Вдова Клико - Хелен Фрипп
Я сделаю все, что смогу, когда выйду из этого опасного положения, при котором все французские граждане, даже я, обвинены в шпионаже.
Ваша Тереза
Николь выпустила письмо из пальцев. Быть может, сейчас Луи уже мертв. А все из-за ее безжалостной одержимости фирмой «Вдова Клико и компания».
Глава пятнадцатая
КАМУФЛЯЖ
Март 1810 года
Луи не вернулся ни тогда, ни на следующий год. Медленно проползло четыре года. Николь озабоченно следила за продвижением Наполеона по Европе и молила Бога, чтобы Луи был жив. Когда пришли вести, что Наполеон взял Берлин, а потом осенью 1806 года отхватил здоровенные куски Пруссии, она закладывала бленды и планировала следующую поставку, все еще не теряя надежды, что Луи даст о себе знать.
В 1808-м поздние морозы погубили урожай на корню, а Наполеон короновал своего брата королем Испании. Ропот несогласия слышался даже среди самых горячих сторонников Наполеона, тиски нищеты все сильнее сжимали Францию из-за бесконечных войн и отсутствия европейской торговли. Спасая, что можно, из пораженных болезнью лоз, Николь тосковала по Луи, ожидая, что он, как всегда неожиданно, появится с чудом добытыми заказами. Но вестей от него не было.
И даже умение Терезы творить чудеса здесь не помогало: арестованные французы не были настолько важными персонами, чтобы начальство следило, где кто из них находится. Порой казалось, что известие о его смерти было бы лучше этой тупой боли от обманчивой надежды. Теперь, в 1810-м, Наполеон развелся с Жозефиной, самой давней подругой Терезы, и через новую жену Марию-Луизу заключил союз с Австрией, но свою политику разжигания войн не изменил.
Не проходило и дня, чтобы Николь не представляла себе, как вдруг появляется Луи — скелет в волчьей шубе с теплой коньячной улыбкой и миллионом рассказов. Может быть, верно то, что говорят в городе: она приносит несчастье и ее самоуверенность стоила жизни двоим.
Николь резко проснулась. Было еще темно, соборные часы пробили пять утра. Она зажгла свечу, набросила на себя утренний халат, пробралась в подвал и посмотрела, как идет ее эксперимент. Безрезультатно. Четверть бутылок погибла, затуманилась — не лучший процент, чем в любом погребе Реймса. С чего она взяла, что найдет решение, не дававшееся никому за всю историю виноделия?
В кабинете она открыла бухгалтерскую книгу. Цифры были теми же, что в пять утра вчера, или позавчера, или, уж если на то пошло, в пять утра каждого дня за последние четыре года. Какие-то продажи были — Николь не жалела времени, добиваясь высочайшего качества каждой бутылки из своих погребов, и у некоторых покупателей еще оставались деньги платить за роскошь, но вообще-то продажи падали по всем товарам. Ей удавалось поддерживать виноградники и давильню с помощью экономии и одолжений. Но у ее предприятия не было никаких денежных резервов для длительных операций, а сейчас денег оставалось так мало, что их едва хватало, чтобы выплачивать жалованье.
Две из последних черных записей в книге появились после продажи сапфирового кольца и золоченого футляра со столовым серебром, принадлежавшего Франсуа. Не время сейчас для изысканных званых обедов. Хорошо, что у нее есть родители — хотя бы голодать им с Ментиной не придется, — но их деньги дела не спасут.
Она тронула желтого алмазного светлячка, которого подарил ей Франсуа в ночь своей смерти. Хотя бы поэтому он был неприкосновенным. Если бы дело потребовало, Николь готова была пожертвовать всеми подушками и стульями, но не этим светлячком.
Голые цифры, красные и черные, были неумолимы. Что бы им стоило хоть единожды солгать?
Николь вносила мелкие исправления, пока не заболели глаза, — чтобы чем-то себя занять до той поры, когда небо посветлеет и настанет пора мчаться на виноградники.
Направляясь к дверям, она посмотрела на себя в зеркало. Оттуда на нее глянуло изможденное лицо. «Такой бесконечной работой вы загубите свою внешность», — предупреждала Тереза. Николь натянула перчатки. «Я живу за двоих, за себя и Франсуа, и потому жизнь моя сурова вдвойне».
По дороге к виноградникам плечи Николь согрело весеннее солнце. Земля не судила ее, а уступала прикосновениям. Работники уже копали канавы. Завидев ее, они выпрямлялись и махали ей. Шайка отщепенцев вроде нее самой. Ни один из нормальных полевых рабочих не согласился бы работать на женщину даже в эти трудные времена. Ее рабочие — это отбросы, остатки, отверженные.
Мать Эмиля Мария была известнейшей шлюхой, но копала куда быстрее и лучше любого мужчины. Она улыбнулась проезжающей Николь щербатой улыбкой. Кристофу-Батисту, вернувшемуся с наполеоновской войны с одной ногой, оставалось лишь просить милостыню на улицах — но больше ему этого делать не придется. Рук у него по-прежнему две, и он очень умело забивает колья для подвязывания лоз.
Сироты из приюта — идея Ксавье. Целая орава недокормленных, сквернословящих, дерганых, психованных мальчишек. К четырнадцати они вполне вырастали настолько, чтобы из них вышел толк, а поскольку Ксавье их хорошо выучил, в Шампани они работу всегда найдут.
— Вы не коровье дерьмо лопатите, вы канаву копаете. — Он поднял мерную палку: — Вот такой вот ширины, ровную по всей длине, а то отправлю вас обратно в ту дыру, откуда вы выползли!
Тут единственная дыра — твоя, и пахнет она именно дерьмом!
Ксавье прищелкнул языком и гордо улыбнулся, виднее стали морщинки около глаз. Все постепенно старели, не старела только земля: каждый год она выглядела одинаково — тяжелая бледная корка. Когда ее переворачивают, открывается влажное подбрюшье, полное червяков, и парят сверху птицы, выпрашивая на завтрак лакомый кусочек.
— Привет, Ксавье! Как посадки?
— Через сорок сантиметров. Я уже столько копался в этой земле, что могу задницу в ней мыть. Ты знаешь, что никакой разницы нет, будет там сорок пять или тридцать пять сантиметров?
— Воn, — ответила Николь, встряхивая раскладную линейку и измеряя длину ряда сама. — On est presque lа[46]. Вот здесь чуть влево… — Она вставила колышек в нужной точке. — Вот это переставить сюда.
Она аккуратно посадила лозу, присыпала песочком и утрамбовала, добавив немного fumure — пепла из карьера. Если все правильно, эти ягоды дадут вкус чистый, светлый и густой — идеальное вино к устрицам. Николь уже отметила в уме нужного покупателя в Париже.
— Давай
