Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга 2 - Марина Алиева
– Я думал, что это мнение и вашей светлости, – огорченно развел руками Кошон. – Кто же мог допустить даже предположение, что епископ Руанский, только что так неловко просмотревший заговор против вас – его всегдашнего благодетеля, станет давать несостоятельные советы, окончательно рискуя вашим расположением.
– Я подумал, – хмуро буркнул Бэдфорд, не глядя на Кошона. – Подумал и не послал туда свои войска. Но время потеряно! Вместо того, чтобы идти на Орлеан объединенными силами, мы топчемся без особого толка частью в Шампани, частью в Мэне! А герцог Бургундский демонстративно держит основные свои силы на границах Геннегау… Всё! Хватит! Вы, Кошон, все равно собираетесь ехать в Руан по вопросу о неуплате налогов, вот и решите мне сразу два дела: сообщите Рошетайе о его отставке и соберите деньги для похода. Я иду на Орлеан!
– Об отставке?! – с притворным ужасом воскликнул прелат. – В такие тяжелые времена вы хотите оставить без пастыря одну из крупнейших архиепископских кафедр?!
– Ничего страшного, – отрезал Бэдфорд. – Соберите мне недостающие тридцать тысяч ливров и можете считать, что кафедра ваша.
КОЛОМБЕ-ЛЕ-БЕЛЬ
(весна 1429 года)
Поздним вечером возле небольшого постоялого двора на самой окраине Коломбе-ле-Бель, что расположился почти посередине между Нанси и Вокулёром, остановился маленький отряд. Старшим явно был молодой человек, одетый в чёрный бархатный камзол, чёрную же шляпу с большой серебряной пряжкой и меховой плащ.
Его спутники старательно изображали слуг не самого знатного дворянина, который то ли просто путешествует, то ли едет в Нанси по делам. Однако переговаривались приезжие не так крикливо, как любая другая прислуга, вооружены были отменно и действовали без суеты и бестолковости, как люди, явно привычные к строгому порядку, какой бывает в домах очень и очень высокородных господ.
Опытный глаз хозяина сразу разделил их по ранжиру: этот оруженосец, значит – дворянин, этот паж, этот конюх… Равно как и подметил потертые доспехами дорогие седла, серебряные шпоры на молодом господине и его очень не простой взгляд.
Так не смотрят местные дворянчики, у которых больше приятелей, чем слуг. Так не смотрят бургундцы, с их фальшиво-наглой манерой обшаривать глазами всё вокруг в поисках поживы. Обычные люди вообще не умеют смотреть будто ничто им не нужено, потому что всё имеют уже по праву рождения. А этот молодой человек смотрел именно так… И было в нем еще кое-что, с чем на своем постоялом дворе хозяин встречался редко, но когда встречался – чувствовал сразу, как бегающая по улице собака чует приближение грозы. Взгляд его источал власть. Настоящую, крепкую, окутывающую его даже против его желания.
«Уж не зять ли это его светлости герцога Карла?», – подумал хозяин, почти падая в поклоне. – «Коли он – надо подать лучшее вино. Люди говорят, мессир Рене не скупится, когда бывает доволен».
– Изволите откушать, господин? Или желаете просто отдохнуть за хорошим вином? Могу предложить отменное анжуйское.
– Воды, – коротко бросил молодой человек, проходя мимо хозяина в обеденный зал и озираясь. – Другие путники у тебя есть?
– С этим нынче плохо, господин. Те, кого гонит нужда, на постоялые дворы не тратятся, а иные ездить боятся.
– Это хорошо.
Молодой человек сел на скамью, широко раздвинув ноги и растопырив локти упершихся в колени рук, как это делают привычные к доспехам рыцари.
– Я заплачу за наш постой двойную цену, если до завтра ты больше никого на свой двор не пустишь.
– Помилуй Бог, сударь, кого и пускать-то! Нынче даже бургундцы не заглядывают. Как сняли осаду с Вокулёра, так и они, хвала пресвятой Богородице, ушли на ту сторону…
Хозяин махнул рукой туда, где по его мнению располагалась крепость. Потом взял со скамьи с кухонной утварью обожженную глиняную кружку и до краев налил её водой из высокого кувшина.
– Грабили сильно? – спросил молодой человек, принимая воду.
– Нет. У нас не очень – спаси Господи герцога Карла и пошли ему доброго здоровья – а в той стороне, – хозяин снова махнул в направлении Вокулёра, – там много деревень пожгли.
Тут ведущая на улицу дверь распахнулась и впустила еще одного господина.
«Этот пожиже будет», – мысленно определил себе статус вошедшего хозяин, бросая беглый взгляд на поношенную обувь, замахрившийся по низу плащ и шляпу с подобранным обычной медной пряжкой колпаком. В присутствии молодого человека новый господин шляпу снял, и открылась изрядно заросшая, но все еще видимая тонзура. Хозяин машинально перекрестился, однако, споткнувшись о суровый взгляд господина, неловко затеребил поднятой рукой застежку на своей куртке.
– Не принести ли все-таки еды? – робко спросил он.
– Мои люди обо всем позаботятся.
Молодой человек отставил кружку и кивком головы выпроводил хозяина за дверь.
– Проходите, господин Экуй, садитесь, – не столько пригласил, сколько приказал он вошедшему, когда в комнате никого, кроме них, не осталось.
– Здесь мы с вами расстаемся, а я все еще не знаю, какое дело желает мне поручить её светлость, – хмуро произнес Экуй, проходя и усаживаясь на другую скамью.
– Сейчас и узнаете. Только сначала пускай нам все же принесут еду…
Бывший секретарь Кошона устало опустил голову.
С того самого дня, как он привез документ, выкраденный у епископа, и с той минуты, как герцогиня Анжуйская поручила его заботам пары солдат из охраны замка в Пуатье, о Гийоме Экуе словно забыли. Не настолько, конечно, чтобы не давать ему пить и есть, или не выпускать изредка на прогулки по окрестностям, но достаточно, чтобы – как он думал – при упоминании имени Экуя недоуменно поднять брови и спросить: «А кто это?».
Первые дни преподобный терпеливо ждал. Потом злился, все больше свирепея от мысли к мысли, которые неизменно заканчивались клятвой отомстить. При этом даже самому себе он не уточнял – кому и за что. Потом устал, смирился и дал последнюю клятву: как только о нем вспомнят и решат отпустить – уйти в монастырь и замаливать свой грех до конца жизни.
О другом исходе Экуй не думал, справедливо полагая, что лишить жизни его могли сразу же, а коль он до сих пор жив – значит, не сочли нужным. Как не посчитали нужным и воспользоваться его услугами. «Видно, мне по-прежнему не доверяют, держат под замком для того, чтобы не смог предупредить Кошона, – размышлял преподобный. – Но, как бы там ни было,
