разглядывая волчьи морды, служившие коньками деревянных рам, на которые было натянуто палаточное полотно и которые, согласно убеждению свеонов, оберегали от врагов сон воинов. Все они были раскрашены в цвет парусов драконов, как и стул Олава. На нескольких переносных стольцах и расстеленных по земле шкурах Братья разложили деревянные миски, заполнив их сыром, сухарями, сушеной рыбой и соленым маслом. Распотрошили и тушу недавно подстреленного финами оленя, чтобы порадовать желудки горячей пищей.
— Известно ли вам, какую добычу вы ищете в земле радимичей? — полюбопытсвовал Августин, сидя с кубком в одной руке и закопченой оленьей ногой в другой.
— Говорят, их князь взял много золота, — заметил Олав. — А золотом всегда надо делиться.
Его замечание вызвало бурную радость среди хирдманнов.
— Это не просто золото. Это творение древних мастеров, Золотая Ладья, источник власти князя и залог порядка в его землях. Так что вам доведется не просто заполучить добычу, но уничтожить основу самого могущества Званимира!
— Я бы не отказался уничтожить и самого Званимира, после того, что мне пришлось вытерпеть в подвале по его вине! — проворчал Хумли Скала. — Иногда мне кажется, что мы боремся с древними Владыками Хаоса, побежденными Всеотцом…
— Многие мудрецы полагают, будто порядок и хаос находятся во взаимной вражде, — принялся разглагольствовать Августин о преданиях своих новых знакомых. — Однако это не так. Хаос — не более чем строительный материал, упорядочиваемый духом, разумом. И вражда между ними невозможна. Зато возможна вражда между двумя равными по силе разумами, вздумавшими упорядочить все сущее, согласно своему усмотрению. При таком подходе один разум просто не желает находить места в своей картине мира другому, отличному от него разуму. Так возникает непримиримая борьба, борьба не на жизнь, а на смерть. Два человека будут бороться за поле для посевов, за любимую женщину, за дом, за друзей. Два племени — а каждое племя есть порождение родового разума старейшин, жрецов и богов — будут вести борьбу за лес, за луга, за землю. Два народа будут сражаться за право быть первыми, за право указывать другим пути развития и устанавливать нормы существования.
